-- Волусен?

   -- Дальше... - трибун сглотнул. - Дальше дорога спускается вниз, на равнину. Милях в двух к западу - лес, а на восток и на север чистая земля. Там есть, где поставить лагерь. Недалеко рыбацкая деревушка, домов десять. Не дома, а так, хижины...

   Он замолчал, видя, что Цезарь уже не слушает его.

   -- Росций, начинай высадку. Кто у нас в первой линии?

   -- Шторм перемешал корабли, но должен быть двенадцатый легион.

   -- Хорошие солдаты. Пустим пять когорт, потом ещё пять. Они пробьют брешь. Потом седьмой легион, чтобы закрепить позиции. Вспомогательные когорты в резерв, кавалерию тоже, здесь им не развернуться.

   Росций на глаз прикинул расстояние до гребня.

   -- Можно подвести триремы ближе к берегу, баллисты прикроют легионы.

   -- Нет, слишком далеко. Не стрелам сегодня отмерять правду богов. Волусен!

   -- Я здесь, император!

   -- Возглавишь штурмовой отряд. Ты проводил разведку, тебе и вести.

   Цезарь посмотрел на небо. Огненный диск солнца задел левым краем разрыв между тучами, озолотив узкую полосу пляжа. Добрый знак. Боги указали место, и значит они на их стороне.

   -- Сигнал к бою! Вывесить плащ!

   Загремели сходни под солдатскими калигами, сигниферы подняли значки когорт. По пляжу начал растекаться людской поток, заливая берег подобно морской волне. Постепенно бесформенная масса разделилась на пять частей и приняла правильные размеры прямоугольников, обратившихся лицом ко входу в ущелье. Разыгравшийся ветер донёс грубоватый голос Бакула.

   -- Осторожно, берегите ноги! Переломаете кости - я вас на руках не понесу!

   Когорты становились по тридцать человек в ряд, встать шире не позволяли скалы.

   -- Бальвенций, по ущелью идём колонной. Когда поднимемся на плато, я встаю первый, за мной ты и Луканий. Строим клин, пробиваем брешь и ждём остальных. Всё понятно? Главное - скорость! Чем быстрее будем двигаться, тем меньше крови прольём... Эй, трибун! Куда прёшь?!

   Шагавший мимо Волусен оторопел. Уже центурионы перестали узнавать.

   -- Ты ослеп, Бакул? Цезарь приказал мне вести отряд. Я здесь старший!

   -- Это я здесь старший! А ты можешь встать в арьергард и командовать задней линией!

   Он отвернулся, считая вопрос решённым. Волусен плюнул, глупо спорить с примипилом на глазах у легиона, и пошёл в конец колонны.

   Бакул огладил усы, стряхивая застывшую соль, и поднял щит.

   -- Все помолились? Тогда вперёд!

   Первая коробка начала осторожно втискиваться в узкий проход. За ней, не отставая ни на шаг, двинулась вторая. Шероховатые скалы поднялись над головой, закрыв небо, и почти сразу в нос ударил тяжёлый запах сырости и тревоги. Идти было трудно, ноги по щиколотку вязли в жидком гравии напополам перемешанным с песком, и чтобы сделать очередной шаг приходилось вырывать их из топкого крошева. Звук осыпающегося камня и хриплого дыхания расползался по ущелью натужным шёпотом. Время остановилось. Не прошли и двух стадий, а глаза и шею уже заливал едкий пот, словно целый день маршировали по этому проклятому ущелью. Хлипкий дневной свет, едва достигавший дна, не освещал, а только обманывал, не в силах разогнать укоренившуюся темноту...

   Бальвенций повесил щит на плечо, как в походе, и стёр пот с лица. Чуть в стороне, у самой стены, пролегала хорошо утоптанная тропинка, в самый раз, чтобы проехать конному. Идти по ней будет удобней и легче, и никто не скажет ни слова. Центурион! Но плох тот командир, что ищет для себя лёгких путей, предоставляя солдатам право рвать жилы на каменных перекатах. Уважение зарабатывают не чистыми одеждами, а изодранными сандалиями и проржавевшими от крови и соли кольчугами. Идти надо впереди, а не сбоку, иначе какова тебе цена? Он оглянулся. Правофланговые жались поближе к тропинке, но ступить на неё не смели, видя, что командир дерёт ноги о щебень.

   -- Держитесь плотнее к центру... Ничего, ребятки, скоро выйдем на плато. Там будет полегче.

   А так ли?- тут же скользнула мысль. - Там бритты. А в таком бою малой кровью не обойдёшься.

   Сверху потёк каменный ручеёк.

   -- Лучники! - разлетелся по ущелью жуткий вопль.

   Бальвенций прибавил шаг. С боку прилетела стрела, скользнула лёгким пером по кольчуге и ударила шедшего рядом солдата. Тот взвыл, резко крутанувшись на месте, и забился в судороге.

   -- Не останавливаться! Не останавливаться!! - закричал Бальвенций. - Прикрыться щитами!

   От стен отразился стон, выводя людей из навеянной усталостью спячки. Солдаты подняли щиты, теснее прижались друг к другу и двинулись дальше, перешагивая через упавших.

   Стрелы застучали по щитам. Лучники били не торопясь, что б наверняка. Бальвенций вздрагивал каждый раз, когда рядом кто-то вскрикивал и падал. Скольких они не досчитаются, когда выйдут на плато? Терять людей всегда тяжело, а тех, с кем прошёл сквозь долгие годы войны - вдвойне. Гибли ветераны, измерившие своими ногами всю Галлию, с кем делил хлеб и последний глоток воды. И сердце закипало кровью. Быстрей, быстрей добраться до бриттов и давить их, резать как бешеных псов!

   Сразу прибавилось сил, и он ускорил шаг.

   Наконец впереди замаячил просвет между скалами и совсем недалеко, рукой подать, стена бриттов. Первая когорта уже начала разворачиваться, образуя остриё клина. Бальвенций вывел когорту на плато и, перестраиваясь на ходу, повёл на правый фланг. Слева продвигался Луканий. Ряды заметно поредели, но останавливаться и ждать подхода подкреплений нельзя, иначе и те, кто вышел из ущелья, навсегда останутся лежать на этих камнях.

   В голове стучала одна мысль: сбить бриттов вниз, взойти на холмы и уничтожить лучников, чтобы остальные когорты могли пройти по ущелью без потерь. Раскрашенные синей краской лица варваров сливались в одну линию. Ещё две-три стадии - и правду богов будет отмерять длина меча. А в рукопашной правда за тем, чья воля к победе сильней. Чья боль и ненависть уже перехлестнули через край! Только бы дойти, докарабкаться до перевала, ощутить в ладони знакомое тепло!..

   Бритты разошлись, открывая в строю широкие прорехи, и вниз с дробным грохотом покатились бочки. Клин вздрогнул. Ударяясь о камни, бочки раскалывались и выплёскивали на склон вязкие волны смолы. С холмов полетели горящие стелы, смола заполыхала. К верху взметнулось пламя, закрутился огненный вал и обрушился на наступающие когорты.

   Бальвенций не раз видел, как горят дома. Есть в этом зрелище что-то завораживающее. Огненный столб поднимается ввысь, едва не задевая небо, во все стороны разлетаются горячие искры, подхваченные буйным ветром, и больно жалят, если осмелишься подойти ближе. Но он никогда не видел, как горят люди.

   Лицо обдало жаром, и вслед за тошнотворным запахом палёного мяса до ушей долетел страшный крик. Яркими факелами вспыхивали серые фигурки, падали, катались по камням, оставляя на острых срезах клочья одежды и кожи.

   Передовая линия дрогнула и начала пятиться. Пока без паники, сохраняя подобие строя - сказывался заработанный в боях опыт. Но уже чувствовался в воздухе едкий привкус наползающего страха, что заставляет забывать всё и обо всём. Опытный солдат может пойти на меч с голыми руками, потому что всегда есть шанс увернуться - от огня не увернёшься! Голоса центурионов, гнавших солдат вперёд, тонули в общем гуле бьющегося пламени и криках обожжённых. Клин рассыпался, раскалывался на части как бочки со смолой. Не было больше единства, а только просыпающийся ужас древнего как мир инстинкта самосохранения.   Огненный вал выжег в середине строя огромную дыру и покатился дальше, навстречу выходившим из ущелья коробкам. Центр провалился. За ним потянулся левый фланг, сбиваясь в бесформенную толпу. Перед ущельем образовался затор. Ещё не тронутые паникой когорты пытались обойти его стороной, но волна бегущих смяла их и поволокла за собой. Трубы отчаянно ревели и звали солдат в строй; несколько человек стояли вокруг орла, к ним подходили новые, но большинство не слышали ничего...