Усадебный дом стоял на крутом берегу реки. Во время весеннего паводка или после проливных дождей уровень воды в реке быстро поднимался. Но обитатели виллы не боялись наводнений. Только ниже по течению реки во время половодья река выходила из берегов, затопляя низины.

Ювентина быстро привыкла к этому живописному месту. Оно отчасти напоминало ей Альбанскую виллу, хотя вокруг не было лесов. Здесь леса заменяли фруктовые сады и оливковые рощи.

Ранняя весна наполнила окрестности Казилина и Капуи запахом земли и растений. На деревьях пробивалась молодая листва. На зеленых лужайках у ворот имения зацвели фиалки.

Слухи о том, что происходило под Капуей и в самом городе, быстро доходили до имения. Его обитатели постепенно осмелели и все чаще возили на продажу в город хранимые с осени овощи и фрукты.

В Капуе цены на съестные продукты продолжали расти. Грабежи на участке Аппиевой дороги между Казилином и Капуей случались реже, чем на дорогах к востоку и югу от столицы Кампании, особенно после прибытия претора и его солдат.

Побывавшие в Капуе рабы рассказывали об энергичных приготовлениях Лукулла, о больших подкреплениях, присылаемых ему кампанскими городами, о жестоких казнях, которым подвергались пойманные беглые рабы.

У Ювентины от этих рассказов тоскливо сжималось сердце, и она все больше боялась за Мемнона, подвергавшего себя опасности во время частых поездок к ней. Она все чаще испытывала потребность молиться.

Неподалеку от Казилина был небольшой храм Венеры. Местные жители не отождествляли Венеру с Афродитой, греческой богиней любви и красоты. Для них она была покровительницей садов и огородов, ей поклонялись как божеству обилия и процветания природы.

Ювентина дважды приходила в этот храм. Священнослужитель Венеры принимал от нее необходимое количество денег и совершал жертвоприношение, а Ювентина горячо молилась перед алтарем богини, заклиная ее сохранить Мемнона и помочь несчастным рабам одержать победу над римлянами.

В одиннадцатый день своего пребывания в имении она не находила себе места от снедавшей ее тревоги. Мемнон обещал ей приехать на рассвете, но день уже близился к концу, а его все не было. Видимо, в положении под Капуей произошли серьезные изменения, и дело близилось к развязке.

Ювентина то и дело выходила за ворота виллы, подолгу вглядываясь в сторону Тифатских холмов, куда уходила проторенная через широкий луг дорога.

Чтобы немного отвлечься от тягостных дум и мрачных предчувствий, она собирала цветы и плела венки.

К вечеру трое рабов, отправившихся еще с утра на капуанский овощной рынок, пригнали обратно порожние повозки, хвастаясь виллику, что товар был мгновенно раскуплен по хорошей цене. Они рассказали, что преторский легат привел из Самния по меньшей мере восемьсот воинов, обманув Минуция, который намеревался устроить ему засаду где-то за Калатией, но легат провел своих солдат через горы в обход и беспрепятственно добрался до Капуи.

Перед самым закатом с ноющей тоской в груди Ювентина вернулась в свою комнату.

Поставив цветы в вазу, она прилегла на кровать и закрыла глаза, прислушиваясь к неровному биению своего сердца.

В комнате плавал сладкий душистый запах фиалок.

Последняя новость была неутешительна. Римский претор умножил свои силы и, вероятнее всего, не станет больше уклоняться от сражения.

Рабы в имении, вторя обывателям Капуи и Казилина, называли затею Минуция чистым безумием. Неужели они правы и восстание изначально обречено на неудачу? Но почему, почему бы рабам не одержать победу? Конечно, силы неравны. Одна надежда на милость и покровительство бессмертных богов. Они должны встать на сторону обездоленных против несправедливости и угнетения. Они уже дали свидетельства своего нерасположения к римлянам, которые терпят поражение за поражением от кимвров. Рим — воплощение бесчеловечности. Даже от самих римлян зачастую можно услышать, что этот город неугоден богам, так как он основан на братоубийстве, что у римлян души волков, ненасытная жажда крови, власти, богатств.

Ювентина вспомнила недавний разговор с Мемноном, который говорил ей, что Минуций возлагает большие надежды на кимвров. Они скоро должны вторгнуться в Италию, и это будет спасением для восставших. Нет, Минуций не похож на безумца. Он, может быть, не все правильно рассчитал и выступил слишком рано, но ведь он совершенно прав, когда говорит, что с приходом кимвров тысячи рабов, стонущих в цепях по всей Италии, начнут повсеместно вырываться из своих тюрем — нужно только продержаться до того момента, когда кимвры начнут свое наступление на Рим.

Незаметно подкралась ночь, но неотступные и беспорядочные мысли не давали Ювентине уснуть.

Лай собак и топот лошадиных копыт заставили ее вскочить с постели.

Первой была радостная мысль: «Это Мемнон!».

И она не ошиблась.

Выбежав во двор, залитый лунным светом, Ювентина увидела идущих ей навстречу Мемнона, Эватла и Геродора, а за ними — управителя Гиппия и еще нескольких рабов с зажженными факелами в руках.

— Идите на конюшню и запрягите лошадь в двуколку, — приказал Мемнон Геродору и Эватлу.

Потом он обнял Ювентину и торопливо ее поцеловал.

— Пойдем, — сказал он. — Тебе нужно собрать все свои вещи.

— Но что случилось? — с удивлением и беспокойством спросила Ювентина.

— Долго рассказывать. Пошли!

Когда они вошли в комнату, Мемнон сказал:

— Тебе предстоит небольшое путешествие. Это недалеко. С тобой поедут Геродор и Эватл.

— Но ты можешь мне объяснить…

— Ни о чем не спрашивай. Так надо.

Ювентине ничего не оставалось, как повиноваться.

Она быстро завязала в узелок все, что у нее было, и накинула на плечи легкий плащ, подаренный ей Мемноном в Кайете.

Они молча вышли во двор и направились к воротам.

Вскоре Геродор подогнал туда двуколку, запряженную Адамантом, который громко фыркал и недовольно тряс головой.

Ювентина села в повозку и взяла вожжи, переданные ей Геродором.

Мемнон, отвязав коня от коновязи, сказал на прощанье виллику, который с растерянным видом стоял у ворот:

— Всего хорошего, Гиппий. Я уверен, что мы расстаемся ненадолго. Возможно, очень скоро мы снова будем здесь.

Мемнон, Эватл и Геродор вскочили на коней и поскакали по лугу, озаренному бледным сиянием луны.

Ювентина, щелкнув вожжами по спине Адаманта, тронула следом за ними свою двуколку.

Они ехали неспешно, в полном молчании, чутко прислушиваясь. В этих местах тоже могли оказаться конные римские дозоры. Они занимались охотой за беглыми рабами, пробиравшимися в лагерь Минуция со стороны Самния и даже с правобережья, преодолевая вплавь Вултурн.

Примерно через час, обогнув с северо-востока гору Тифату, всадники и сопровождаемая ими двуколка остановились близ развалин старой крепости, разрушенной когда-то Ганнибалом.

— Здесь я вас покину, — сказал Мемнон. — Я возвращаюсь в лагерь. Еще раз напоминаю вам, — обратился он к Геродору и Эватлу. — Вы должны остановиться и ждать меня на первом же постоялом дворе у дороги в Ателлу…

— Не беспокойся. Эватл и я хорошо знаем этот заезжий двор, — ответил Геродор. — Жаль только, что мы не знаем о цели нашей поездки, — добавил он.

— Ваша цель оберегать Ювентину. Я очень надеюсь на вас, друзья мои.

Потом он наклонился к Ювентине и тихо сказал ей:

— До встречи, любимая.

Оставив на ее губах поцелуй и боль в сердце, Мемнон ускакал в темноту ночи.

Ювентина, Геродор и Эватл двинулись дальше по дороге, уходившей к востоку от Тифатской горы в направлении Калатии.

Книга сделана специально для библиотеки Либрусек.

По прибытии в Капую Гнея Клептия с его когортой претор Лукулл решил больше не медлить. Все рекомендации своего мудрого и опытного шурина он выполнил.

«Теперь у Метелла не будет причин в чем-либо меня упрекнуть», — думал Лукулл, отдавая приказ своим командирам о выступлении из города.