Сказав все это, Минуций распустил военный совет.

— А ты, Мемнон, останься, — сказал он александрийцу, которого он тоже пригласил на собрание, хотя тот не был командиром.

Когда они остались наедине, Минуций долго молчал, в задумчивости прохаживаясь по палатке. Лицо у него было пасмурное и озабоченное.

— Все, что я сейчас скажу тебе, должно сохраниться в тайне, — наконец заговорил он. — Пусть тебе это не покажется странным, но тебе я доверяю больше, чем кому бы то ни было. Откровенно говоря, я не ожидал, что ты сдержишь свое слово и явишься ко мне наперекор всем опасностям…

— Ничего удивительного, ведь ты имел дело с презренным гладиатором, — грустно пошутил Мемнон.

— Ты доказал, что это не так, — возразил Минуций, — и я надеюсь, что клятву, данную тобой в Риме именем бессмертных богов, ты исполнишь до конца.

— В Риме я обещал тебе помочь перебраться на Крит к Требацию Тибуру, но совсем недавно ты сказал мне, что я тебе нужен в качестве посредника при переговорах с ним, — сказал Мемнон, пытливо глядя на римлянина и силясь понять, к чему он клонит.

— С переговорами придется повременить, — помрачнев, ответил Минуций.

Мемнон посмотрел на него с недоумением.

— Ты хочешь сказать… — начал он.

— Послушай, Мемнон, — прервал его Минуций. — Завтра будет сражение, и я совсем не уверен, что собранные мною рабы, кое-как вооруженные и слабо спаянные между собой люди, окажутся в состоянии нанести поражение более многочисленному и лучше вооруженному противнику. Мне же нужна решительная победа, иначе вся дальнейшая борьба будет бессмысленна. Если завтра они отступят, побегут, я не стану больше испытывать судьбу в безнадежном деле. Да, да, я вынужден буду покинуть их. Называй как хочешь мой поступок, но эти люди, обреченные на верную гибель в случае поражения, не смеют отступать, не смеют цепляться за жизнь. Они должны сражаться до конца, как гладиаторы на арене амфитеатра. Если завтра они побегут, то никто из них не достоин ни жизни, ни свободы, ни такого вождя, как я… Итак, завтра я должен загнать обратно в город преторских солдат или мне ничего не остается, как бросить все и бежать.

Последние слова Минуций произнес с нескрываемым раздражением и злостью.

— Если я правильно понял, в случае поражения нам предстоит бегство к морю? — мягко спросил Мемнон.

Минуций молча подошел к столу, на котором лежал пергамент с подробной картой Кампании.

— Вот, смотри, — ткнул Минуций пальцем в пергамент и повел на восток от Тифатской горы. — Это путь, по которому мы поначалу доберемся до Калатии, чтобы сбить с толку возможных преследователей. Пусть они думают, что мы направляемся в Апулию, Калабрию, куда угодно. А мы повернем от Калатии на Ателлу — оттуда до нее не больше шестнадцати миль. В Ателле можно будет дать отдых лошадям или купить новых. Затем отправимся в Байи…

— В Байи? — переспросил Мемнон, внимательно слушавший римлянина.

— Да, в Байи. Там можно будет сесть на корабль, следующий в Сицилию, где, как ты говорил, мы найдем надежное временное пристанище…

— Если все это произойдет завтра, я должен сегодня же ночью предупредиить Ювентину, — чуть помедлив, сказал Мемнон.

Минуций нахмурился.

— Ты намерен взять ее с собой? — спросил он.

— А как же иначе? — удивился Мемнон.

— Я полагал, что ей следует остаться на вилле Никтимены. Когда Никтимена вернется, Ювентина будет под ее покровительством и…

— Это совершенно исключено, — решительно возразил Мемнон. — Ты забыл, что Ювентина в розыске, объявленном претором. Я ни в коем случае не оставлю ее в Италии. Да и Никтимена подвергнет себя опасности, дав ей приют. Бедная женщина и так страшно напугана. Я ведь знаю, что она уехала к родственникам в Кумы, боясь, как бы ее не заподозрили в причастности к твоему заговору и восстанию…

— Ты прав. Я позабыл, что Ювентина объявлена в розыск, — сказал Минуций, досадливо морщась. — Ты хочешь привезти ее в лагерь? — помолчав, спросил он.

— В этом нет необходимости. С рассветом она поедет в Ателлу на своей двуколке. Я хочу, чтобы ее сопровождали Геродор и Эватл. Если завтра нас ждет поражение и бегство, все трое присоединятся к нам в условленном месте.

— Хорошо, пусть Геродор и Эватл отправляются немедленно, — сказал Минуций.

Глава шестая

СРАЖЕНИЕ У ТИФАТСКОЙ ГОРЫ

Ювентина уехала в имение Никтимены сразу после окончания празднества, устроенного Минуцием в честь своей покровительницы Дианы Тифатины.

Сопровождали ее Мемнон, Геродор и Эватл.

Ювентина беспокоилась: как-то примет ее хозяйка имения. Про нее говорили разное. Неэра ее страшно не любила. Пангей отзывался о ней сдержанно и туманно.

Геродору она нравилась своим веселым, хотя и несколько легкомысленным нравом. Эватл находил ее женщиной ветреной и глупой.

Но Никтимену они не застали в имении.

Виллик сказал, что она отправилась в Кумы погостить у родственников.

К Ювентине виллик отнесся с видимой доброжелательностью. Он поселил ее в небольшой уютной комнате, находившейся в пристройке большого усадебного дома.

Мемнон, расставаясь с ней, обещал навестить ее в самое ближайшее время.

И он не заставил себя ждать, так как уже на следующий день примчался в имение. Ювентина была вне себя от радости, только тревожилась, как бы он во время своих поездок к ней не натолкнулся на римлян. Александриец, успокаивая ее, рассказал, что нашел вполне безопасную дорогу, которая пролегает через укромную долину за Тифатской горой, где римские всадники не осмеливались появляться.

В лагере Мемнон находился на особом положении. Минуций хотел включить его в число своих телохранителей, но Мемнон попросился в отряд Сатира и проводил время с товарищами-гладиаторами, которые обучали воинов, недостаточно хорошо владевших оружием.

Минуций о нем не забывал и по вечерам часто приглашал к себе в палатку, посвящая его во многие свои планы на будущее. В этих беседах почти всегда принимали участие Ламид и Варий.

Мемнон узнал, что Варий готовит свой отряд к походу в Сицилию, где, по слухам, среди рабов происходило сильное брожение.

Фрегеллиец Мемнону понравился. Он производил впечатление человека в высшей степени порядочного. Его историю рассказал ему Минуций. Александриец несколько раз беседовал с Варием и высказывал ему свое желание принять участие в будущем сицилийском походе.

Мемнон предполагал, взяв с собой Ювентину, проделать в отряде Вария путь к Сикульскому проливу и оттуда морем добраться до Сиракуз. В Сицилии Ювентину можно было устроить в безопасном месте, а Мемнону предстояло путешествие на Крит, где он должен был передать Требацию предложения Минуция.

Но пока об этом шли одни разговоры. Все понимали, что сначала необходимо нанести поражение претору Лукуллу и громкой победой привлечь к восстанию как можно больше рабов.

Благодаря Мемнону Ювентина была в курсе всех этих замыслов. Во время частых приездов Мемнона в усадьбу она делилась с ним своими соображениями по поводу дальнейшего хода восстания, как всегда, предрекая ему великое будущее.

Мемнон был более сдержан в оценке происходящего. Он считал медлительность Минуция недопустимой. По его мнению, он не должен был терять драгоценного времени под Капуей, наблюдая за тем, как Лукулл изо дня в день наращивает свои силы. Ему следовало бы, говорил он, непрестанно передвигаться из одной области в другую, освобождая рабов, томящихся в эргастулах, и тем самым увеличивая численность своей армии. Этой тактикой Минуций непременно выманил бы Лукулла из Капуи, водил бы его за собой по глухим, труднопроходимым местам, изматывая его силы, и в благоприятный для себя момент навязал бы ему сражение.

Вилла Никтимены находилась в глубокой излучине Вултурна, немногим более трех миль выше Казилина и в четырех милях от Капуи.

Прекрасная гречанка очень любила проводить здесь летнее время, когда имение утопало в зелени многочисленных плодовых деревьев и виноградников.