Нужное судно Бероев нашёл не сразу. Жизнь на портовых причалах кипела. Под погрузку-разгрузку встали прибывшие с караваном лесовозы. Выгружалось оборудование и вездеходы, грузились в трюмы связки брёвен. Визг лебёдок, гвалт, матюги грузчиков.

Лишь у дальнего причала отыскался «Ястребок» – спичечный коробок на фоне океанских судов. Пришвартованный катер, на корме которого громоздились четыре огромные 400-литровые бочки, мотало на стылых волнах. Кранцы из автопокрышек постукивали о мокрые доски причала. На берегу была свалена куча из метиза. Ветер бился в неё, норовя разрушить, отчего шум моря смешивался с металлическим грохотом. По сходням сновали несколько якутов, перетаскивавших метиз в трюм. Они подбегали к куче, хватали в охапку кастрюли, тазы, бельевые баки и, придерживая подбородком, возвращались на борт.

На причале Бероев разглядел две нахохлившиеся фигуры. Кутался в брезентовый плащ Потвин. Подле него, на уголке потёртого фибрового чемодана, сидела сгорбившаяся баба в демисезонном пальтишке и слежалом пуховом платке, краем которого она закрывала лицо от пронизывающего ветра. Сам Олег принарядился в новенькое армейское обмундирование. Ловко на нём сидевшее, а главное – удобное, не стесняющее движений.

При звуках шагов Потвин обернулся, с деланым радушием протянул руку Бероеву.

– Проводить пришёл. Лично, так сказать, убедиться, что всё в порядке.

Олег спрятал усмешку. Ещё бы не в порядке. Потвин явился убедиться, что катер отчалит без Виталины.

Из рулевой рубки на седловатую палубу то ли вышел, то ли выпал костистый человек в бушлате и морской фуражке. Он ухватился за мачту, покачался, налаживая равновесие.

Не выпуская мачты, пнул сапогом подвернувшегося якута.

– Чурки хреновы! Только под ногами путаются, – разнесло ветром – вперемежку с отборным матом.

Покачиваясь, он добрался до борта. Вгляделся в людей на причале. Прокашлялся.

– Я – капитан катера Моревой. Сказали, будто посудомойку пришлют, – в никуда сообщил он.

Женщина поднялась. Коренастая, крепкая. На отёкшем лице обнаружились нелепые солнечные очки.

– Вершинина я! – угрюмо представилась она. – Надеждой Фёдоровной кличут. Можно просто – Фёдоровна. От морпорта на сезон прислали. Стажа для пенсии добрать. Могу и по чистоте помогать.

Моревой, не ответив, всмотрелся в мужчин.

Потвин выступил вперёд.

– Это кинооператор Бероев, – представил он Олега. – Попутчик ваш до посёлка.

Моревой напряжённо соображал.

– Вас должны были предупредить в порту, – напомнил Потвин.

– Предупреждали – не предупреждали. Может, и предупреждали… Да и хрен бы с ним… Гена! – представился он свойски.

– Олег! – ответил Бероев.

– Виталина! – послышалось сзади. Виталина в штормовке и полусапожках, тяжко отдуваясь, опустила на землю объёмистый рюкзак.

– Бежала. Боялась опоздать! – сообщила она.

Потвин посерел:

– Витали!.. Да что вы надумали? Обо всём же договорились! Вы на море гляньте. Хорошая волна перевернёт – и с концами.

– Это да. Это как не хрен делать, – согласился Гена. Море и впрямь свирепело. Катер постукивало кранцами всё энергичней.

– Говнюк не появлялся? – поинтересовался вдруг Моревой. Пассажиры на причале озадаченно переглянулись.

– Да не о вас я, – успокоил их капитан. – Механик мой запропал. Такой уркаган! Тюрьма по этой падле плачет.

– Замучаешься сажать! – ответили ему. Стоящих у трапа окатило густым сивушным духом. Подле них покачивался выступивший из темноты очень крупный мужик в бушлате, в болотных сапогах. Маленькие глазки на бурой, распаренной физиономии затянуло пьяной поволокой.

– Толян Вишняк, механик и штурман этой галоши, – представился он. Сжал волосатый кулачище. Икнул. К сивушному перегару добавился сильный чесночный дух. – Насчёт волны – не боись, сухопутные салаги! Мореманы в болотах не тонут! «Лапти» ваши мне как два пальца!..

По трапу сбежали два якута – за остатками посуды.

Толян насупился.

– Копаетесь, звери?! – Подобно капитану на палубе, он попытался долбануть сапогом по пробегавшему мимо якуту. Поскользнулся. Пьян он был просто изумительно.

– Ничего! Их же двое. Капитан как будто потрезвее, – неуверенно успокоила то ли других, то ли себя Виталина.

– Отчаливаем спехом! Вот-вот Боден заявится! – выкрикнул Моревой.

И будто накликал: из свинца, накрывшего Тиксинскую бухту, вынырнул портовый катерок.

На палубе, ухватившись за мачту и широко расставив ноги, стоял приземистый, с окладистой рыжей бородой крепыш.

Поравнявшись с «Ястребком», приложил к губам рупор.

– Внимание всем! Говорит капитан порта! В связи с ухудшением погоды порт закрывается. Выход в море всем типам судов запрещаю. Приближается шторм. Повторяю! Выход в море по погодным условиям запрещаю! Все разрешения на выход в море отменяются до завтра! – Катерок продолжал идти вдоль побережья, растворяясь в тумане. Бас бородача глох вдали. – Внимание! Выход в море запрещаю!.. – донеслось совсем слабо.

– А во… тебе! – Толян, нещадно матерясь, полез на борт.

– Отчаливаем! – Подбежавший капитан потянулся к трапу. Увидел сбившуюся группку. Вспомнил. – Живо на борт!

Четверо остолбенели, увидев то, что не так заметно было со стороны. Похоже, капитан был не трезвее своего механика.

– Ну что? Плывёте или – пошли вы?..

Он взялся за трап. Вершинина подхватила чемоданчик и грузным шагом взошла на борт. Бероев колебался. Такого не ожидал. Экипаж из двух пьянющих мужиков на катерке в штормовом арктическом море – явный перебор. Но и сорвать задание было нельзя. Положившись на доброго своего ангела-хранителя, Олег подхватил перевязанную аппаратуру.

– Не поминайте лихом! – крикнул он разудало. Помахал остающимся.

– А рюкзак девушке поднести, кавалер? – пискнула Виталина.

– Думать забудь, дурёха! – рявкнул Бероев. – Это ж пекло!

– Пекло, Виталиночка! Ещё бы не пекло! – подхватил Потвин. – Сама погляди! А в гостинице-то уютно! Портвешок на двоих.

Он попытался ухватить Виталину за талию.

Может, она б осталась. Но, услышав про портвешок на двоих, своенравная девчонка решилась и, вырвавшись из рук Потвина, последней взбежала на борт.

Трап подняли. Капитан вошёл в рулевую рубку. Следом ввалился механик. Мотор добавил оборотов. Берег растворился в тумане. Необратимое свершилось.

Трое безнадзорных пассажиров растерянно переглянулись.

– В каюту, что ли? – предложил Олег. Носовая каюта была перегорожена деревянной перегородкой. Дальняя, обжитая часть состояла из двух кроватей, на которых в беспорядке были разбросаны мужские вещи. Передняя с пристёгнутыми нарами пустовала.

Едва покидали багаж, как катер подбросило, будто автомобиль, с разгону угодивший в дорожную яму. В следующую секунду всех троих потащило к правой стенке.

– Накренило, кажись? – опасливо догадалась Вершинина.

– Они что там, штурвал потеряли? – вымученно пошутила Виталина.

Бероеву почудилось, что в завывания ветра и волн вкрапились обрывки надрывных выкриков. Он метнулся наружу. За ним выскочили женщины. Кто-то из них ойкнул.

По пустой палубе среди потоков воды катались капитан и механик – мутузя друг друга. С ощерившимися, искажёнными ненавистью лицами. Капитан Гена, запрыгнув своему механику на спину, изо всех сил сдавливал ему горло.

– Удавлю, паскуда! – хрипел он. – Это тебе не пацанов топить!

Но крупный Толян перевернул Гену и подмял под себя.

– Сам сдохнешь! Выброшу за борт! Одним больше – одним меньше! – пообещал он.

Ухватив капитана за волосы, приподнял голову, чтоб садануть затылком о палубу.

Гена как мог изворачивался, силясь дотянуться зубами до кадыка.

Вишняк, размахнувшись кулачищем, будто молот, опустил его вниз. Капитана спасла новая, обрушившаяся на палубу волна.

Ловко откатившись, он вскочил и припустил в каюту.

Толян, в свою очередь, бросился в камбуз и тотчас, дико вращая глазками, выскочил с тесаком в руках. Из каюты с двустволкой наперевес выбежал Гена.