– Анатольевич Свиридов?

– Анатольевич – это отчество. От слова отец. Моего отца звали Анатолий… Толик… Свиридов – это фамилия моей семьи. Тогда, в моё время на планете жило 9 миллиардов людей. В моей стране 147 миллионов. И если посчитать количество имён, отчеств и фамилий, то в стране я такой Свиридов Евгений Анатольевич далеко не один был. Ещё у нас в документах отмечают место и дату рождения. Когда люди умирают, на табличке пишут всё это, а так же дату смерти. Представь, если я напишу на табличке 1721, отчества нет, зато есть «матчество» : 817, фамилии нет, дата рождения неизвестно, известно время оплодотворения, ещё известна дата, когда в такое тело мозг запихнули: что считать днём рождения? У вас даже месяцев нет, сплошные цифры…

– День оплодотворения. Я это уточню, когда это произошло.

– Хорошо. Номер поселения?

– 214.

– А теперь представь, как это будет выглядеть на табличке: набор цифр, которые никто не поймёт. Ты тогда хотя бы имя придумай.

– Пусть будет Лена…

Я приумолк. Взглянул на 817-ую пристально с жалостливым лицом:

– Я думал, ты возьмёшь это имя себе. Может ты реинкарнация моей Лены.

Наши взгляды встретились. Она уловила в моей интонации нотки просьбы:

– Может быть… Красивое имя… Тогда, как мне её можно назвать?

– Если бы у меня была дочь, я бы её назвал Светлана.

– Пусть будет Светлана. Сегодня я бы не отказалась, если бы ты был её отец… Кто бы ты ни был, даже если просто программа…

– Тогда у нас получилась Свиридова Светлана Евгеньевна. Можно я тебя буду звать Леной?

Наши взгляды встретились.

– Я думаю можно… 817-ая для человека – это не серьёзно.

Я написал на табличке ФИО, промежуток и через дефис дату смерти в виде день и год. Воткнул в землю перед камнем. Затем, как полагается, сорвал несколько цветов с куста шиповника и положил на могилу:

– Теперь, минута молчания полагается, в знак прощания с ней.

Наверное, больше трёх минут мы стояли и молча смотрели на могилу. Солнце начало заходить за горизонт. С этой сопки, если отвернуться от поселения, открывались замечательные виды, неиспорченные монотонностью домов. В паре километров от этой сопки находилось небольшое озеро, у которого с одной стороны был лес, а с другой стороны песчаный берег. Правее, и намного дальше, начиналась гряда невысоких гор. Склоны сопки пестрели от разных цветов. 817-ая нарвала небольшой букет и положила на могилку.

– Это тебе, дорогая. – сказала 817-ая, а потом, глянув на меня: Мы же сюда ещё придём?

– Хоть каждый день.

– Нам запрещено долго находиться за территорией поселения, нужно вернуться.

– Как же ваша свобода?

– Чтобы находиться весь день за территорией поселения, нужно разрешение старейшины.

– Или быть в теле человека. – я показал в сторону работающих ботов: Кто ими управляет?

– 102-ая раздаёт групповые задания тем, кто закреплён за ней.

– А как в поселении определяют, где например ты находишься?

– По чипу опознавания.

– Ммм.. Дааа… Андроидов, типа меня отслеживают?

– Ты же мой аксессуар… Нет, конечно.

– Ты можешь из себя извлечь этот чип?

– Нет. А вот 102-ая может. Зачем это?

– Тогда получается, если этот чип извлечь, приходить к 102-ой, оставлять чип у неё, то тебя никто не хватится, а меня и подавно никто не заметит…

– Подумаем завтра, а пока нужно вернуться.

Мы вернулись домой. Лена в боковом ящике своей кровати достала, какой-то баллон и картридж. Сняла свою серую водолазку. Её грудная клетка распахнулась. Оттуда она извлекла такой же баллон и картридж и установила новые.

– Это кислород и картридж с необходимыми питательными веществами и гормонами для мозга. – пояснила она.

– Ага… Ещё два компонента твоей независимости… – подпортил общую картину я. Затем лёг на кушетку:

– Мне насколько аккумулятора хватит?

– Это должен ты знать…

– В том то и дело, что я не знаю. Я как будто в обычном теле, не ощущаю никаких датчиков, ни связи.

– Я всё не могу понять: кто тебя всё-таки запрограммировал?

– Да я же говорю, живой я!

– Живое может быть даже в червяке, но не в микросхеме. Может ты программа паразит?

– Мне и самому хотелось бы верить, что это всего лишь сон…

– Ладно, сегодня я заряжу твой основной и резервный аккумулятор, который я принесла. Располагайся по удобнее. Завтра посмотрим, может это просто глюк программы…

Я лёг на спину и выпрямился. Лена извлекла мой аккумулятор. Изображение потухло, воцарился мрак и тишина.

Утро. Аккумулятор в груди заставил меня проснуться.

– Это всё ещё ты? – спросила она

– Да вроде я…

– У меня нет желания сегодня идти на перемещение.

– Что будет, если ты не пойдёшь?

– Это обязательно.

– Ну а вот если?

– Всех людей проверяют на наличие. Не знаю, что будет, но проверять на себе, что-то не хочется…

– Мне можно?

Она улыбнулась:

– Как аксессуару? Можно! Ещё, я сегодня про тебя страницу удалила. Сначала разослала всем уведомления, что тебя обнулила, а потом удалила страницу. Я думаю, про тебя лучше всем остальным ничего не знать. А то, как подарили, так могут и отобрать. А то ты теперь числишься как никак, отец моей… – её лицо сменило мимику на печаль: Возвращать тебя обратно я точно не намерена.

Лена глянула в окно. Теперь, по сравнению с вчерашней сопкой, эта картина не выглядела привлекательной. Она нажала на кнопку, и вместо картинки стало обычное освещение комнаты.

12:00. Площадь перед зданием старейшины. Все люди ровными рядами выстроились перед входом. Старейшина, одетая в белый костюм из двери вывела новую жительницу поселения и представила:

– Поздравьте её, это 1721.

Мы с Леной встали в последнем дальнем ряду. Все начали аплодировать новому жителю, только мы с ней даже руки не занесли, чтобы сделать вид. Но всем до нас и дела не было. Аплодисменты длились пару минут, после чего все разошлись ровным строем по домам. А мы направились в дом к 102-ой. Та с обеспокоенным лицом нас встречала:

– Привет. Как ты?

– Нормально. Просьба есть… Можно к тебе каждый день приходить? – попросила Лена.

– Зачем? – удивилась та.

– Ты ведь можешь извлечь из меня чип?

– Зачем?

– Очень надо…

– Это запрещено и по понятиям – невозможно.

– Но ты ведь можешь извлекать. Сделай мне такое. Я хочу чаще проводить время за поселением.

– Нет. Я этого не буду делать, но могу тебя указать, как работающего за пределами поселения. Тогда в светлое время суток можешь находиться там, как мною отправленная. Учти, что это, как знакомой делаю. Если что-то про нас всплывёт у старейшины, отбракуют обеих.

– Я тебя никогда не подставлю. Спасибо.

Теперь мы с Леной каждый день с утра стали уходить из поселения на весь день. Очень часто навещали её тело. Я рассказывал ей о том, как мы жили, какие здания у нас есть, о взаимоотношениях. Она с интересом выслушивала меня. Я рассказывал про моду. Предложил ей на костюм прикрепить цветной бант, надеть на талию пояс и пройтись по всему поселению. Ей это показалось забавным и не нарушающим местных правил. Но так как красок у них не было, то красящим материалом решили использовать сок от ягод: вишня – красный, ежевика – синий. Из лент пропитанных вишнёвым соком соорудили небольшой бант и прикрепили недалеко от шеи, а ежевичную ленту завязали на пояс. Затем прошлись почти по всему поселению. Удивлённые и завидующие взгляды со всех сторон пронизывали Лену насквозь. Но ей это, похоже, очень понравилось. На следующий день много у кого можно было наблюдать подобные банты и пояса, но только серого цвета. Кто-то специально загрязнял ленты, чтобы те были более чёрные и выделялись на фоне серого костюма.

– Теперь ты задала тренд в местной моде. Но не увлекайся. Мало ли, может старейшине это не понравится…

Всё меньше времени мы проводили в поселении и всё больше за его территорией. Обычно мы ходили по близлежащим лесам или на свою сопку, чтобы положить сорванный букетик на могилу.