Хотелось думать, что отец принял тогда верное решение. Он всегда принимал верное решение.

– Твой отец навестил нас год назад, когда приехал на Чеджу.

Голос шаманки вернул меня к действительности. Она села на коврик, скрестив ноги.

– Ты знаешь, зачем он приезжал?

Я не сразу ответила на ее вопрос: сначала села на ковер и разгладила складки на ханбоке.

– Чтобы расследовать дело о пропаже тринадцати девушек. Капитан Ки рассказал мне об этом.

– А капитан Ки рассказал тебе о человеке в белой маске?

Я нахмурилась.

– Что за белая маска?

– Свидетель утверждал, что видел, как человек в белой маске похитил одну из девушек.

Я распрямилась, словно меня кольнуло воспоминание. Человек в белой маске…

– «Лесное дело», – прошептала я.

Шаманка кивнула.

– Твой отец считал, что есть связь между похищенными девушками и тем «лесным делом», в котором были замешаны вы с сестрой.

Я попыталась вспомнить, что тогда произошло, но, как обычно, у меня ничего не получилось. Ни деревьев, ни людей, ни голосов. Пустое место. Как будто кто-то взял острые ножницы и вырезал из моей памяти это важное воспоминание, словно страницу из книги.

«Агасси [10], вы ведь были в тот день с сестрой в лесу, вы видели погибшую девушку?»

Я вспомнила, как служанка однажды спрашивала меня об этом. Помню, как я испугалась ее вопроса, растерялась, не знала, что ответить, подумала, что она меня с кем-то перепутала. Только потом мама объяснила мне, что я действительно была в том лесу. Что мы с сестрой были там вместе, и там же нашли мертвую девушку. Все выветрилось из моей памяти, но сестра клялась, что видела, как по лесу бежит человек в белой маске со сверкающим мечом.

Я снова нахмурилась, попыталась осознать то, что только что узнала.

– Значит, отец поехал на Чеджу… чтобы расследовать дело тринадцати девушек… потому что считал, что оно как-то связано со старым «лесным делом»?

Вот почему его так волновало чужое расследование. А я все не могла понять, зачем он уехал.

– Очень похоже на него, – прошептала я. – Он ведь так и не смог понять, что случилось тогда в лесу. Его не отпускало нераскрытое преступление.

– Нет, он не поэтому вернулся. Он приехал на Чеджу из-за твоей сестры.

– Что? – не сумела я скрыть удивления.

– Он боялся, что Мэволь в опасности. В конце концов, она была единственным свидетелем того старого преступления. Девушки начали пропадать, твой отец испугался, что и с ней что-нибудь случится. Он хотел раскрыть это дело и пообещал ей, что в этот раз она вернется домой вместе с ним.

Почему отец не рассказал мне об этом? Он никогда не говорил, что Мэволь вернется. Про сестру мы говорили только, когда он спрашивал, не забыла ли я ей написать.

Я вдруг почувствовала жжение где-то в груди, будто проглотила кипящий чай. Боль все усиливалась, пока не превратилась в слова: так нечестно! Я все делала правильно, я была послушной, и вот он оставил меня ради другой своей дочери, которая доставляла одни неприятности.

– Понятно, – ответила я безжизненно.

– Каждый год, когда твой отец приезжал на остров Чеджу, он обещал в следующий раз вернуться сюда с семьей, – поджала губы шаманка Ногён. – А потом он возвращался на материк и забывал обо всем. Хотя в последний раз, мне показалось, он готов был сдержать обещание. Жаль.

Я резко обернулась к ней.

– Чего вам жаль?

– Жаль, что он погиб.

– Он не погиб!

Глаза старухи округлились от удивления. Возможно, она не ожидала, что я отвечу ей с такой яростью.

– Но полиция закрыла дело.

– Ну и что, – ответила я на этот раз спокойным голосом. – Пока нет доказательств, он жив, аджиман.

– Мэволь не такая, как ты.

Шаманка спрятала руки в длинные рукава и внимательно изучала мое лицо, каждую черточку.

– Она не пытается ни в чем разобраться – просто верит тому, что ей говорят. И она права. Лучше жить тем, что есть, а не охотиться за тенями. Возвращайся домой, Хвани-я. Через несколько дней жители деревни соберутся здесь на общественный кут [11], мы с Мэволь будем очень заняты, поэтому лучше уходи. В последнем письме твоя тетя написала, что ты помолвлена. Выходи замуж, живи дальше. Зачем тебе наша глушь? Так хотел твой отец…

Она внезапно замолчала и скривилась.

Я оглянулась и увидела, что из-за раздвинутой решетчатой двери за мной наблюдает сестра. Я не видела ее с тех пор, как мне было тринадцать, а ей десять. В косой тени, которую она отбрасывала на пол, я разглядела, что ее волосы заплетены в неряшливую косу. Темные брови нависали над ее раскосыми глазами. Она, как и шаманка, подвела их углем, и они резко выделялись на ее бледной, будто светящейся коже.

Она ушла, даже не поздоровавшись.

Словно лед сковал мое сердце, и когда я заговорила, голос мой прозвучал очень холодно.

– Я проплыла по морю тысячу ли, – сказала я. – Хоть какой-то ответ я заслуживаю получить.

Снаружи завывал ветер, но в жалкой крошечной комнатке, в которую меня поселили на несколько дней, царила тишина. От ночного горшка, стоявшего в углу, воняло мочой.

Я зажгла сальную свечу, огонек затрепетал в темноте, и комната наполнилась тенями. В тысячный раз я открыла обгоревший дневник отца.

Большая часть страниц сгорела, сохранилось лишь несколько в самом начале, на которых можно было что-то прочесть. Я пролистала отчет отца о тринадцати пропавших девочках, мысленно додумывая те части и страницы, которые поглотил огонь. На последней странице в ряд были записаны имена, четырнадцать женских имен. Рядом с последним именем стояла точка. Жирная точка, будто отец снова и снова постукивал по этому месту кончиком каллиграфической кисти. О чем же он думал, перечитывая и перечитывая это имя?

Ынсук.

Кто такая Ынсук? Может быть, она из тех пропавших тринадцати? Но почему в списке четырнадцать имен? Шаманка сказала, что отец приехал на Чеджу, потому что решил, что давнее дело и новые преступления как-то связаны. Может быть, это правда. Что если воскресло прошлое – то прошлое, которое я никак не могла вспомнить?

Я вытащила из мешка свой дневник и открыла его на чистой странице. Потом закатала рукав, взяла бамбуковую кисть для каллиграфии, окунула ее в чернила и вывела маленькими буквами:

Резкая боль в левом глазу. Словно пелена заволокла мой взор, чернила растеклись по странице черными ветвями, передо мной были уже не буквы, а ветвистый лес. Я прижала пальцы к векам, снова открыла глаза, и лес исчез. Остался лишь аккуратный ряд знаков на чистом листе бумаги ханджи.

Я выдохнула и попыталась вспомнить все, что со мной случилось пять лет назад. Отец нашел меня в лесу на горе Халла недалеко от места предполагаемого самоубийства. Я снова окунула кисть в чернила и решила записать все что знаю:

Я постучала по губам концом бамбуковой кисточки. Одно ясно: эту Поксун нужно найти. А потом уже можно подумать, что делать дальше…

Кисть замерла в моей руке. Где мне ее искать?

Я вскочила на ноги и выбежала из комнаты, но не наружу, во двор, а в другую сторону, в жилую часть дома, откуда можно было попасть в любую из комнат. Я остановилась напротив комнаты сестры. Дверь была открыта, свечи зажжены, но внутри никого не было.

Я обошла весь дом в поисках Мэволь – все было тихо, лишь ветер завывал за стенами да слышался звучный храп шаманки Ногён. И тут я услышала странный шум за дверью.