Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Он вылетел из коня, словно ветка, несомая бурей. Его встретили холод и бледный свет — а после тьма. Он ощутил горький осадок колдовства во рту и погрузился в небытие.

* * *

Мейбор ехал во главе полутораста, считая слуг, человек и был, без ложной скромности, полностью уверен в их преданности — всех, кроме двоих.

Во всех взорах он читал почтение, и все проявляли к нему большую предупредительность. Так и должно — ведь посольство как-никак возглавляет он. Неудивительно, что и его суждения, и его наряды встречают всеобщее восхищение. Серые дорожные одежды не для него. Он вельможа и должен выглядеть таковым во всякое время. Нельзя знать, кто может встретиться им в этой белой пустыне, — надо иметь подобающий вид.

В путешествии были, конечно, и свои неудобства. Дьявольский ветер прямо-таки срывал волосы с головы. Мейбор не раз поутру находил выпавшие волосы у себя на подушке. Мысль о том, что он может облысеть, ужасала его, и он стал надевать лохматую медвежью шапку. Поначалу ему неловко было показываться перед людьми в этом бабьем уборе, но потом он решил, что в шапке походит на легендарного завоевателя из-за Северного Кряжа и это даже прибавляет ему загадочности.

Эх, женщину бы сюда, право слово! Три недели воздержания! Кое-кто на его месте и до извращения бы дошел — но только не он. Он за неимением женщин предпочитал напиваться до бесчувствия каждую ночь. Но и за это приходилось расплачиваться. Голова с утра была словно чугунная, и ему стоило большого труда держаться в седле достойным образом.

К тому же теперь они спускались по особенно крутой и предательской тропе. Мейбор терпеть не мог спусков. Лучше, когда опасности не видно, а тут он вынужден не отрывать глаз от извивов этой головоломной дороги.

Они находились на самом опасном отрезке и ехали гуськом, когда Мейбор почувствовал, что его конь забеспокоился. Мейбор натянул поводья, чтобы унять его, — конь дрожал, шатался, мотал головой и норовил скинуть всадника. Мейбор натянул поводья что было сил — конь обезумел и пустился вскачь. Мейбор слышал под собой бешеный стук конского сердца. Жеребец несся вниз — два предыдущих всадника шарахнулись от него в сторону. Мейбор, охваченный страхом, старался удержаться в седле.

Еще миг — и конь рухнул. Сила разбега выбросила Мейбора из седла, он пролетел по воздуху и покатился со склона, ударяясь о камни. Боль прошла в ногу и спину. Внизу его ждал крутой обрыв.

Мейбор понял, что это означает, и забормотал молитву, летя к своему концу. Но валун, о который он ударился, отшвырнул его в сторону, и Мейбор вместо обрыва попал в гущу колючих кустов.

Голова у него шла кругом, а ногу терзала боль. Колючки впились в тело в опасной близости от детородных органов. Солдаты засуетились вокруг него.

— Лорд Мейбор, как вы себя чувствуете? — спрашивал какой-то тощий юнец.

— Как я, по-твоему, могу себя чувствовать, скатившись с этой горы, болван? Осторожнее, недоумки, — рявкнул он двум другим, пытавшимся его поднять, — я вам не куриная дужка, чтобы раздирать меня надвое!

— У вас что-нибудь сломано, наша милость? — спросил капитан.

— Откуда мне знать? Давайте сюда лекаря.

Капитан замялся:

— Лекарь ждет, когда мы доставим вашу милость в более надежное место.

— А сам он боится спуститься сюда? — Мейбор стукнул человека, пытавшегося освободить его ногу из куста. — Так скажите ему, что, если он сей же миг не появится, я произведу над ним единственную операцию, которой владею сам, а именно охолощу его. — Мейбор позаботился о том, чтобы его последние слова прокатились по всей горе.

Его извлекли из кустов и уложили на носилки. Двое солдат понесли его обратно вверх. Отряд остановился там и уже разбивал шатры. Первой поставили лекарскую палатку, куда и внесли Мейбора.

— Ну, говори, лекарь, — есть переломы или нет? — Мейбор испытывал сильную боль, но никому этого не показывал.

— В этом не так-то просто разобраться, ваша милость...

— Все вы, проклятые, одинаковы. Все бы вам темнить — никакого толку от вас не добьешься! А-а! — Последний крик сопутствовал извлечению большого шипа из вельможного зада. Мейбор обернулся как раз вовремя, чтобы поймать ухмылку на лице лекаря. — Ну что, теперь все вынул?

— Да, ваша милость.

— Ты уверен, что не хотел бы созвать консилиум? Твой ответ подозрительно прям.

Лекарь остался нечувствителен к его ехидству.

— Не попытаться ли вам встать, ваша милость? — Мейбор с его помощью поднялся на ноги и, к изумлению своему, обнаружил, что может ходить. — Так я и думал — переломов нет, — сказал лекарь. Мейбор хотел было заметить ему, что никаких таких мыслей тот не высказывал, но лекарь уже совал ему чашу с дурно пахнущей жидкостью. — Выпейте это, прошу вас.

Мейбор залпом выпил лекарство. Точно сбитень, который готовила его первая жена: отдает рыбой и нет никаких пряностей. Лорд зевнул.

— Что это за зелье?

— Снотворное. Сейчас вы почувствуете его действие.

Веки Мейбора отяжелели. Он доковылял до носилок и лег.

— Неужто я так плох, что меня надо усыплять, точно старика на смертном одре? — Глаза Мейбора закрывались помимо его воли, и уже на грани теплого, темного забытья ему почудился ответ:

— О нет, вы будете жить. Это мне нужен покой.

II

Брен, город-крепость, скала Севера, воздвигнутый между горами и Большим озером, был отлично защищен. С запада и юга его окружали горы, с севера — озеро. Лишь с восточной равнины можно было подойти к городу, но свет еще не видывал сооружения, подобного бренской восточной стене. Она и строилась так, чтобы вселять страх в каждого, кто к ней приближался. Ее гранитные башни уходили главами в облака, бросая молчаливый вызов Богу в небесах, а горы позади словно поддерживали этот вызов.

Снаружи стена была гладкой, словно клинок, — отдельные камни почти не различались в ней. Стена просто излучала высокомерие, словно говоря всем подходящим: «Взберись на меня, если сможешь». В ее искусно выложенных нишах лежала утренняя тень. Острый глаз мог их разглядеть, но даже самый острый ум мог лишь догадываться об их назначении.

Из них, наверно, льют кипящее масло и смолу, решил Хват, а может, там сидят лучники. Он даже присвистнул от восхищения: в Рорне он таких чудес не видал.

Хват шел в череде путников, входящих в город. Свой плащ он вывернул алой подкладкой внутрь. Ему требовалось поправить денежные дела, а при этом лучше не бросаться в глаза.

Он наскоро оглядел людей, ожидающих допуска в город, — у них поживиться было явно нечем — крестьяне и нищие, если не хуже. Ни единого дородного благополучного торговца. Ему, как всегда, не везет — он, видно, выбрал не те ворота.

— Эй ты, орясина, — окликнул он долговязого стража на своей стороне ворот.

— Как ты смеешь обращаться так к герцогскому стражнику?

— Прости, друг, я не хотел тебя обидеть. В наших краях «орясина» — самое лестное слово. — Хват, широко улыбаясь часовому, стал ждать неизбежного вопроса.

— Это в каких же таких краях?

— В Рорне, красивейшем городе востока. Там такие вот длинные и худощавые мужчины пользуются самым большим успехом у женщин.

Лицо часового отразило интерес и недоверие в равной мере. Он тяжко вздохнул.

— Ну и чего тебе надо?

— Я хотел бы узнать кое-что, любезный друг.

— Ты не шпион ли, часом?

— Еще какой! Меня послал сам архиепископ Рорнский.

— Ладно, хватит вздор нести, не то я не пущу тебя в город.

Хват улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой.

— А в каком месте входят в город купцы?

— Тебе-то что за дело?

— Я потерял своего патрона, — мигом нашелся Хват. — Он меховщик. Вот я и смекаю, где мне его искать.

— Купцы входят через северо-восточные ворота. Через два двора к югу за ними находится рынок — там его и ищи.

— Я твой должник, друг. Но не уделишь ли ты мне еще толику своих обширных познаний о городе?

6
{"b":"8127","o":1}