Еда, очень вкусная, была сдобрена многочисленными травами и специями, любимыми в Халькусе. Джек украдкой поглядывал на Тариссу, сидевшую напротив. У него не было случая поговорить с ней с того дня, как он свалил в огонь недельный запас провизии, но он живо помнил ее поцелуй. Ему раньше случалось целоваться: в замке Харвелл хватало девчонок, которые были не прочь чмокнуть парня в губы, а иные предлагали счастливцу свои язычки и нежные грудки. Он даже с дочерью лорда целовался — с Мелли. Но поцелуй Тариссы значил больше, чем те. В нем были власть и тайна — на такое способна только зрелая женщина.

Джек полагал, что она старше его лет на пять. Она среднего роста, статная, и бедра у нее пышнее, чем у зеленых девчонок. Джек смотрел, как она ест. Аппетит у нее не хуже, чем у Мелли, — вон как она обгрызает куриные косточки, обильно запивая их сидром. Однако она в отличие от Мелли помогала готовить то, что ест. Суп и пироги она состряпала сама. Она умеет разводить огонь в очаге и присыпать угли на ночь. У нее мозолистые, мускулистые руки, а лицо все в веснушках от солнца. Тарисса не знатная дама — она привычна к черной работе и свежему воздуху. Джек с восхищением смотрел, как она заворачивает остатки сыра в тряпицу, смоченную элем. Такая девушка может стать хорошим другом.

Да только ли другом? Джек перевел взгляд на ее лицо. Губы у нее блестели от куриного жира, щеки разрумянились от сидра, и кожа чуть увлажнилась от тепла и обильной еды. В ямке на шее скопилась капелька пота, помедлила и скатилась на грудь. Джек проследил, как она скользит по белой коже и исчезает за вырезом платья.

Тарисса, подняв глаза, перехватила его взгляд, и Джек, к своему ужасу, почувствовал, что краснеет.

— Жарко тут, правда? — сказала она с улыбкой женщины, знающей себе цену.

Джек был благодарен ей за эти слова, оправдывающие его багровый румянец, но смущение не оставило его: ведь она видела, как он пялится на ее грудь. Чтобы скрыть это, он брякнул первое, что пришло на ум:

— Очень жарко. Пойду прогуляюсь.

— Хорошая мысль, — подхватила Тарисса. — И я с тобой.

Джек так удивился, что не нашелся с ответом. Его выручила Магра:

— Поздно уже для прогулок, Тарисса.

— Да и холодно, — добавил Ровас.

Джек понимал, что Магра с Ровасом просто не хотят, чтобы Тарисса оставалась с ним наедине. Странно — ведь три дня назад их это не пугало. Тарисса, однако, не собиралась уступать.

— Чепуха, — сказала она. — Закутаюсь потеплее, и пройдемся до калитки. — Она одарила Джека улыбкой сообщницы.

Они вместе направились к двери. Тарисса задержалась, чтобы надеть плащ. Джек чувствовал на себе неодобрительные взгляды — Ровас почему-то был недоволен еще больше, чем Магра.

Пока они ужинали, настала ночь. Черноту неба не озаряла ни луна, ни звезды. Они дошли до калитки и присели на стенку, окружавшую загон, где доили коров. Единственным светом были лучи, пробивавшиеся сквозь оконные ставни дома. Тарисса повернулась к Джеку:

— Ну как, красивая у меня грудь?

Джек не сдержал улыбки — ему нравилась ее прямота, и в то же время эти откровенные слова ввергли его в трепет. Произнеся их, она сразу стала в его глазах взрослой женщиной, смелой и умеющей любить. Он выругал себя за то, что не может придумать какой-нибудь галантный, остроумный ответ. Тариссу же его молчание ничуть не смутило.

— Ты же не станешь отпираться, что смотрел на меня за столом?

— Ты будешь обижена, если я сознаюсь?

— Я бы больше обиделась, если бы ты сказал «нет». Женщине нравится чувствовать себя привлекательной.

— Ну, для этого тебе мои взгляды не нужны.

Тарисса улыбнулась, и на щеку ей упал свет из окна.

— Сколько тебе лет, Джек?

— Двадцать один, — соврал он.

— Что ж, ростом ты достаточно высок, и плечи у тебя широкие, а вот лицо выдает. — Какой у нее теплый и красивый смех! Это как раз то, чего недостает ночи, чтобы возместить отсутствие звезд.

— Мне восемнадцать.

— Вот оно что. — Тарисса уселась поудобнее. — А хочешь знать, сколько мне лет?

— Нет.

Наконец-то он сказал то, что ей понравилось. Она нагнулась к нему. Ее плащ распахнулся, показав ложбинку между грудей. Она нежно приникла губами к его губам. Губы у нее были мягкие и солоноватые от куриного жира, а влажный язык отдавал сидром. Без дальних проволочек они прижались друг к другу. Рука Джека легла ей на бедро. Тарисса отстранилась. Она тяжело дышала, и грудь ее бурно колыхалась. Джек не мог понять выражения ее лица. Она мягко сняла его руки со своих бедер.

— Пожалуй, ты все-таки молод для меня.

Это был жестокий удар, и она это знала, потому что избегала смотреть ему в глаза. Джек растерялся, но не удивился. Грифт много разного рассказывал ему о женщинах и всегда повторял что женщины рождены, чтобы сбивать с толку мужчин. Джек знал, что Тарисса хотела его: один поцелуй чего стоил. Неудовлетворенное желание обратилось в гнев.

— В чем дело? — спросил он, хватая ее за руку.

— Я тебе уже сказала. Или я должна еще раз повторить, как нянька ребенку?

Джек замахнулся, и только большое усилие воли помешало ему дать ей оплеуху. Тарисса это поняла.

— Скажи мне правду, — попросил он, продолжая держать ее за руку. — Что я для тебя? — Ясно было, что этот вопрос касается не только того, что сейчас произошло между ними. — С тех пор как я здесь, я не слышу ничего, кроме лжи и отговорок. Зачем вам так нужно убить капитана, который расправился с Мелли? И что случилось с ней на самом деле? — Джека трясло. — Ты была там, когда ее убили. Расскажи, что ты видела.

Тарисса повернулась спиной к свету.

— Отпусти руку, тогда расскажу.

Джек послушался и, увидев красные следы, которые оставил на ее коже, почувствовал некоторое раскаяние, но не показал этого: гнев помогал ему лучше, чем смирение.

Раздался крик совы — зловещий звук, возвещающий о приходе самых темных часов ночи, посвященных колдовству, обману и еще более худшим делам. Ветерок, слабый, но холодный, пронизал Джека до костей.

— Я не слишком-то много видела в тот день, — начала Тарисса. — Ведь мне пришлось спрятаться, чтобы хальки меня не нашли. Я была далеко — за деревьями у пруда, где ты положил покойника. Я увидела, как скачут всадники. Двое, капитан и его ординарец, вошли в курятник и закрыли за собой дверь. Они пробыли там не больше часа, а когда вышли, на дубинке ординарца была кровь. Позже, когда всадники уехали, я пробралась к курятнику. Твоя Мелли лежала мертвая на полу.

У Джека свело желудок и в горле пересохло: Мелли пришлось выстрадать больше, чем он думал. Это он должен был умереть. Нельзя было оставлять ее одну.

— Значит, ее тело по-прежнему лежит там?

— Нет-нет, — поспешно ответила Тарисса, не глядя ему в глаза. — На следующий день капитан прислал двух солдат, и они забрали тело.

Сова прокричала снова — невидимый хищник словно подтверждал сомнения Джека. Тарисса не все ему сказала. Он старался разглядеть ее в темноте. Она потупила глаза, и жилка на шее билась едва заметно, но руки выдавали ее: она с такой силой скомкала подол платья, что ткань порвалась. Джек схватил ее за плечи и начал трясти.

— Говори правду!

— Полегче, Джек, — произнес Ровас с явной угрозой в голосе. Тарисса, вырвавшись от Джека, взглянула на него.

— Ступай домой, Тарисса, — сказал Ровас. Она не двинулась с места. — Я хочу поговорить с Джеком, как мужчина с мужчиной. — Тарисса постояла еще немного и направилась к дому. Двое мужчин молча смотрели ей вслед, пока дверь за ней не закрылась. Ровас повернулся к Джеку: — Если ты еще раз тронешь хотя бы волосок на ее голове — Борк мне свидетель, я убью тебя!

Джека почти обрадовала эта угроза — теперь его гнев получил законную основу.

— Ты полагаешь, что это тебе так просто удастся?

— Тебе против меня не выстоять, — презрительно бросил Ровас. — Ты просто хилый переросток и меч в руках держать не умеешь.

— Есть вещи и пострашнее оружия.