Однако сомнения в истинности обнародованных документов, касающихся операции «Венона», выглядят беспочвенными. Известны случаи, когда во время Второй мировой и холодной войн американские разведывательные ведомства изготавливали и распространяли фальшивые документы. Целью этих операций было навязывание противнику ложной информации, которая лишала его возможности принятия правильных решений в критических ситуациях. Документы «Веноны» были обнародованы в 1995 году, уже после окончания холодной войны, и поэтому здесь эти рассуждения неприменимы.
Изготовить фальшивые исторические документы значительно труднее. Слишком велика вероятность совершить ошибку, которая в конечном счете приведет к разоблачению фальшивки. Бывали случаи, когда достаточно было ошибиться в гарнитуре используемого шрифта, терминологии или языковом обороте, и тайное становилось явным. Следует также учесть, что, в отличие от политиков и военачальников, ученые-историки не ограничены во времени и могут обстоятельно исследовать любой документ и соотнести имеющиеся в нем сведения с тем, что уже известно из других проверенных источников. Таким образом, можно подделать один-два документа, но когда речь заходит о фальсификации порядка пяти тысяч страниц текста, как в случае с операцией «Венона», то здесь вероятность разоблачения слишком велика, чтобы ее можно было не принимать во внимание.
Обычно авторы фальшивых исторических документов всячески стараются замаскировать их источник, чтобы избежать критического анализа событий, сопутствовавших появлению этих документов на свет. Что касается «Веноны», то здесь все яснее ясного. Известны имена криптоаналитиков, лингвистов и следователей, которые сделали возможным успешное проведение операции. Некоторые из них, к сожалению, уже умерли, однако многие еще живы и готовы лично засвидетельствовать все исторические факты, связанные с «Веноной». Если бы операция «Венона» была просто мифом, то это означало бы существование массового заговора, в который оказались бы вовлечены сотни людей. За более чем 30 лет ее проведения большинство участников этой операции покинули правительственную службу. Трудно поверить, что кто-нибудь из них не проговорился бы о существовании заговора, имевшего целью исказить реальное положение дел путем подделки исторических документов.
Подлинность дешифровок «Веноны» можно было бы доказать или опровергнуть, если бы был открыт доступ к документам той поры из архивов КГБ. Однако есть и другие архивы, которыми можно воспользоваться для этой цели. Например, архив организации под названием Коммунистический интернационал (сокращенно – Коминтерн). Штаб-квартира Коминтерна с 1919 года до его роспуска в 1943 году находилась в Москве. Оттуда руководство Коминтерна осуществляло контроль за деятельностью коммунистических партий по всему миру.
Конечно, Коминтерн никогда не был филиалом советской разведки. Тем не менее после того, как материалы «Веноны» были преданы гласности, оказалось, что в коминтерновском архиве имеются документы, которые напрямую связаны с этими материалами. Взять, к примеру, дело некоего Анвара Мухаммеда.
В одной из телеграмм, отправленных резидентом КГБ из Нью-Йорка в Москву в июле 1943 года, говорилось, что нью-йоркской резидентуре не удалось собрать какую-либо информацию о Мухаммеде. В подстрочных замечаниях, которыми сотрудники АНБ и ФБР снабдили дешифрованный текст этой телеграммы, было сказано, что они не смогли найти Мухаммеда и не имели представления, почему русские заинтересовались им.
Однако в архиве Коминтерна есть документ, который проливает свет на этот эпизод. В 1943 году в Коминтерн поступил запрос от чиновника по фамилии Шария. В каком именно государственном ведомстве служил Шария, неизвестно. Возможно, это был КГБ. Шария утверждал, что его ведомство получило уведомление из Кабула о том, что директор одной из кабульских школ Анвар Мухаммед желает посетить Москву. Шария хотел знать, насколько обоснованно утверждение Мухаммеда о том, что он коммунист со значительным стажем и вступил в Коммунистическую партию по рекомендации некоего Альберта Блумберга, еще будучи студентом Балтиморского университета. Также Мухаммед заявил, что его жена является гражданкой США и состоит в КПА. Таким образом, документ, найденный в архиве Коминтерна, помог прояснить вопрос о том, почему в КГБ заинтересовались Мухаммедом: одновременно с запросом, направленным в Коминтерн, резиденту в Нью-Йорке послали из Москвы шифровку с приказом проверить историю, рассказанную Мухаммедом.
Еще один довод, которым оперируют люди, сомневающиеся в истинности дешифровок «Веноны», состоит в том, что с целью произвести впечатление на свое начальство советские разведчики могли сообщать в Москву о якобы произведенной ими удачной вербовке американских граждан, которые в действительности никакими агентами становиться не собирались. Этот довод не выдерживает никакой критики. Сотрудник КГБ не мог просто так сообщить в Москву о том, что он завербовал некоего Джона Смита в качестве агента. На этот счет существовали строгие инструкции, определявшие правила вербовки.
Найдя подходящую кандидатуру на роль агента, разведчик должен был обсудить ее с резидентом и получить от него разрешение на дальнейшие вербовочные действия. Прежде всего необходимо было произвести так называемую «обработку» потенциального агента – получить подтверждение его биографическим данным из независимых источников и оценить его пригодность для выполнения агентурных заданий. Часто для «обработки» кандидата в агенты привлекались люди, работавшие связниками между КГБ и КПА. Иногда случалось так, что предложенная кандидатура не выдерживала проверки и отклонялась. Если этого не происходило, резидент запрашивал разрешение Москвы на вербовку.
В Москве к этому запросу относились со всей серьезностью. Зачастую оттуда следовал ответный запрос в резидентуру с целью уточнить некоторые данные. Время от времени Москва проводила собственную проверку и обращалась за дополнительной информацией в КПА. Так случилось с американским дипломатом Мэрион Дэвис, которую КГБ наметил для вербовки в качестве своего агента. В рапорте, отправленном резидентом в Москву, говорилось, что Дэвис одно время работала в американском посольстве в Мехико и имела контакты с советскими дипломатами. Руководство в Москве не только обратилось в Коминтерн за данными на Дэвис, но отказалось санкционировать ее вербовку до тех пор, пока не получило отчет резидента КГБ в Мехико.
Коль скоро Москва давала добро на вербовку, кадровый офицер КГБ назначал кандидату встречу, на которой объявлял ему о принятом в Москве решении привлечь его к работе в качестве агента[23]. По итогам встречи советский разведчик отправлял в Москву донесение, в котором подтверждал факт вербовки. Впоследствии от него требовалось посылать в Москву регулярные отчеты о работе с агентом. А резидент время от времени поручал курировать этого агента другим своим подчиненным. Отсюда следует, что любые попытки составить отчет, в котором упоминался бы несуществующий агент, или значение какого-либо агента было бы сильно преувеличено, или имелись бы другие не соответствующие действительности «факты», были бы очень скоро пресечены с самыми суровыми для обманщика последствиями.
В большинстве случаев Москва требовала от сотрудников резидентуры отправки копий документальных материалов или отчетов, написанных самим агентом, дипломатической почтой. В случае их отсутствия куратор должен был дать письменное объяснение этому факту. В особых случаях разведчику разрешалось ограничиваться изложением устной беседы, проведенной с источником. Однако чаще всего это было не так. Например, в 1945 году Москва была очень недовольна тем фактом, что работа с таким ценным источником информации в правительстве США, как помощник президента Лочлин Керри, ведется исключительно через посредников. Кроме того, свои данные Керри предоставлял им только в устном виде. Москва в категоричной форме приказала резиденту КГБ выйти на прямой контакт с Керри. Поэтому весьма маловероятно, чтобы сотрудники американской резидентуры специально «пудрили мозги» своему руководству в Москве, в массовых количествах поставляя туда не соответствующую действительности информацию.
