Когда-то – две сотни лет назад – лисы-оборотни позволили заморским людям проложить дорогу от побережья к кошачьим землям. Понятно, что одним трактом дело не ограничивалось. Человеческий посланник и глава Совета Кланов заключили договор. Люди взяли в аренду кусок побережья, да еще и право пользования морем выторговали, чтобы рыбацкие лодки их кораблям не мешали. Глава Совета польстился на полновесное золото, договор являлся бессрочным и мог быть расторгнут только по обоюдному согласию сторон.

«Не волнуйтесь, они с волками никогда не договорятся, – сказал он недовольным соплеменникам. – Их альфы ничего подписывать не будут, загрызут легкую добычу, на том всё и закончится. А мы теперь сможем покупать лечебный мёд у островных медведей – на все приюты для болезных хватит».

Шли годы, мёд был съеден, а люди остались – чем-то соблазнили волков, проложили тракт на далекий Север, начали добывать алмазы и увозить их к себе домой. На берегу моря вырос человеческий город-крепость Антанамо. Верфь, порт, военно-морская база. Люди исправно платили золото, через сто лет подняли арендную плату на треть – за право проложить от Антанамо к Хвойным землям железную дорогу.

Тогда и случились первые столкновения. Лесные оборотни и трактом-то были недовольны, а уж вонючие шпалы и рельсы им поперек горла встали. Рыжие отряды нападали на рабочих, поджигали палаточные городки и технику. Встречали отпор, как не встретить: люди и из пушек в них стреляли, и танками пытались давить. Чаще всего зря снаряды и горючее тратили – мелькнет хвост где-то в кустах, поди найди.

Воевать хотели не все. Чернобурки и платина – изящные аристократы – сблизились с пришлыми людьми, пустили их в поселения, которые быстро превратились в города. Их дети учились вместе с детьми людей, говорили на двух языках, осваивали письменность, подступались к плодам технического прогресса. Молитвы богам сплетались – каждый хотел благоденствия своему дому. Лисы ставили свечки в человеческих церквях, люди охотно жгли травяные скрутки в алтарных чашах и славили Хлебодарную – никто не желал навлечь голод.

Лесных оборотней это злило. Многие сменили веру, начали приносить дары на алтари покровителя волков Камула – желтоглазый родич любил войну и охоту, покровительствовал безрассудным. Среди кланов случился раскол. Корсаки, Крестовки и Сиводушки понемногу перебирались в города. Огневки, Алые и Светлые Кресты отступали в гущу лесов, огрызаясь партизанскими вылазками.

Кланы Черного Серебра, Северной Зари и Арктического Мрамора постепенно лишили Красных права голоса на Совете. Подкупали, иногда и запугивали красно-серых и серых, и, в конце концов, добились своего – оборотней начали казнить и сажать в тюрьму за нападение на людей и порчу их имущества.

Мир стремительно менялся. Лисы и волки перемешались, поделили земли на воеводства, назначали генерал-губернаторов – двуногим ипостасям нравилось потряхивать золотыми эполетами. Совет Кланов распускали, снова собирали, в итоге переименовали в заимствованное у людей слово «парламент» и передавали места по наследству, позабыв о выборности. Оборотни грызлись, мирились, выступали плечом к плечу, чтобы изгнать барсуков из их Городища или напасть на медвежий остров Медовик. Постепенно захватнические войны сошли на нет – барсуки оставили Городище и сбежали на Север, медведи отбились, используя магию. И только Истинная Рыжая Армия продолжала бороться с людьми, железной дорогой и новинками – нефтяными скважинами и проложенными нефтепроводами.

Брант родился в век торжества научно-технического прогресса. В деревеньке, где жили его родители, прогресс был не особо-то заметен: ни тебе электричества, ни газа, ни водопроводной воды. Клан Зари балансировал между открытым мятежом и повиновением властям. Сыновья Зари – крепкие красно-коричневые лисы – служили как в войсках Объединенного Воеводства, так и пополняли отряды бунтовщиков. Огневки продолжали терроризировать город-порт, и нефтяникам с железнодорожниками скучать не давали. Верили ли лидеры Огненного сопротивления, что смогут изгнать людей со своей земли, заставят их разорвать договор? Конечно, верили. Лидеры-альфы шли под ружье, лисы и лисицы трудились и торговали с людьми, зарабатывая на запас провианта и оружие для огненной армии. Находились и щедрые дарители из городов, не вступавшие в отряды, успокаивающие совесть финансированием правого дела.

Лет до четырнадцати Брант не знал, на какую сторону баррикад забросит судьба. Кое-как учился, молился и Камулу, и Хлебодарной, работал, помогал одиноким старикам, бегал в райцентр за почтой. В пятнадцать, когда он вытянулся настолько, что его можно было назвать возмужавшим, отец объявил:

– Завтра сосед тебя и сына отвезет к огненным братьям. Смотри, семью не опозорь.

Так Брант оказался в тренировочном лагере для молодых альф и познал, наконец, плоды прогресса: модернизированное автоматическое оружие, осколочные гранаты, десантные ножи и бронежилеты с издевательским названием «Комфорт». К восемнадцати годам он имел за плечами две успешно проведенные операции в составе боевой группы: подрыв товарного поезда и нападение на блок-пост на железнодорожном мосту. Никто не догадывался – или не говорил вслух – что в нападении Брант стрелял поверх голов. Он не хотел никого убивать. Даже людей. Напугать, чтобы ушли прочь – это правильно, это надо. А убивать – нет.

Вот товарняки под откос пускать Бранту нравилось. Вагоны сходили с рельсов с жутким грохотом, и в них можно было найти всякие полезные или вкусные вещи. Он притаскивал домой то крупу, то твердые желтые макароны, а однажды набил рюкзак шоколадными конфетами в огромных красных коробках. Находка случилась зимой, в канун Изгнания Демона Снопа, и Брант раздал конфеты соседям, не дожидаясь Дня Подарков. Только трое выкинули, решили, что отравленные. Остальным понравилось.

Между вылазками он по-прежнему жил в деревне, вкалывал на огороде и общинном поле, подрабатывал на лесозаготовках, в сезон собирал грибы. Автомат хранился в погребе, за кадушками с огурцами и капустой, ждал своего часа. Не сказать, чтоб Брант этим сильно выделялся – двое соседей были такие же. То есть, жил как все. Отца побаивался, никогда ему не перечил, матушку любил и уважал. Родители относились к нему, как к равному. Нет, не так. Отец разговаривал, как со взрослым, советовался, а матушка вздыхала, норовила погладить по остриженной голове. Брант однажды не выдержал, спросил:

– Что не так? Я что-то делаю неправильно?

И услышал странный ответ:

– Нет, сынок, это я поступила неправильно. Надо было настоять, к двоюродному деду тебя отправить. Погубишь ты себя здесь.

Брант нахмурился, но спорить не осмелился. Двоюродного деда он никогда в глаза не видел, только по рассказам знал, что тот живет в большом городе, там, где лисы и волки теснятся вперемешку с людьми. И работал дед – вот стыдобища! – на железной дороге. В депо. За зарплату работал, не вредительствовал, и поперек людей идти не помышлял. Что это за жизнь, спрашивается? Нет уж. Лучше – как здесь.

Простота мира потрескалась, когда Брант встретил свою истинную. Бывал на смотринах и у рыжих, и у красно-серых, и у коричневых, и у песочных. Ни к кому сердце не лежало, даже намека на притяжение не случилось. Накрыло внезапно, в штабе – как гром с неба грянул. Брант увидел заезжую городскую красотку, доставившую кипы листовок, сначала ощетинился, потом неумело заигрывать начал. Ждал, что получит от ворот поворот, но лисица неожиданно снизошла – потянуло их друг к другу, как подкову к магниту.

Ильзе оказалась аристократкой. Чистокровной кремовой красавицей, с угольно-черным ремнем по хребту. Брант на такое сокровище надышаться не мог, под лапы стелился, угождал. Ильзе и на двух ногах на сельчанок была не похожа: голубоглазая, светловолосая, с тонкой костью, без привычной кряжистости. Брант сам себе на её фоне казался слишком темным, неповоротливым, неуклюжим. Как будто медведь, а не лис, честное слово.