Стакан с коньяком почти утонул в его огромной ладони. Майор посмотрел на покрытые рыжеватыми волосками руки гауптштурмфюрера и вздрогнул: настоящие руки мясника.

— Прозит, гауптштурмфюрер.

Шустер не пил, а впитывал в себя содержимое стакана. С каждым глотком давно забытое ощущение огнем разливалось по телу.

Майор сделал небольшой глоток.

— Прекрасный напиток, не так ли?

Шустер кончиком языка облизал край стакана.

— Если бы вы знали, что нам тут приходится пить. Разрешите…

И он, не церемонясь, налил себе еще.

— Конечно, конечно.

Шустер вызывал в майоре Хильгрубере отвращение, которое надо было скрыть во что бы то ни стало.

Он бросил на гауптштурмфюрера изучающий взгляд. Могучие плечи, мощная шея, светлый бобрик прически. Настоящий ариец, ничего не скажешь. Он знал уже, что Шустер отличился в Белоруссии при проведении карательных операций по «умиротворению» края, именно там получил он железный крест первой степени.

А впрочем, майора Хильгрубера эти дела не касаются. Он не желает даже слышать об этом. Война в конце концов не обходится без жестокостей, и если кому-то положено выполнять грязную работу, то, конечно, разумней всего, чтобы этим занимались такие, как гауптштурмфюрер Шустер, способный выполнить любой приказ.

А он, майор Хильгрубер, интеллигент в четвертом поколении, полиглот и ценитель прекрасного?

Он тоже готов выполнить любой приказ. Но это будет другой приказ. Что ж, люди СС выполняют свой долг перед фюрером, а если у них еще не выработались изящные манеры, пусть об этом печется их шеф рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер.

Лицо Шустера постепенно наливалось кровью.

— Я так и не понял, г-господин майор, кой черт занес вас из Берлина в эту вонючую дыру?

— Мне нужна ваша помощь, гауптштурмфюрер.

— За бутылку такого коньяка, майор, я готов предоставить весь свой батальон в ваше полное распоряжение…

Тонко улыбнувшись, майор достал из портфеля вторую бутылку.

— Договорились, — сказал он.

Трудно представить, что стало бы с девяноста шестью тысячами немецких солдат, вот уже более года сидевших в «демянском котле», если бы отчаянным усилием генерал Зейдлиц не пробил из Старой Руссы узкую дорогу. Дорога эта, находившаяся под непрерывным артобстрелом Красной Армии, была той спасительной, хоть и часто прерывающейся артерией, которая не дала немецким дивизиям просто умереть с голоду, при том, что все конское поголовье давно уже нашло свой конец в полевых кухнях.

Дорога шла через районный центр Рамушево и потому носила название «рамушевский коридор», и вот в этот-то коридор и попал, в целях усиления позиции, особый батальон СС, которым командовал Шустер. И хотя, казалось бы, условия здесь были много тяжелее, чем в Белоруссии, у солдат, попавших на передовую, было отмечено повышенное настроение — и это несмотря на жестокие холода и плохое снабжение.

«Солдатам надоело воевать с бабами» — так объяснил этот поразительный факт командир второй роты штурмфюрер фон Викке.

Гюнтер фон Викке говорил, что взбредет в голову, и явно не боялся, что кто-нибудь из сослуживцев, как этого и следовало ожидать, донесет на него. Он не боялся. Службу он знал хорошо. Дважды уже был ранен, а от возможных неприятностей был огражден дядей-генералом.

Гауптштурмфюреру Шустеру не нравился Гюнтер фон Викке. Впрочем, ему вообще мало кто нравился, и меньше всего на его благосклонность могли рассчитывать так называемые интеллигенты, склонные корчить из себя великих умников. Для майора Хильгрубера, явно принадлежавшего к этим же умникам, гауптштурмфюрер временно сделал исключение как ввиду неисчерпаемых, похоже, запасов французского коньяка, так и потому, что майор привез хорошую новость: Шустеру доверено проведение важной операции, результатов которой с нетерпением ожидают в Берлине «на самом верху», как изволил выразиться майор. Прекрасно. Наконец-то можно сделать что-то такое, о чем заговорят наверху, пусть даже и не на самом. «Рыцарский крест»? А почему бы и нет? Итак?

— Господин гауптштурмфюрер. Что вам известно о частях, занимающих позицию севернее «коридора»?

— А… вы об этих… азиатах? Мы готовим против них операцию.

— Я хотел бы узнать, какими точными сведениями вы располагаете об этой части?

— Не понимаю вашего интереса к этим обезьянам, майор. Они прибыли на фронт чуть больше месяца назад в составе восемьдесят седьмой особой туркменской бригады. Бригада, как нам стало известно, формировалась где-то в глухой провинции Центральной Азии под названием Туркменистан. Трудно даже представить, что есть на земле такое место. Кроме того…

И Шустер продолжал свой короткий рассказ, передав майору все сведения, собранные о туркменской бригаде разведкой.

Сведений этих было, увы, совсем немного. К сожалению. Что касается местоположения Туркмении, то специалист-тюрколог, майор Хильгрубер, закончивший в свое время восточный факультет университета, мог бы сильно просветить гауптштурмфюрера Шустера, но стоило ли метать бисер перед такой свиньей?

Впрочем, и сам Хильгрубер начал заниматься проблемой Туркменистана совсем недавно, а если уж быть точным — восемь месяцев назад, когда начальником отдела «Иностранные армии Востока», к удивлению многих, был назначен незаметный доселе подполковник Рейнгард Гелен.

Подполковник Рейнгард Гелен согласился принять назначение на пост начальника отдела «Иностранные армии Востока» весной 1942 года, и уже через несколько недель сотрудники поняли, что спокойной жизни, которую они вели при предшественнике Гелена, полковнике Кинцеле, пришел конец.

Летом 1942 года майор Хильгрубер, считавшийся сотрудником четвертого сектора и занимавшийся на этом основании сбором разведданных по Балканам, был вызван к Гелену.

— Вы, оказывается, тюрколог, доктор Хильгрубер. Как получилось, что вы занимаетесь Балканами?

— Разве фюрер не сказал: «Азиаты будут уничтожены»?

— Вы плохо поняли, майор, о чем говорил фюрер. Они будут уничтожены. Но пока, — он выдержал паузу, — пока этого еще не произошло, а потому вам, майор, придется с ними повозиться. Я поручаю вам внимательно изучить и систематизировать материалы, касающиеся Средней Азии.

Да, старому «архивариусу» Кинцелю и не снилось того, что задумал немногословный подполковник, впрочем, с 1 июня 1942 года уже полковник Гелен. С четкостью автомата и с помощью искусно подобранных сотрудников он запустил машину шпионажа, которая со временем оказалась не менее, а может, и более могущественной, чем все подразделения подобного рода, которые знала Германия. У полковника Гелена было много идей, и одной из них была идея о создании вооруженных отрядов из представителей тех порабощенных народов, которые захотели бы с оружием в руках сражаться против своей родины.

25 ноября 1942 года доклад, содержащий все аспекты этого вопроса, был полностью разработан и подан высшему командованию абвера.

Ибо чем дальше отодвигались сроки «окончательной победы германского оружия», чем очевиднее затягивалась «молниеносная война», тем весомее становились доводы сторонников гибкой политики. И даже сам Адольф Гитлер, в июле 1941 года заявивший, что «железным законом должно быть следующее: никогда не должно быть позволено, чтобы оружие носил кто-либо иной, кроме немцев», и что «только немец вправе носить оружие, а не славянин, не чех, не казах и не украинец», даже он все чаще принужден был закрывать глаза на то, что его же собственные подручные нарушают этот «железный закон».

Однако Гелена, когда он начал воплощать в жизнь задачи, столь перспективно выглядевшие на бумаге, ожидали некоторые сюрпризы. Если не считать ярых националистов, связавших свою судьбу с немецкой разведкой еще до войны, если не считать морально сломленных и разложившихся людей, чья ценность была весьма невысока, — то азиатов, согласных обратить оружие против родины, оказалось ничтожно мало. Погибая в концлагерях, под чудовищными пытками, люди предпочитали смерть и мучения и отвергали измену и предательство, несмотря ни на какие посулы; даже эмигранты, эти, казалось бы, естественные союзники рейха далеко не всегда соглашались работать на немцев.