– Трудно сказать, незнакомец, собственная душа потемки, – безразлично махнул ладонью мужчина. – Обычно Миша не пьет до заката. Но если есть конструктивное предложение, его можно обсудить в первоочередном порядке.

Недолго думая, Славик достал из бардачка автомобиля бутылину самогона знаменитого бренда «Саншайн», которую ему сунула мать со словами: «С пустыми руками к графьям не ездят».

– О, поблагодарите от меня родителей за безупречное воспитание. Я бы даже сказал изысканнее – английское, – похвалил его Миша. Славик покраснел и подумал: «Лучше бы отец почаще ремень снимал. Или заставлял заниматься в секции по сноуборду». В то же время ему вспомнилось трудное детство Маугли, и он приободрился.

– В детстве я прочитал об одном индейский вожде, правда, имя его забыл. Так вот, он, в отличие от некоторых европейских королей, предпочитал не есть руками и по возможности не грешить. Хотя основу дизайна его берлоги составляли скальпы врагов, – делился своими мыслями о воспитательных методиках работник бензозаправочной отрасли. После двух сумасшедших по объему глотков ему на глазах похорошело, и он, интеллигентно протерев горлышко ладонью, протянул самогон Славику. Но тот возразил:

– Не могу, я к самому графу еду.

– Может, не поедешь к его сиятельству?

– Нет-нет, никак нельзя отказаться. Строгий этикет, вилька-тарелька и никаких подозрительных запахов.

– Гм, – задумался Миша и почесал колено. – Вижу, добрый ты малый. Другой клиент пнул бы меня или даже накатал жалобу в центральный офис «Мамули»… А ты раз, и выручил.

Он отхлебнул и еще раз задумался. Потом ударил вора по колену и сказал:

– Знаешь, друг, его сиятельство – человек не простой и даже опасный, особенно когда у него обостряется мания величия. Тогда он несносен и злопамятен. Помнишь, как у Шекспира – тогда он перед небом кривляется, как злая обезьяна…

– Конечно, любой пятиклассник наизусть знает: да так, что плачут ангелы над ним, хотя, родись они людьми, до смерти бы над ним смеялись. Только не помню, в чьем это переводе.

И они пожали друг другу руки.

– Ну вот. Взять этого несчастного малого, что качается на деревенской площади. Он влюбился в девушку-манекена у магазина «Мохнатый розовый фламинго» и украл ее, чтобы любоваться в условиях домашнего интима. Лавочник пожаловался графу. Граф арестовал молодого человека: где шуба? Какая шуба? Какая-какая – из канадской лисы! Не было никакой шубы! Была! Не было! Была, розовая такая! Не было!

– За эту шубу его и повесили? – поторопил рассказчика Славик, не любивший натуралистические подробности. Да и появляться затемно в графских владениях было бы бестактно.

– В том-то и дело, – вздохнул Миша, – именно за шубу. Только за другую. Граф обещал простить несчастного влюбленного, если тот вступит в его лейб-гвардию и будет служить три года без зарплаты. У бедного графа все несут службу без зарплаты. А гвардейскому офицеру при форме полагается носить шкуру барса. Так вот, любитель девушек-манекенов и эту барсовую шкуру украл.

– Какой негодяй!

– Да, некрасиво. Потом следствие показало, что никакой он не влюбленный, а чокнутый эколог. У графа как раз началась мания величия, и он его повесил. Вначале пообещал отсрочку, если воришка публично откажется защищать права животных. Но тот уперся, и все тут! И, как Достоевский перед казнью, процитировал Нину Андрееву: «Не могу поступиться принципами!» Я это все к тому рассказал, что при твоей профессии может получиться отвратительная история. Она, как утверждает историческая наука, любит повторяться.

Воровских дел мастер подозрительно уставился на Мишу.

– Я вроде тебе ничего про себя не рассказывал…

– А мне и не нужно, я и так про твои воровские наклонности все знаю! – ухмыльнулся ответственный работник «Мамули». – Меня святой Дулькамара научил видеть людей насквозь…

Оказывается, когда-то Михаил попал по распределению в Чеховскую районную оккультную лабораторию на должность эксперта-алхимика первой категории. В его обязанности входило, помимо тестирования образцов эликсира молодости, написание агиографии старца Дулькамары, местной достопримечательности. Дело было хлопотное – молодой лаборант таскался за старцем по лесным чащам и оврагам, где тот проповедовал и иногда бодяжил в дыму и копоти свои снадобья, ночевал с ним то на сырой земле, то в каких-то чеховских норах прямо на песке и камнях, которые учитель называл «заповедными».

Когда Михаил окончательно одичал, старец посоветовал ему уволиться по собственному желанию из оккультной науки и подобрать для себя место силы. Ученик послушался и выбрал бензоколонку «Мамуля, заправь меня!». Праведник Дулькамара, посетовав на то, что для внутреннего совершенствования перекрестки больше пригодны, чем загрязняющие атмосферу заправки, принципиально не возражал. С тех пор Михаил и жил на автозаправке, наполняясь ее энергией и заодно зарабатывая пенсионный стаж.

– Я не думаю, что он был великий магистр. Скорее, обкуренный шаман-самоучка. Но талантом внушения он обладал и кое-чему меня научил. Например, языку птиц, – признался, потупив глаза, бывший лаборант. «Саншайн» наполнил его душу нежным теплом, и он готов был открыть душу новому другу. Славик понял его намерения и протянул новому приятелю руку на прощание.

– Погоди, – вдруг сказал Миша и, достав из бездонного кармана фирменного «мамулиного» комбинезона вычурную квадратную поллитровку с лейблом «Амаретто», протянул ее Славику. Тот было запротестовал, отказываясь от такого дефицитного сувенира, но Миша был непреклонен.

–Этот «Амаретто» тебя выручит, когда граф подстроит тебе западню. А он на такие дела мастер. Ты сам из бутылки не пей, а предложи отведать графу или его подручным. И выйдет полный шикардос!

И он прокуковал что-то, вызвав восторженный гвалт в дубовой кроне.

Славик бросил бутылку на заднее сиденье и дал газу, не оглядываясь на прощальные возгласы нового знакомого «Адью, дорогой друг! Я навсегда запомню этот день! Если будешь неподалеку – забегай! Отобедаем где-нибудь, в бильярд раскинем!»

А зря. Не успела машина скрыться за поворотом, как бензоколонка исчезла, как будто ее и не было. Остался только громадный дуб с расщепленной верхушкой, вокруг которого появилась низкая позолоченная решетка. А на дубе возник памятный, размером с фирменный поднос трактира «Рога и хвост» медальон с изображением надменного женского лица и трогательной надписью «Дорогой мамуле».

3

Как раз в ту минуту, когда рослый шеф дворцовой охраны Сантьяго Опанасенко, он же и секретарь графа, в остроконечной каске с графским гербом доложил о прибытии гостя, Головкин наконец-то справился с нервным тиком и отбросил мысли о самоубийстве. Уже много лет граф был подвержен приступам идиосинкразии, которая передалась ему от матери – женщины неистовой и неимоверно страстной. Каждое ее любовное приключение кончалось нервным приступом. А однажды даму, не разобравшись в ее общественной значимости, увезли в уютную швейцарскую лечебницу Аркхем, так как она убеждала метрдотеля ресторана «Крапчатый олень» в том, что является профессиональной убийцей.

Граф же, будучи, как и его отец, добрым семьянином, достигал нервного возбуждения вовсе не от флирта на стороне. Поводом мог стать косой взгляд или смешок, не говоря уже об оскорбительном намеке, но чаще всего Головкин срывался в ожиданиях каких-либо неприятных ситуаций.

Ознакомившись с голубиной весточкой от анонима N, граф почувствовал в голове щипковый инструмент типа электронных гуслей, который резонировал через левый глаз. Он сердито захлопнул окно, чтобы избавиться от ворон, которые самозабвенно орали в парке в такт звуковым трелям в голове. И в этот момент задвигались его руки, они стали необычайно подвижными – теребили одежду, хлопали по груди и дергались сами по себе… Эти ожившие конечности наводили на графа страх. И было от чего: судя по записке, приезд экстравагантного гостя сулил графу неприятности. Да еще не обычные деревенские, а с криминальным оттенком.