Аристократы и ловкий вор

1

По границе графского парка несся автомобиль. Он стремительно миновал живописные искусственные развалины Римской виллы, блеснул в конце тургеневской липовой аллеи и ненадолго скрылся в тени Волшебного дендрария, где граф коллекционировал деревья из разных стран. После чеховской тополиной дорожки автомобиль обогнул Собачий холм – место захоронения именитых охотничьих псов – и повернул в сторону деревни Бертолетовки.

Обладатель графского титула Илья Гаврилович Головкин нервно отложил четырехколенную подзорную трубу, которая досталась ему от дедушки – одноногого адмирала, подавившего не один корабельный мятеж. Да, граф не мог ошибиться, – мимо его дворца в направлении деревни промелькнул именно спортивный серебристый порше. Ах, с каким удовольствие он сам бы мчался вдоль дворцового паркового ансамбля и, обдав грязью собачьи надгробия, развернулся на север и влетел в главную сельскую улицу на шикарном болиде! Как селяне и селянки восторженно поприветствовали бы его приятными жестикуляциями и реверансами! А он, разбрасывая горстями серебряные монеты, резко вдавил бы педаль тормоза у деревенского трактира «Рога и хвост» и, со значением пожав руку громадному, как гризли, кузнецу, угостил бы всех местным сидром. Особенно барышень…

Головкин топнул ногой и мысли его вернулись на грешную землю. Он мог поклясться, что подобная машина не могла принадлежать никому из его крестьян и арендаторов. Так как деревня принадлежала предкам графа с незапамятных времен, он досконально знал всех проживавших в ней селян, хотя и путался в их именах и марках автомобилей и экипажей. Местная публика с уважением относилась к своему единственному аристократу и никогда бы не позволила себе унизить его этаким роскошным приобретением.

Попрыгав по кабинету, граф раскрыл гиббсоновскую историю Рима и сделал пометку на полях страницы с описанием парадной колесницы римского диктатора Суллы. У Ильи Гавриловича была мысль в будущем объединить разбросанные по книгам маргиналии в эпическую родословную своего рода. Начать он собирался с эпизода, описывающего подвиг катающегося по палубе адмирала в момент, когда тридцатиграммовый обрубок свинца раздробил его колено. Возможно, и появление загадочного порше тоже войдет в знаменитые анналы. То, что его записки будут иметь успех, граф не сомневался.

Впрочем, для получения дополнительных данных он отправил почтового голубя по адресу своего анонимного информатора N с поручением поподробнее разнюхать, с какой целью в деревню прибыла загадочная машина. Конечно, граф мог позвонить N по телефону, но не стал нарушать общепринятые правила конспирации. Аноним был одним из его самых ценных агентов в разношерстном деревенском социуме.

Довольный собой, граф по привычке дернул допотопный шнурок, которым когда-то пользовался искалеченный адмирал для вызова дворецкого. Не дождавшись слуги, который из-за экономии отсутствовал в дворцовом штатном расписании, Илья Гаврилович спустился на кухню и приготовил себе завтрак. После кофе он расположился за шахматным столиком и разложил пасьянс, чтобы быть готовому к любым неожиданностям на сегодня. Граф обожал карты с молодости, что самым бесчеловечным образом сказалось на его материальном достатке в последующие годы.

Когда послышался звонок у парадного крыльца, старик Борзов блаженствовал после обременительного крестьянского труда. Он как раз рассказывал своей старухе, как узбеки любят лежать у арыков. Постелет узбек коврик, расправит и укладывается. Дальше блаженствует по своему усмотрению.

– Сиеста, – с уважением подытожил Борзов, и в этот момент раздался звонок. Старуха Борзова кинулась открывать.

– К вам благородный господин, – доложила она. В случае важного события в жене Борзова вырастало чувство ответственности, и она переходила на непривычное «вы». – На дорогой тачке прибыли-с.

– Проси, – разрешил старик, и в комнате появился невысокий подвижный мужчина лет тридцати пяти с прилизанными волосами и мускулистым торсом под обтягивающей сорочкой в мельчайшую голубую клетку. Он был то ли смугл от природы, то ли загорел в ходе среднеазиатской командировки, глаза его как будто чуть косили, а, может, он таким образом научился скрывать свои мысли. Казалось, что ты мог видеть его буквально вчера-позавчера, а, может быть, и никогда с ним не пересекался. В общем, это был какой-то неопределяемый на типажи господин, но одетый модно и дорого, что для провинциалов Борзовых означало немало.

Представившись Славиком, он внимательно оглядел апартаменты и любезно расспросил старого крестьянина о видах на урожай в условиях жаркой погоды, уровне воды в колодцах, новомодных венках из полевых цветов, которыми так увлекаются прелестные пастушки, и о прочих сельских идиллиях. Старик в свою очередь поинтересовался городской экологией, уровнем ставок по банковским вкладам и последними выходками оппозиционной общественности в городских условиях.

– Да мне особо ничего от вас и не нужно, – сказал Славик в наступившей паузе. – Но знаете, о чем я мечтаю много лет? Хотелось бы мне отведать простой деревенской пищи. Вареной картошечки, обсыпанной укропчиком, с ломтиками жареного сала и горбушкой черного хлеба толщиной в два пальца. Вы же так обычно готовите картошку?

Борзов улыбнулся и чуть было не пошутил про шебекинские макароны, которые вышли на передовые позиции в сельском питании. И намеревался рассказать назидательный анекдот, заканчивающийся фразой «А папашу с бутербродом вы найдете в хлеву. От свиней его легко отличить – он в шляпе». Но остерегся в такой интеллигентной компании.

– Сразу видно, что вы человек знатный и стильный – артист или шоумен из знаменитых, или даже новый русский, хотя я их еще не встречал— польстил гостю хитрован Борзов. – Которым из-за разболтанного образа жизни и постоянных переживаний по любому поводу просто необходимо обнуляться. Понимаем. Заезжали к нам такие – позарез им нужно то нарезаться в дрезину, то плоть усмирить, то в мешковину душистую уткнуться, слезу пустив. Я тоже в молодости чифирем баловался для катарсиса… Будь по-вашему! Старушка, радость моя, вперед на эстакаду!

Получив команду, старушка заторопилась на кухню, прихватив с полки «Книгу о вкусной и здоровой пищи» со сталинскими рецептами и, поколебавшись, бестселлер «Голый повар». Она в принципе не одобряла творчество иностранных агентов.

А Борзов со Славиком отправились в сад для продолжения разговора.

– Неблагодарное дело – разводить сады, старомодное. То петрушка желтеет и кукожится, то помидоры почернеют. А уж гусеница, стерва, а слизняки? Какие скользкие подлецы! – покачал головой старик. – А взять муравьев? Вот уж кто проклинает садовников, этих медлительных убийц, которые подкрадываются на рассвете в длинных передниках и под видом росы сладострастно прыскают ядом на зазевавшихся насекомых! Жадные фарисеи, они готовы соблазнить любого, предлагая огромные деньги за горстку семян или луковиц! Опасайся этих с виду тишайших импотентов под дачными саванами. На самом деле это почти что маньяки – пожиратели гладиолусов… А еще вот какая тенденция наблюдается…

Борзов огляделся по сторонам и продолжил, понизив голос.

– Старичье-то, как положено, помирает, и в старые дома вселяются последующие поколения. Разный народ появляется, сын или зять, или деверь, не об этом разговор. А вот где не осталось наследников, покойник не уходит с участка и охраняет его. В видоизмененном обличье, немного прозрачном. И вот новый владелец в сумерках выдвигается, допустим, по нужде, а ему – «Здрасьте вам!» Может с грядки капустной поздороваться или из старой яблони аукнуть, где дупло есть. А то и пугало в сюртуке с прапорскими погонами наклонится в приветствии. И спросит придушенным голосом: «Цой жив?»

– Было и у меня что-то такое в ранней юности, – усмехнулся Славик. – Забрался как-то на один хутор переночевать: хозяева в избе, а я в летнем домике. Мне и перекусить досталось на халяву: на чердаке яблоки россыпью хранились. Так потом я всю ночь напролет слышал, как сверху какие-то люди звенели тарелками и бокалами да стучали вилками и ножами. Причем молча, только стук-стук и звяк-звяк.