– Все мы будем стариками, если раньше не помрём.

Артур разглядывал людей вокруг. У стола рядом сидели Дирон и Винтер, слуги Виконта. Чуть дальше, в другом углу, сидели местные крестьяне, приехавшие на ярмарку.

– Дай бог нам дожить до такого преклонного возраста, как у твоего отца. Умереть от старости – это смерть редкая, – сказал Шут. – В наше время почти противоестественная.

– По-моему, эту мысль я уже где-то встречал, – подумал Артур. – Хотя!.. Ничего нет нового под луной, и вряд ли можно сказать что-то, что уже не было когда-то сказано.

Шут взял со стола круглую погремушку с бубенчиками, видимо забытую здесь ярмарочными музыкантами, повертел в руке и нахлобучил её себе на голову. Увидев удивление Артура, лукаво подмигнул ему.

– Тебе идёт дурацкая корона! – заявил толстяк Шуту. – Впрочем, по тебе и так видно, что ты – шут гороховый.

– Жить, прикидываясь дураком, легче. К тебе меньше вопросов и больше сочувствия.

Шут снял погремушку и бросил обратно на стол.

– Это старому графу было в забаву, – с сожалением выговорил он, – молодому я уже не нужен. Он смотрит в рот тем, кто ему льстит, а моих шуток не понимает. Потому и спровадил меня с Виконтом.

– Как поживает твоя сестрёнка, где она сейчас? – спросил он у толстяка.

– Да здесь она, – Пётр кивнул в сторону двери, – мы вместе на ярмарку пришли.

Поболтав ещё немного и допив вино, Шут с Артуром вышли из корчмы. На торговой площади шумела ярмарка. Чего только там не было! Лошадиная упряжь, тёсаные доски, колеса для телеги, железные гвозди, дёготь и верёвки – всё необходимое для крестьянского хозяйства. Были товары и для людей побогаче – цветастые шёлковые ткани, богато инкрустированное оружие, резные седла, шерстяные попоны и товары совсем уж диковинные. Артур остановился поглазеть на двух маленьких африканских обезьянок. Одна с видимым удовольствием грызла кукурузный початок, а другая завистливо пыталась его у неё отобрать.

Помимо лавок и торговых рядов, в толпе ходили розничные торговцы, выкрикивая свой товар и зазывая покупателей.

– Селёдка копчёная, селёдка солёная! – напевал молодой парень, идущий с гроздями рыбы на груди. Небольшие селёдки были сквозь глазки нанизаны на верёвку, и от них разило таким густым рыбным духом, что Артур невольно задержал дыхание.

– Рыбий зуб! Кому рыбий зуб? – толкнул Артура, проходящий мимо торговец. На плече у него висел мешок, из которого торчали какие-то рога. Не сразу Артур сообразил, что это были моржовые клыки.

Пошли ряды с разнообразной едой и живностью. Артур с интересом глазел по сторонам. Шут ходил между рядов и балагурил с торговками.

– Что это, хозяйка, петух у тебя такой худой? Ты его молитвами, что ли, кормишь?

– Да ты на себя посмотри. Мой петух ещё потолще тебя будет!

Заметив молодую женщину в фартуке, идущую с корзинкой, Шут просиял и раскинул руки.

– Мартиночка, любовь моя. Я вернулся к тебе, красавица. Обними меня, родная.

Женщина сердито посмотрела на него и махнула рукой.

– Убирайся, скотина! Я всё знаю про тебя. Тебя видели в Ларме с какой-то танцовщицей на площади. Ты целовался с ней, а потом пошёл к ней домой. Мне всё рассказали!

– Мартина! Клянусь тебе, это было один раз. Клянусь, что когда я её целовал, то представлял, что целую тебя.

– Не клянись, негодник! Чтоб у тебя язык отсох! Не ходи за мной, проваливай к своей танцульке.

Она оттолкнула его руку и быстро ушла.

– Вот бабы! – повернулся Шут к Артуру – Сестрёнка у Петра занозистая… Ладно, пусть остынет. Завтра с ней поговорю.

Нагулявшись, они уселись на лавку, наблюдая ярмарочную суету. Задрав голову и вытягивая шею, Шут стал высматривать своих. Увидев Лонгрина, пошёл к нему и через несколько минут вернулся.

– Пойдём! Нам покажут – где будем ночевать.

Вместе с Лонгрином они пошли вглубь посёлка и вскоре зашли в невысокий дом.

– Дом пустой, нежилой. Заселяйтесь и ночуйте. Завтра утром встретимся на торговой площади.

Лонгрин ушёл. Артур с Шутом стали оглядывать своё временное пристанище.

– Да… – задумчиво протянул Шут. – Спартанское жилище… Даже кроватей нет.

Действительно, в комнате были только небольшой грубый стол и две колченогие табуретки. В углу было навалено сено – видимо здесь им предстояло спать. Единственное окно было закрыто деревянным ставнем.

– Ну да ладно! Нам не привыкать, – бодро сказал Шут. – Если бы ты знал – в каких бывало условиях нам приходилось ночевать! До сих пор помню одну ночёвку под дождём в скирде соломы.

Шут поставил на стол корзинку с продуктами, купленными на рынке. Они сели поужинать.

– Налетай, налегай! Наша кочевая жизнь заставляет запасаться впрок. Неизвестно – где и когда будешь завтра обедать.

После еды допивали вино, которое Шут захватил, выходя из корчмы.

Шут давно поглядывал на левую руку Артура. Тот понял – что привлекло его внимание. Артур снял с руки часы и протянул Шуту.

Повертев часы в руках, Шут стал рассматривать циферблат.

– Погоди, погоди, не говори мне – что это за «ерундовина»? – попробую догадаться.

Он приложил «ерундовину» к уху.

– А-а! Так это часы. Я видел нечто подобное в Париже, на столе у короля Роберта, но там была одна стрелка. А тут целых три…

– Всё правильно. Одна стрелка показывает часы, другая минуты, а третья секунды.

Шут явно был озадачен.

– Мелкая вторая?.. То ли я забыл латынь, то ли чего-то не понимаю.

Артур терпеливо объяснил:

– В одном часе – шестьдесят минут. В одной минуте – шестьдесят секунд.

Шут озадачился ещё больше.

– В одном часе – шестьдесят мелких… В одной мелкой – шестьдесят вторых… Нет, я сейчас свихнусь.

– Да какие мелкие, какие вторые! – Артур потерял терпение. – Если час разделить на шестьдесят частей – это будут минуты, если так же разделить минуту – это будут секунды.

Шут вздохнул.

– Ну, хорошо. А для чего это надо?.. Часовую стрелку я могу понять. Ставишь на ночь караул, сменяешь – по часам. Но к чему ваши минуты и секунды – ума не приложу!

– Допустим, варите вы яйцо. Если хотите всмятку – варите четыре минуты, если хотите вкрутую – варите десять минут.

– Как сварить яйцо – я и без ваших минут разберусь. Придумали чёрт-те что, не пойми зачем!.. Что-то вы намудрили с этим. Не нужны мне ваши минуты и секунды… Суетливо живёте… Когда солнце восходит – это утро, когда солнце высоко – это обед, когда солнце к закату – вечер. Вот и всё, что нужно – забирай свои часы!

Артур, смеясь, забрал часы и одел на руку.

– Впрочем, если ты захочешь их продать, – предложил Шут, – не сомневаюсь, что мой господин их купит и отсыплет тебе полсотни солидов. Он любит всякие курьёзные вещи.

– Нет, часы я не хочу продавать. Но у меня есть золотое кольцо. Вот его я, пожалуй, продам.

Он протянул Шуту кольцо.

– Ну, так это другое дело! Кольцо с изумрудом, да ещё хорошей огранки. Это может заинтересовать Лонгрина. Если хочешь, я ему предложу. Ты и сам можешь ему предложить, но я предполагаю, что торговец из тебя плохой. А я вытащу из него за это кольцо двадцать солидов.

Артур согласился.

– Однако темнеет, – Шут оглядел комнату. – Окно открывать не будем. Ночью прохладно.

Он вытащил из кармана кремень и стал чиркать, пытаясь разжечь стоящую на столе масляную коптилку.

– Чёрт! Не зажигается, – пожаловался Шут. – Фитиль что ли отсырел?

Артур вытащил из рюкзака зажигалку и зажёг коптилку. Шут недоумённо уставился на зажигалку.

– Ну-ка дай сюда твой кремень!

Артур протянул ему зажигалку. Повертев её в руках, Шут хмыкнул.

– Да! Такого я не видел даже у короля Роберта.

Он пощёлкал зажигалкой, разглядывая пламя.

– Не вижу никакого фитиля. Такое ощущение, что воздух горит.

– Так оно и есть, – сказал Артур. – Там внутри горючий газ.

– Горючий что? – не понял Шут.