Коробков. Давай, давай.

Жанна. Будешь пить, Митенька?

Дмитрий. Как скажешь, Жанночка. Особенно напиваться не буду, а рюмочку могу выпить. Да я все там же, в нашей Тюмени, в проектном институте работал. Главным инженером и одновременно замдиректора. А теперь вот здесь, в Москве. Уже почти два года как перебрался.

Жанна. Нет, я лучше «Болс» подам с шоколадом. Подавать?

Дмитрий. Да не стоит, Жанночка, на меня добро переводить. У меня времени в обрез.

Жанна. К жене молодой спешишь? Что, и зимние ночи теперь небось коротки? Ха-ха. Он ведь у нас молодожен, Валерка! Представляешь, спрашиваю его, давно женился, а он говорит «Давно, уже целую неделю»! Так и говорит: уже целую неделю, представляешь?^-

Коробков. Ну, поздравляю. Мы как-то слыхали, что ты все в холостяках ходил. Я тебя, признаться, даже за самого разумного человека из нас почитал, а ты, оказывается, туда же, в ярмо.

Жанна. Валерка!

Коробков. Ну, не буду, не буду, я ведь можно подумать, что и шучу. Оно ведь и так в глаза прыгает. Ты давай-ка на стол чего-нибудь: по такому случаю не грех и рюмочку хлебнуть.

Жанна. Сейчас, сейчас, вечно меня на кухню хочешь загнать. Дай послушать человека — ведь двадцать лет не виделись!

Коробков. Ну, а в Москве какую-такую номенклатуру отхватил?

Дмитрий. Нет, здесь я просто старшим инженером работаю, в строительном НИИ.

Жанна. Вспомнила! Коньяк и ликер мы же вчера с Ивашевыми выдули. Я сейчас сухого винца принесу с сыром. Ты не против, Митя?

Коробков. Ну что ж ты стоишь, Жанна, ведь стол-то пустой.

Ж а н н а уходит.

Ну, давай, выкладывай по-быстрому, с чем пришел.

Дмитрий. Я… просто так пришел… навестить…

Коробков. Э-э, брат, нашел с кем хитрить. Мне жизнь мозги размяла и понятливым сделала. Просто так через двадцать лет о здоровье справиться на минуточку не забегают. Ну, так что у тебя?

Дмитрий. Послушай, Валерий, это ты пьесу написал «Старушки не покупают цветов»?

Коробков. Не дарят. Не дарят старушкам цветов! Не дарят — и весь разговор. Это, брат, разница. А что, понравилось?

Дмитрий. Я не смотрел… Я только афишу видел. Так твоя или не твоя?

Коробков. Моя. Вышла вещь, говорят. Сходи посмотри. Не знаю, правда, как билеты достанешь — милиция дежурит, а все равно спекулируют! Ну, не достанешь — позвони. Здесь я тебе постараюсь помочь.

Дмитрий. Значит, твоя…

Пауза.

Коробков. Она хорошенькая?

Дмитрий. Кто?

Коробков. Да актрисочка, которую тебе в театр пристроить надо?

Дмитрий. Красавица.

Коробков. Эва! Влюблен, значит. Любовница?

Дмитрий. Жена.

Коробков. Так… Откуда прибыть изволила?

Дмитрий. Да она, понимаешь, Валерий, почти три года в одном гнусном городке проработала…

Коробков. Да… а… Так и говорит — «в гнусном»? Весь город у нее выходит — гнусный? С характером, значит… Максималистка. Ну, ну, я шучу. Выкладывай дальше.

Дмитрий. Она семь главных ролей в этом театре сыграла. Диплом у нее о высшем театральном образовании… Все как надо… Она поет хорошо, на гитаре играет, танцует…

Коробков. Сколько?

Дмитрий. Чего… сколько?

Коробков. Ну, лет, лет ей сколько?

Дмитрий. Двадцать… семь.

Коробков. Исключено.

Дмитрий. Что?

Коробков. Безнадега.

Дмитрий. Да?

Коробков. Ничем тебе, Дмитрий, я здесь помочь не могу. Объявись сейчас в Москве хоть сама Комиссаржевская в таком возрасте — не возьмут. Так что ничем помочь не смогу. Легче мне тебя сейчас устроить министром точного приборостроения, чем женщину в двадцать семь лет в московский театр.

Пауза.

Дмитрий. Да…

Дмитрий. Вот так. Так что пусть идет учиться и меняет профессию, пока не поздно.

Пауза.

Эва, как скис. Влюблен… Ну, да ведь не всем же артистами быть. В больших городах это сложно.

Пауза.

Дмитрий (встает). Ну, я пойду… Мне пора, да и у вас, я смотрю, дел навалом. Как-нибудь с женой зайду, если разрешите.

Коробков. Погоди ты! Садись! Жанна! Да давай же что-нибудь на стол.

Пауза.

Старики-то твои живы?

Дмитрий. Умерли. Восемь лет уже.

Коробков. Редкие они были люди. Героические.

Дмитрий. Да.

Коробков. Да… помирают старики. У меня ведь мать тоже умерла.

Дмитрий. Я ее помню. Жаль, Коробок.

Коробков. Ну, знаешь… давай приведи ее ко мне на той недельке. Только прямо скажу — для очистки совести это делаю. Приведи. Ты не бойся. Я не бабник. Двадцать лет с одной женщиной проживешь, да еще такой, которая все двадцать лет верна тебе, женоненавистником сделаешься. Я на твою просто взгляну профессионально… вообще… у меня тут пьесочка одна выпеклась… Прелюбопытная штучка, говорят. «Ты — и больше никого» называется. Там героине — двадцать девять лет. Жена главного в эту роль зубами вцепилась… да она… ну, это ладно. В общем, звони, да и приводи ее на той недельке… Ну что же ты там, Жанна?!

Жанна (входит с рюмками). Митенька, у вас там в НИИ никак нельзя черный кафель достать? У вас же связи со стройплощадками, наверное, имеются?

Дмитрий. Жанночка, извини меня, но только «чур меня!» от таких дел, я к этим левым делам и на пушечный выстрел не подхожу.

Коробков. Молодец, Митька, из нашего ряду, честным трудом кормиться хочешь.

Жанна. Чай сейчас вскипит. С этим проклятым ремонтом все бутылки куда-то запропастились. Представь себе, Валерка, бар открыла, а бутылок нет.

Коробков (смущенно). Ну, ну, тащи чаю.

Жанна. У меня варенье хорошее есть. Из китайских яблочек. Маленькие такие, не больше крупной рябины. Я каждый год специально для гостей целое ведро варю. У меня хорошо выходит. Совсем не горчит. Попробуешь?

Дмитрий. Да не надо, Жанночка, мне пора.

Коробков. Так боржомчика хоть выпей — со льда.

Дмитрий. Нет, спасибо, я пошагал.

Коробков. Зря ты женился, брат.

Жанна. А говорили, Сидоров, что просто так навестить старых друзей зашли. Жену, значит, в театр устроить просите? Знала бы — сказала, что дома нет. Так нет, обманули!

Коробков. Жанна, это наконец невыносимо!

Жанна. А что — Жанна? Что — Жанна? О целом мире хлопочешь один, прямо как господь бог, а вот о собственной семье не хочешь подумать. Вот твой школьный товарищ вполне может тебе помочь. Но у него, видишь, принцип! А ты вот возьми ему да скажи, что у тебя тоже принципы. (Уходит.)

Коробков. Вот так-то вот, брат. Семейная жизнь, она вроде писательского поприща, в ней те же законы; тут тоже главное не обижаться. Обидят тебя, а ты мимо.

Дмитрий. Да ничего, Валерий, ведь мы свои. Засиделся я у вас! (Громко.) Ты уж прости меня, Жанночка! До свидания.

Жанна (из кухни). Счастливого пути!

Дмитрий. Пока, Валерий.

Коробков. Ну-ну. Бывай. Значит, договорились.

Жанна (из кухни). Будете дверь открывать, Сидоров, смотрите, осторожнее: Валерий на лестницу может выскочить.

Дмитрий. Валерий, ты что, со мной?

Жанна (из кухни). Да не этот! Пинчер у нас! Пинчер и выскочит. А за этим я как-нибудь сама догляжу!

Д м и т р и й уходит.

Глава четвертая

Комната Ф л о р и н с к о й. В ней появились занавески на окнах, детская полированная кроватка, высокий детский стульчик на колесиках, недорогая ваза и даже широкая тахта, столом служат составленные большие коробки, накрытые разноцветной клеенкой. Вечер. Самодельный стол накрыт — на нем два граненых стакана, тарелки и торт. Ф л о р и н с к а я сидит у стола. В кроватке кто-то лежит, завернутый в розовое атласное одеяло. Входит Дмитрий с детским стульчиком-горшочком и букетом цветов.