Она так увлекается мыслями о своих нововведениях, что, когда в кабинете разбивается стекло, взвизгивает от неожиданности, подскакивает и вновь падает из-за дурацкой ночной рубашки, но не на пол, а в холодные руки, очень хорошо знакомые её телу.
– Ой, любимый, – испуганно икает Надя, когда её ставят на ноги. Одна рука супруга, как всегда прохладная, накрывает её светлые волосы в районе шеи, другая смыкается на талии. И не выбраться, пока сам не отпустит.
– На-день-ка, – холодно тянет он, осматривая её на предмет усталости и повреждений. Не находя ничего, угрожающего жизни и здоровью, он запутывается пальцами в её волосах. – Приворотное зелье?
– Откуда знаешь? – с досадой в голосе спрашивает Надежда. – А, Тир…
Вопрос императрица задала просто, чтобы не молчать. Разумеется, Ресса рассказала эту историю мужу, она ведь в нём души не чает. Надя удивляется, как они вообще расстаются днём по рабочим моментам. Учитывая то, как они друг другу в рот заглядывают…
– Тогда ты знаешь, что оно должно было быть дурманящим! – весомо заявляет она.
Атар хмыкает.
– Давай начнём с того, как ты вообще дошла до того, чтобы опаивать первого министра?
– Ни ты, ни твой отец не хотели его смещать! А он мешает мне работать…
– Надя, такие вопросы ты должна оговаривать со мной! – тут он вдруг притягивает жену ближе. – Но я хотел поговорить не об этом.
Его кожа внезапно становится ужасно холодной, а на лице проступает чешуя. Надя в ужасе сглатывает, когда он извлекает из кармана своего сюртука полупустой хорошо знакомый ей бутылёк и на её глазах швыряет в стену.
– Противозачаточный отвар?! – его голос окончательно перестаёт походить на человеческий.
– Где ты… Где ты его нашёл?
Уверенность, достойная женщины во главе страны, испаряется без следа, словно она вновь всего лишь девчонка с Земли, которую притащили на отбор в другой мир. Цвета она сейчас такого, что могла бы слиться с множеством сугробов за стенами их обители да со своими любимыми бумажками.
– Это всё, что тебя волнует? – приподняв жену над полом, дракон вскоре доносит её до стены, где и нависает над ней. На ковре и каменном полу остаются снежинки. – То, где я нашёл эту дрянную стекляшку?!
Надежда дрожит и осторожно поднимает руку, чтобы погладить белую чешую у него на лице.
– Любимый…
– До того любимый, что, проводя со мной ночи, ты пьёшь эту гадость?! – рычит он, а потом вдруг пятится от неё. Его супруга видит, как белые когти прорастают из человеческих пальцев.
«Не хочет поранить», – осознаёт императрица и стыдливо опускает глаза.
– Восемь лет… Ты дурачишь меня восемь лет… – когда он говорит, Наде кажется, что она слышит вой раненого зверя. – Та, кому я доверяю безоговорочно…
– Атар, – подаёт голос Наде, медленно подойдя к нему и обхватив наполовину человеческое, а наполовину драконье лицо руками, – я вовсе не… это просто…
Она злится на себя, что не может найти подходящих слов.
– Так надо, понимаешь? – наконец, императрица сдаётся в своих попытках найти себе оправдание. Муж смотрит на неё, как побитый щенок, и этот взгляд заставляет её чувствовать себя виноватой. Ей так не хочется, чтобы он так на неё смотрел. Пару слов, одно магическое усилие – и он мог бы забыть о том, что находил противозачаточный отвар, который она, вероятно, дурында такая, выронила где-нибудь в спальне или гардеробной, и всё было бы как раньше.
Прежде чем она успевает поддаться собственной слабости и призвать магию, дракон отстраняет её руки, перехватывая их за запястья, и впивается в губы таким отчаянным, напористым поцелуем, что она не сразу подхватывает его ритм. Он мнёт и кусает её и в глубине души, в той её части, что не столь эгоистична, в той, что была избрана для него, для того, чтобы быть с ним, Надя понимает, что очень виновата. А ещё она хочет его.
Когда его руки отпускают её запястья и подхватывают под бёдрами, Надя нисколько не сопротивляется. Тело вспоминает бесчисленные ночи без сна в их первые годы брака, когда ведьма, опасаясь беременности, попросила у Луизы зелье от зачатия. Со временем, они стали проводить друг с другом всё меньше времени, во многом по вине Нади, которая увлекалась работой, однако если проводили, у неё всегда был отвар наготове. Только вот, как оказалось, императрица и сама истосковалась по силе, напору, жадности супруга, которых избегала, насколько это получалось.
Атареллен сажает её на диван, и Надежда упирается одной рукой в мягкую поверхность, другой потянувшись к пуговицам на его одеждах, но дракон вдруг отстраняется, тяжело дышащий, как и она сама.
– Если после ночи со мной ты вновь приготовишь себе это, – император брезгливо морщится, – то я не вижу смысла доставлять тебе удовольствие.
Распалённая, Надя удивлённо смотрит на него. Таким жёстким, категоричным он был только первые месяцы их знакомства, и то даже тогда искал возможности с ней договориться. А уж после их свадьбы… Атар всегда старался сделать ей приятное, редко отказывал, разве что в вопросах политики у них возникали споры, в которых он всё же предпочитал уступать ей.
– Атар, я… я слишком молода, чтобы иметь детей! И ты тоже! Я просто приняла решение за нас обоих! Ребёнка ведь пришлось бы вынашивать мне, а не тебе, а я не хочу. И говорить об этом тоже не хочу! – императрица подскакивает с дивана, неудовлетворённая и оттого ещё более злая и капризная.
– Ты могла бы поговорить об этом со мной! Какое право ты имела решать за меня?! – его лицо снова покрывается чешуёй, а вытянувшиеся зрачки опасно сверкают.
– Разве тебе так хотелось детей все эти годы? Драконы живут кучу лет, я, как твоя истинная пара, проживу не меньше. Чего ты бесишься?!
Страх, стыд и желание временами заставляют людей говорить ужасные вещи. Особенно, если у них куча трудностей, которые они сами взвалили на свои плечи.
– Ты меня так и не полюбила, да? – с отчаянием спрашивает дракон, и Надя осекается, давясь порцией других глупых слов, что готовы были вырваться наружу.
Она любит… просто… просто…
– Значит, даже не отрицаешь?
Из-за её заминки Атареллен делает неправильные выводы, и Надя пятится, приземлившись на диван.
– Я… Я буду плохой матерью.
Признание даётся ей с трудом, и она сглатывает слюну.
– Я это понимаю, а рожать ребёнка, чтобы всё своё детство он провёл в одиночестве, потому что оба родители заняты, чтобы он думал, что вообще не сдался тут никому, чтобы…
Она резко встаёт, обходит диван и утирает слёзы тыльной стороной ладони, повернувшись к мужу спиной.
– Дело не в том, что я не люблю детей или что-то вроде того, – Надя говорит, а взгляд супруга холодит ей спину. Когда надо, Атар умеет молчать, в какой-то степени императрица даже жалеет об этом, потому что в тишине её слова и мысли льются быстрым потоком. – Ты сам знаешь, что люблю. Дочурка Тира и Рессы славная, Кики мне тоже всегда нравилось, но… Это ведь совсем не показатель того, что из меня может получиться мать! Не сейчас, по крайней мере. Я думала, когда-нибудь позже, когда я перестану бояться, когда прочно укреплюсь в позиции императрицы, в этом мире и вообще… Тогда бы я могла справиться со всем и уделять больше времени тебе, возможным детям…
Она замолкает и оборачивается, нерешительно глядя на стоящего ледяной статуей мужа. Атареллен запустил пальцы под воротник-стойку и смотрит холодно и задумчиво.
– Не понимаешь, да?
– А ты и не хотела, чтобы тебя поняли, – отрезает дракон. – Ты не говорила. Ни о чём. Не позволяла мне знать о своих проблемах, хотя тебе достаточно было использовать твою обожаемую магию и открыть сознание.
Надежда поджимает губы, понимая, что сейчас ей и слова вставлять не стоит после того, как он молча слушал её.
– Мы в браке восемь лет, в течение которых я старался давать тебе всё, в чём ты нуждалась. Не хотел, чтобы мы ссорились, как в начале, чтобы из-за того, что я ограничиваю твою свободу, не учитываю твои желания, ты ненавидела меня. Только вот… в то время как я делал всё, ты не делала ничего. Говорила мне лишь то, что хотела говорить, показывала себя лишь с той стороны, которую выбирала сама.
