Понятно. Не лезь в наши игры, уважаемый Наставник. Оставь нам нашу свободу.

Присев рядом с мальчишками на пол – черт возьми, каким неловким оказалось тело Пера, – я спросил:

– Как вас зовут-то, ребята?

– Разве вы не знаете, Наставник? – непритворно удивился рыжий мальчик. Другой, светловолосый, кудрявый, с мордочкой заспанного ангелочка, меланхолично и с удовольствием добавил:

– На нашу группу файлов собрано… видимо-невидимо…

А ведь я с удовольствием повозился бы с этими пацанами. Попробовал бы разобраться, откуда берутся в мире геометров вот такие вежливые, но ершистые, играющие не в регрессоров, а в Крепостную эру… в последнюю эру свободы этой планеты. Это было бы здорово. Будь у меня в запасе десяток лет, я бы их даже воспитал. Так, как надо… с моей точки зрения. И стали бы они тоже Наставниками… изменили бы этот мир.

И получилась бы прекрасная битва с геометрами их же оружием. Еще бы вывести чуму, избирательно поражающую Наставников, – и уподобление оказалось бы полным.

– Я не смотрел ваши файлы, – сказал я. – Это немножко нечестно, верно? У вас-то на меня данных нет.

Ребята молчали. Похоже, они перевидали многих Наставников. И всякие методы налаживания теплых, дружеских отношений…

Я вздохнул. Нет у меня десяти лет, чтобы помочь вам, ребята. К сожалению. И нет даже десяти дней, чтобы подружиться. К счастью.

– А почему именно Крепостная эра, ребята? – Я обвел взглядом комнату. – Почему не Костяная или Морская? Неужели менее интересно?

– Это переломный этап в развитии нашей цивилизации, Наставник, – сообщил рыжий мальчик. – Перепутье.

– Точка выбора судьбы, – подтвердил кудрявый. – Наш мир мог стать совсем другим, если бы не события тех времен. Вы не согласны?

Как жаль, что у меня нет нескольких лет в запасе…

– Согласен, – признался я. Встал – старческое тело недовольно хрустнуло суставами. – Вы не против, если я открою окно, ребята?

Против они не были. Впрочем, и помочь мне не спешили. И знакомиться тоже. А двое ведь даже не снизошли до беседы… отчаянные маленькие бунтари.

Я отдернул штору. Стекло, как я и ожидал, было прозрачным. До применения техники четверка не опускалась. Разве что несколько электронных книжек валялось на кроватях.

За окном была сплошная мутная круговерть. Служба погоды выполнила последний приказ Наставника Пера. Едва-едва проглядывало светлое пятно солнца. Не буду я больше называть Матушкой чужую звезду.

– А сейчас мир не может измениться? – спросил я. – Точка выбора судьбы, что это? Обведенный кружочком день на календаре? Совсем-совсем случайная пандемия чумы? Решение Мирового Совета?

Мальчишки за моей спиной молчали. Потом рыжий, я узнал его голос, сказал:

– Нет, Наставник. Точка выбора судьбы – это день, когда мир что-то теряет.

– Но ведь что-то и приобретает?

– Приобретает он только один путь. А теряет – тысячи. Как шар, помещенный на вершину холма. Шар там долго не устоит, он покатится. Его надо только чуть-чуть подтолкнуть. Зато, когда он начал катиться вниз, его так просто не повернешь.

Кто-то фыркнул и шепотом сказал.

– Опять ты с детскими сравнениями… ой!

Я переждал, пока стихнет возня, потом сказал:

– Правильно. Вот только у жизни нет подъемов и спусков, одинаковых для всех. Кто-то стоит внизу, видит, что мир несется на него, и ничего не может поделать. Кто-то смотрит сверху и считает, что шар катится по единственно правильному пути. А кто-то…

Я сделал паузу, и, конечно же, один из мальчишек не выдержал:

– Стоит там, где катится шар?

– Правильно. – Я повернулся, посмотрел на него. Это был ничем не примечательный паренек, смуглый, темноволосый, немного раскосый, на Земле его приняли бы за азиата. – Верно. Кто-то стоит на пути, которым несется мир. И видит, что на самом деле мир неподвижен. Что он застыл и готов рухнуть. И тогда этот человек может протянуть руку и толкнуть в нужную сторону. Если решится, конечно. Ведь правильных направлений не бывает.

– А как оказаться в этой точке? – неожиданно спросил кудрявый мальчишка.

Я пожал плечами:

– Можно особо и не стараться. Мир сам тебя… достанет. Главное – понять, что сейчас твоя очередь протянуть руку и подтолкнуть его… Ребята, а ведь у вас должен быть сейчас урок!

– Я думаю, он уже идет, Наставник Пер, – сказал рыжий мальчик. – Меня зовут Тиль, Наставник.

Нет, на самом деле его имя прозвучало немножко по-другому. Но в нем и впрямь было что-то от Тиля. Я улыбнулся, с трудом заставляя лицо Наставника Пера повиноваться. У него была не та улыбка, к которой я привык. С телом Ника таких сложностей не возникало.

– Меня зовут Грик… – Это кудрявый.

– Меня зовут Лаки… – Это «азиат».

– Я – Фаль… – произнес молчавший до сих пор мальчишка.

У них даже глаза у всех изменились. Перестали быть осторожными. Стали… как у бездомных щенков, подходящих к чужим ногам на остановке. Уверенных по малолетству, что пинка не последует, но уже сообразивших, что и прижаться не к каждой ноге позволят.

Обломают вас, ребятишки. Со всеми вашими сомнениями, исканиями и высоким уровнем критичности. Никуда вы не денетесь, когда за дело возьмется Наставник уровня Пера. Может быть, даже заложенный в вас потенциал, способность выбиваться из ряда, ставить вопросы и находить ответы – не пропадет.

И будете вы когда-нибудь сидеть за уютными столиками Мирового Совета и в уютной, почти домашней обстановке решать, куда покатится ваш мир…

От двери послышался приглушенный, раскатистый гул. Словно ударили в колокол.

Мальчишки переглянулись.

– Кто-то пришел, Наставник Пер, – сообщил Грик. – Чужие у ворот!

– Это за мной, – без тени сомнения сказал я. – Открой, пожалуйста, ворота.

Спасибо, что пускаете в свою игру, ребята. Но игры кончились.

Грик, смешно пробежавшись по «соломе» на четвереньках, вскочил, шлепнул по двери ладошкой. Наверняка их дверь не запиралась как следует и любой Наставник мог войти без спроса. Но пока иллюзию защищенности ребятам не ломали.

За дверью стояла Катти.

Я даже не удивился. В душе я готов был увидеть за ее спиной Тага и Гана с медицинскими парализаторами в руках. А то и еще целый отряд. И услышать: «Игры окончены, регрессор Тени!»

– Привет, ребята… Здравствуйте, Наставник Пер. – Опустив руку на плечо мальчика, она смотрела на меня. На подлого шпиона, влезшего вначале в тело ее любимого, а потом и в шкуру Наставника. Смотрела грустно и преданно.

– Здравствуй, Катти, – сказал я.

– Наставник, простите, что прервала ваш урок. Но мне надо, очень надо с вами поговорить. Я… подожду…

– Я поговорю с тобой сейчас, – сказал я. Посмотрел на Грика, нежащегося под ее рукой и строящего рожи приятелям, на остальных мальчишек. – Пока, ребята. Вы мне очень понравились.

– Вы скоро вернетесь, Наставник Пер? – тонким голосом спросил Тиль, когда я пошел к двери… к воротам их маленькой, осажденной и обреченной крепости.

– Не знаю, – ответил я той ложью, которая была ближе всего к правде.

В коридоре Катти взяла меня за руку. Не сговариваясь, мы начали спускаться по лестнице, и где-то на пятом этаже Катти, неловко улыбаясь, сказала:

– Они уже в вас влюблены, Наставник. Для самой трудной группы – это поразительно.

– Они тут самые нормальные, – сказал я.

– И тоже в восторге от Крепостной эры… как группа Никки…

Ее голос дрогнул.

– Что случилось, девочка?

Катти неожиданно всхлипнула и вцепилась в меня изо всех сил.

– Наставник Пер… пожалуйста, простите Никки, Наставник!

Мы шли по парку, заботливо выращенному под стеклянным небом, а Катти, еще всхлипывая, говорила:

– Я понимаю… понимаю, Наставник… Это чудовищно выглядело. Но ведь он болен.

– Ник бежал из санатория, – сказал я. – Ты знаешь?

Она молча кивнула.

– Я не сержусь на него, – сказал я, вздрагивая от той чудовищной фальши, что скрывалась сейчас в моих словах. Но не было сил для правды! – Я не сержусь на Никки.