Не упустил я свою судьбу: Росица появилась снова — ждала у входа парикмахерской. Я не сразу узнал ее. Черный платок обрамлял лицо, делая его старше и строже.

— Здравствуй! — сказала она.

— Ты не уехала?

— Они не дождались меня. Я опоздала. Из-за тебя, глупый парикмахер. Что ты уставился на меня?

Я не знал, что сказать, и пробормотал:

— Ты, наверное, хочешь забрать косу?

— Если коса тебе мешает — выбрось ее!

— Зачем же ты пришла?

Глупее вопрос трудно было придумать. Зачем ты пришла? Это звучало обидно, но Росица не обиделась.

Она ответила с детской естественностью:

— Они же оставили меня одну. У меня больше никого нет. Вот я и пришла к тебе.

Жар ударил мне в лицо. Я почувствовал, как кровь волнами заливает лицо. Она пришла к тебе, глупый парикмахер! Что же ты стоишь как окаменевший? Пой! Пляши! Прыгай!

— Пойдем, — тихо сказал я.

Она не спросила куда, зачем, далеко ли. Она ответила:

— Пойдем.

И мы пошли.

— Есть у нас город, где все улицы упираются в море, — неожиданно заговорила Росица, шагая рядом со мной. — Куда ни пойдешь — обязательно выйдешь к морю. На улицах пахнет водорослями и рыбой. А дома маленькие, двухэтажные. Второй этаж выступает над первым, а во дворах висят сети. Словно весь город попался в одну большую сеть. Рассказывать?

— Рассказывай!

Я обрадовался, что она рассказывала, потому что сам от смущения потерял дар речи и молчал бы всю дорогу.

— Вокруг города возвышаются крепостные стены. Враги не смогли их разрушить. Разрушило море. И время. С берегом город соединяет узкая полоска земли. А в гавани покачиваются шхуны.

— Что же это за город? — спросил я.

— Несебр! Самый лучший город в Болгарии.

Я почувствовал, что она держит меня за руку. Ее маленькая теплая рука была сильной. И я подчинился силе ее руки — шел с ней по Несебру, и передо мной возникали крепостные стены, сети, шхуны.

— Если тебе кто-нибудь скажет, что Созопол лучше, не верь ему. Все созополцы хвастуны. Слышишь?

— Слышу! — отвечал я и уже был глубоко убежден, что Несебр, несомненно, лучше Созопола, хотя впервые слышал об обоих городах. Все, что относилось к Росице, само по себе становилось привлекательнее и лучше остального.

И вдруг девушка остановилась и рукой остановила меня:

— Но мы с мамой жили у дедушки Пенчо в Рильских горах. А в Несебре у отца была шхуна… Жандармы отняли шхуну, а отца повесили. Потому что он помогал революционерам. И все его сыновья — борцы за свободу. И дочь — тоже! Понял, глупый парикмахер?

Ничего я не понял, только чувствовал в своей руке ее маленькую теплую руку с шершавой кожей на обветренных пальцах.

Время от времени Росица появлялась в окне нашей парикмахерской. Я отрывал взгляд от головы клиента и видел ее между двумя манекенами, стоящими в окне. Она наблюдала за мной. Давно или только что пришла? Я не знал. Я делал ей знак: сейчас выйду. Она качала головой: не надо. Она не хотела мешать мне работать. Она очень тяготилась одиночеством и, не дожидаясь вечера, приходила, чтобы не быть одной.

Постепенно я привык, что она с улицы через окно наблюдает за мной. Она приходила незаметно и так же незаметно исчезала. Посмотришь в окно, а ее уже нет.

Иногда мне казалось, что я стою перед зеркалом и вижу не самого себя, а кого-то другого — счастливого, сияющего.

Какое хорошее это было время!

Мы вместе обедали в маленькой каморке за залом. Она делала вкусный шопский салат из помидоров, чучки — перца, лука и козьего сыра…

А по вечерам мы бродили по городу или выбирались к морю и лежали на гальке, подложив под головы руки. Над нами стояли крупные звезды. Но Росица говорила, что у них в горах звезды крупнее, потому что горы ближе к звездам, и что ее братья сейчас не спят: у них самая война ночью. Они смотрят на звезды, и она смотрит на те же звезды. А я смотрел на Росицу — в темноте она не видела, что я смотрю на нее, — и я видел в ее глазах зелень с капельками росы.

— Послушай, глупый парикмахер, — неожиданно заговорила Росица и заглянула мне в лицо, — хочешь жениться на мне?

Я не мог понять — говорит это она серьезно или смеется? Я промолчал. Тогда она заворочалась, и ее локоть сильнее уперся в мое плечо.

— Ты напрасно не хочешь жениться на мне, — сказала она. — У нас из окна видна вершина Мусалла. Наша деревня называется Жабокрек. Смешное название, правда? Там на закате кричат жабы на берегу реки Скр. Все реки текут на юг, а наша повернула и через горы потекла на север, к Дунаю. Упрямая река! Дедушка Пенчо большой мастер делать вино. Ты когда-нибудь пил вино, которое называется «Монастырское шушуканье»? Не пил? Это лукавое вино. Когда выпьешь его, начинаешь не петь, не плясать, а шушукаться. Расскажешь все, что у тебя на душе… Дедушка и такое делает — красное, как кровь. Так вот, когда я родилась, дедушка Пенчо закопал в землю пять бутылок вина. «Пусть ждут в земле, пока Росица вырастет, — сказал он. — Это будет ее свадебное вино».

Росица села и тихо засмеялась. Она сжала мою руку выше локтя и с упреком сказала:

— А ты не хочешь на мне жениться?

— Хочу, — сказал я.

— Из-за вина? Правда, глупый парикмахер? Ты хочешь жениться на мне из-за дедушкиного вина? Так бы не женился? Ничего, ничего, дедушка Пенчо разберется в тебе. Если ты ему не понравишься, он не откопает вина.

Она снова засмеялась. Ее смех был мягким и ласковым, он как бы долетел из дома дедушки Пенчо, из того далекого мира, куда не ступала моя нога. Я слушал ее смех, а потом набрался смелости и провел рукой по стриженым волосам. Волосы обрывались, и рука соскользнула в ложбинку между лопаток, где раньше лежала коса. Я задержал руку. Она перестала смеяться.

— Что же ты молчишь, глупый парикмахер?

Глупый парикмахер молчал. Ошеломленный. Погруженный в счастье. Все смешалось в его голове. Море танцевало. Звезды кружились. А Росица дышала мне в щеку.

Иногда ею овладевала тревога, и ее глаза наполнялись испугом. Как-то раз она прибежала ко мне утром. Я брил старика. Все лицо было как запущенное поле: с выбоинами, бугорками, морщинами. Я боялся его порезать и брил медленно. Росица прибежала и сказала:

— Пойдем. Ты нужен.

— У меня клиент…

— Ты мне нужен… на две минуты!

Пришлось оставить старика недобритым. Я не мог ослушаться ее. Я все время ощущал маленькую крепкую руку, которая вела меня куда ей хотелось. Когда я вышел на улицу, она сказала:

— Мне сегодня приснилась девочка.

— Ну и что из этого?

— Она плакала и бежала ко мне. Я протянула руки, девочка бросилась мне на шею. Она вся дрожала от непонятного страха. Я подняла ее и не почувствовала веса. Меня бросило в жар, а она была холодной и дрожала.

Мы шли по улице, не обращая внимания на прохожих. Люди толкали нас. Все спешили, у всех были дела.

— Потом я проснулась и поняла: это — Виличка. Моя двоюродная сестра. Наверное, там где-то неладно, раз приснился такой сон.

Росица замолчала и вопросительно посмотрела на меня. Я сжал ее руки. Они были холодными.

— Глупости, — сказал я. — Забудь про этот сон.

— Как же забудешь?

Она была серьезной. В первый раз не называла меня глупым парикмахером и как бы искала у меня защиты. Но как мог я ее защитить? В ней шла какая-то напряженная, далекая от меня жизнь. Я слышал ее отголоски. В этой жизни гремели выстрелы. И людей вели на казнь. Все это было далеко от меня и близко к Росице. Она жила этой жизнью. Ее сердце было там, в Рильских горах, где наперекор природе текла на север река Скр. И сама Росица была похожа на эту упрямую реку. А тут еще этот сон взбаламутил ее.

— Я скоро уеду, — тихо сказала Росица, прижимаясь плечом к моему локтю. — Мне нужен парус.

Она погладила рукой мой белый парикмахерский халат и сказала:

— Какой хороший белый парус.

Когда я вернулся на работу, недобритый старик спал в кресле. Ему тоже что-то снилось.

Зеркало парикмахера — зеркало времени. От него не скроются перемены, происходящие в жизни. Неожиданно в моем зеркале все чаще стали появляться люди в военной форме. С каждым днем их становилось больше. И стрижка стала проще. Заработала моя машинка, срезая под корень волосы — прямые и вьющиеся, жесткие и шелковистые, темные и седые. Уборщица Аннушка выметала целый ворох срезанных волос.