Она перестает двигаться и смотрит в окно поезда с невозмутимым выражением лица. Руки сложены на коленях, щеки порозовели.

О. Я понял.

— Принцесса, — бормочу я, наслаждаясь тем, как она дрожит. Я в восторге. — Я прав? Скажи мне, что я прав. Признайся, что тебе нравится быть моей добычей.

— Иди к черту, — сладко говорит она, все еще глядя на вечернее небо. Оно глубокого темно-синего цвета, усеянное звездами, ближе к горизонту бледнеет до лавандового. Красиво, но ничто по сравнению с ней.

Даже помятая и уставшая после великого побега, даже одетая в эту нелепую одежду с выбившимися прядями, свисающими из прически, Мия заставляет мое сердце замирать.

Что нужно сделать, чтобы она так же относилась ко мне? Может, отрастить бороду? У Давида была борода. Я сделаю это, даже если у меня будет чесаться верхняя губа. Все, что угодно для нее.

— Я тебя накормил, — резонно замечаю я, кивая на обертки от сэндвичей и банки из-под газировки в крошечном мусорном баке купе. Ничего шикарного, но это лучшее, что я смог найти в этой дерьмовой тележке с едой в поезде. — Я буду держать тебя в безопасности и защищать. Я буду добр к тебе, и ты научишься любить меня.

На этот раз в ее словах чувствуется усталость. Она по-прежнему не смотрит на меня.

— Я человек, Палладино, а не бездомный щенок, которого ты подобрал на улице. Ты не можешь заставить меня любить тебя.

Боль вспыхивает в моей груди. Настала моя очередь слепо смотреть в окно.

Я любил ее так долго. С того момента, как впервые увидел.

Мне никогда не приходило в голову, что Мия не захочет меня принять.

Но ведь это логично, правда? Мой брат Давид всегда был тем, за кем бегали девушки. А я — вольный стрелок, бешеная собака Палладино. Слишком опасный, чтобы люди могли расслабиться.

Неважно, что под своим крутым обаянием Давид оказался более жестоким, чем любой из нас, и неважно, что я уже полностью приручен. Приручен моей Мией.

Может, ей лучше было все-таки выйти замуж за моего брата, несмотря на его жестокость? Она согласилась на этот брак. Бросила бы она его у алтаря, как меня?

Или она бы пронеслась по залу в этих пышных белых юбках? Одарила бы моего злобного брата знойной улыбкой?

О боже. Меня сейчас стошнит.

— Лео, — зовет Мия, и в ее голосе звучит тревога. Я зарываю лицо в ладони. Мое дыхание горячее, а голова раскалывается. Каждый крен на рельсах заставляет мой желудок подпрыгивать. Я ненавижу этот гребаный поезд.

— Лео?

— Беги, если хочешь, — выдавливаю я, произнося эти слова, но в них нет тепла. Больше нет. — Я только поймаю тебя снова.

Мия молчит. Она не бежит.

Она сидит на этой скамейке и смотрит, как рушится мой мир.

Я отдам его весь своей невесте. Такой расклад.

***

— Ничего личного.

Мия молчит уже несколько часов. Уже поздно, около полуночи, но никто из нас не проявляет никаких признаков сна. Я, я почти на взводе. Слишком скован напряжением и болен отчаянием.

Я не знаю, почему моя невеста до сих пор не спит. С чего бы это? Оказывается, я ее совсем не понимаю. Я думал, что мы играем друг с другом, кружим вокруг, как кошки, но в конце концов мы найдем взаимопонимание. Я думал, что мы родственные души.

Тем временем Мия считает меня безумным преследователем, который не оставляет ее в покое. Если я засну, она, наверное, перережет мне горло.

— О чем ты? — Проходит некоторое время, прежде чем ее слова проникают в мою затуманенную голову. Я нахожусь в кошмарном тумане.

— О побеге. — Ее подбородок лежит на коленях, бледные руки обхватывают голени. Мия внимательно наблюдает за мной, расположившись в центре откидной кровати, которую я расстелил для нее. Потрепанное синее одеяло лежит на боку, как и неиспользованная подушка — плоская как блин. — Я не убегаю от тебя, Лео. Я убегаю от свадьбы. Ты понимаешь разницу?

Нет.

Свадьба была путем ко мне. Дорогой к нашему общему будущему. Так в чем же разница?

Я вздыхаю.

— Мия, спи.

Она выпрямляется, оскорбленная. Моя мафиозная принцесса не любит, когда ею командуют; даже разумные приказы она парирует как удары.

— Вряд ли. И доверить тебе мое спящее тело?

Я пожимаю плечами, мне слишком плохо, чтобы говорить.

Я никогда не причиню ей вреда. Никогда не воспользуюсь преимуществом. Разве она этого не знает? Я жду, когда она начнет умолять, помните?

Мои ноги подкашиваются, когда я встаю и пытаюсь открыть крошечное окно хоть на дюйм. Холодный ночной воздух врывается в купе, и дребезжание рельсов становится громче.

— Я не это имела в виду.

Голос Мии звучит позади меня. Я прислоняюсь лбом к прохладному стеклу.

— Но как ты хотел, Палладино? — Она говорит все громче, снова набирая обороты. — Как бы тебе понравилось, если бы тобой торговали как скотом? Без права выбора? Разве ты не видишь, что не имеет значения, кто будет стоять у алтаря, раз не я выбираю туда идти?

От вибрации окна у меня клацают зубы. Закрыв глаза, я слышу все более отчетливо. Стон ветра и рев двигателей поезда.

— Эй! — Маленькая рука хватает меня за поясницу и дергает. Я легко поддаюсь, прислоняясь спиной к окну. Глаза Мии сузились, отбрасывая искры. — Я с тобой разговариваю!

— А я слушаю.

Она усмехается.

— Нет, не слушаешь. Ты изображаешь умирающего лебедя. Так вот, я не собираюсь выходить за тебя замуж из чертовой жалости, Палладино.

Наступает пауза. Мы смотрим друг на друга, озадаченные.

Я первый не выдерживаю. От улыбки у меня болят щеки, как будто мышцы лица отказались двигаться таким образом снова.

— Умирающий лебедь?

Она поднимает одно плечо. Так оборонительно.

— Как в опере.

Негромкое посвистывание.

— Настоящая принцесса.

Боже, как мне доставляет удовольствие ее колючесть, ее выпрямленная спина. И это то, чего я хотел — ее дергающийся рот и неохотный блеск в глазах. Взаимное поддразнивание. Эта энергия, бурлящая между нами.

Слишком поздно, чтобы спасти нас, но это хоть что-то. Некий бальзам.

Потому что Мие Серпико не нужно меня бояться. Я никогда не сделаю ей больно. Никогда. А теперь я знаю, что женитьба на мне причинит ей боль...

Все кончено. Это не обсуждается.

— Поспи немного, — говорю я снова, и если бы мог прикоснуться к ней, то взъерошил бы волосы. — Твоя новая жизнь начнется завтра.

Глава 7

Мия

Он собирается меня отпустить. Может быть, глупо верить гангстеру, но я верю. Лео — это серьезно — он не потащит меня обратно в наш город против моей воли. Он не заставит меня выйти за него замуж; не будет больше преследовать меня. Он даже не будет отчитывать меня за то, что я сделала.

Это так абсурдно, что какая-то часть меня разочарована. Первым местом, куда я пойду в своем новом городе, станет кабинет психотерапевта. А все потому, что та крошечная часть меня, которая хочет Лео, очень громко кричит, когда я растягиваюсь на шаткой кровати, ворочаясь и пытаясь заснуть.

Звезды светят в окно купе, ветер свистит сквозь щель. Он больше не смотрит на меня. Сидит на скамейке напротив, положив локти на колени и уткнувшись лицом в ладони.

Палладино выглядит как сломленный человек.

При этой мысли мою грудь пронзает боль. Это не моя вина, не совсем, но я хотела бы уменьшить его страдания.

У меня нет часов, но если бы мне пришлось гадать, я бы сказала, что сейчас два или три часа ночи. Мы должны прибыть на нашу остановку чуть позже рассвета.

Он сразу уедет?

Оставит ли мне свой номер телефона? И если я когда-нибудь позвоню ему, возьмет ли он трубку?

Женится ли Лео Палладино на другой принцессе мафии после этого?

Ревность накатывает на меня, как приливная волна, горячая, горькая и сокрушительная, и я переворачиваюсь на живот, зарываясь лицом в пыльную плоскую подушку. Нет. Я не хочу, чтобы он достался кому-то из этих сучек. Лео — мой.

Я прикусываю губу, поднимая голову.

— Лео. — Нет ответа. — Лео.