Как только они пересекли болото, голоса и шипение стихли. Швед выдохнул, опускаясь на мягкую траву. Мила участливо наложила ему повязку. Молчание затянулось. Он должен был что-то сказать, но не мог выдавить ни слова.

– Я знаю, о чём ты думаешь. Забыл? От меня нельзя ничего скрыть. Хотя, я не смогла читать мысли русалок и тех существ. Странно, правда? – опечаленный голос был лишён красок.

– Наверное, они устроены иначе. Вот и всё, – поразился он тому, с какой лёгкостью говорил, потому что чувствовал себя совсем разбитым.

– Слушай, я знаю, ты хочешь… Но мы не можем его оставить, Макс. Я уже проходила через это, и дважды… – голос дрогнул, слёзы покатились по щекам. Одна из слезинок прокатилась по уродливому шраму на шее и скользнула под рубашку.

– Нет! – закричал он пугая. – Слышишь? Нет! Сейчас всё иаче! Слышала, что сказали твари? Они хотели, чтобы ты рожала в селении. Значит, ребёнок выживет!

– Я об этом не подумала, – всхлипывала Мила.

Он обнял её крепко-крепко, зарылся лицом в волосы, и вдыхал её запах, успокаивая нервы. А затем немного отстранился и погладил плоский животик:

– Всё будет хорошо. Обещаю. Я люблю тебя, милая. И тебя люблю мелкий. – Мила улыбалась и светилась от счастья.

Пару недель они брели по опасному лесу, прислушиваясь к каждому шороху. Останавливаясь на ночлег, дежурили у самодельной палатки по очереди. Странно, но положение Милы разбудило в нём защитника, и теперь на дежурстве он не засыпал, хоть и находился на посту большее количество времени, чтобы она и ребёночек могли отдыхать.

Он не знал, какими темпами должен расти живот у беременной женщины. Да и вообще знал об этом мало, как и любой другой мужчина. Но живот рос быстро и уже округлился. «Ребёнку ведь всего месяц. Что же будет через девять?» Настроение Милы менялось слишком часто, и он остро ощущал любое его проявление или перемену, благодаря их необычной связи. Порой Швед сам себя чувствовал беременным и истеричным. В такие моменты ему было тяжелее всего сдерживать эмоции. Она это знала и тоже старалась.

Странно было и то, что за две недели в лесу они не встретили ни одной твари: ни трескунов, ни тех рогатых, прикончивших брата, ни даже уродливых крыс и жуков. При этом вдалеке были слышны звуки природы и животного мира, но к ним никто не приближался. Убедившись в этом за несколько дней, он стал легко оставлять Милу одну, чтобы добыть пропитание. На него тоже никто не нападал. Даже те трескуны, что недавно загнали их в магазин, убегали. «Что-то не так. Как там говорила главная тварь? Везде нас найдут? Может они охраняют нас от опасностей? Если так, то зачем?» Он догадывался и считал, что после того как Мила родит, всё и начнётся. Нужно было, как следует, подготовиться.

Они выбрели на дорогу, и неспешно шли по открытой местности, огибая заброшенные людьми машины. К наступлению ночи добрались до города. Картина упадничества открылась их взору. Если бы он захотел изобразить на холсте апокалипсис, то, несомненно, нарисовал бы именно этот город. Не все здания были разрушены, что-то всё же смогло уцелеть.

– Посмотри, родной! Конфетная фабрика! Зайдём внутрь? Ну, пожалуйста! – озорно, по-детски заверещала Мила.

– Стой здесь. Я проверю. – Она закатила глаза.

Ну, конечно, она может защититься, но перенапрягаться он ей не позволит. Швед зашёл внутрь. Среди разрухи было полно коробок с конфетами и плитками шоколада, погрызенными вредителями. В здании пусто. Он заглянул в кладовку и обнаружил нетронутую коробку шоколадных плиток. «Вот это удача!» «Что ты нашёл?», – она почувствовала его восторг. «Такой женщине разве можно сделать сюрприз?» И тут сзади щелкнул предохранитель, и он замер на месте, не выпуская находку из рук.

– Медленно развернись, дружок! Давай, давай! Пулю захотел? – голос был грубый, мужской, хриплый.

Куда ему тягаться со стволом? Он медленно развернулся лицом к говорившему: квадратная голова, широкие плечи, руки-бочки, один глаз меньше другого. Мужик направлял на него видавший виды пистолет. «Такие может даже порохом заряжают».

– Снимай верх и покажи тело! Живей!

– Ты что гомосек? Не буду я перед тобой оголяться! Лучше пристрели! – с испугу выдал Швед, и кто-то позади него гулко заржал.

– Кондрат! Да опусти ты пистолет! Парень же видно, что шутит! Трупы так не умеют!

Швед обернулся и увидел ещё одного мужчину: низкого роста, коренастого, посреди широкого лица, как два уголька, сверкали чёрные глазки, их опоясывали морщинки, кривые зубы набегали друг на друга.

Он слегка переместил взгляд и заметил за стендом, застывшую с мечом Милу. На её лице было явное раздражение, означавшее, что его женщина только что не слабо понервничала. Он нахмурился.

– Никита. С Кондратом ты уже знаком, – протянул коренастый лапу. Мила вышла из-за стенда, гневно сверля мужчин взглядом.

Оказалось, что эти двое и ещё дюжина выживших обосновались неподалёку от города. За неимением других планов, они отправились с ними. Швед пообещал себе, что будет предельно осторожен, ведь знакомство произошло не в самой дружелюбной форме. Мила прочла его мысли и еле заметно кивнула.

По дороге они обменивались знаниями. Никита рассказывал про зверушек зеленого цвета размером с взрослую кошку, которые питаются мелкими тварями. И как его жена Лина приручила парочку. Здоровяк осёкся, глаза на мгновение увлажнились. Швед знал, что это значит, и сменил тему, рассказывая о русалках.

Домом Никита называл то место, где они жили. Ещё он говорил про мертвяков, что питаются плотью и водятся в этих краях. «Он что фильмов насмотрелся?» Мила хихикнула, но заметив серьёзные выражения на лицах спутников, состроила скучную мину. Удивление улетучилось, и он задумался: «А ведь русалок тоже не должно существовать в реальности…»

Спустя отрезок дороги, Никита объявил, что они уже почти на месте. Оставалось всего пара километров, не больше. Это было крайне важно, потому что на улице темнело. Ночью в этих местах не следовало оставаться на виду.

Они шли по пустынной улице, с обеих сторон которой были маленькие, полуразрушенные магазинчики. «Уверен, когда-то давно это местечко было уютным». Мила вдруг остановилась прислушиваясь. «Что-то не так. Топот ног. Что это за?» Стена магазина буквально вылетела, разлетаясь на куски. Столп пыли поднялся над дорогой. Видимость была нулевая. Он нащупал её руку и припустил со всей силы.

Немного погодя Швед различил квадратные спины спутников. Топот преследователей сопровождался противными, булькающими, рвотными звуками. Пыль они миновали, и, обернувшись, он ужаснулся. «Это правда! Никита говорил правду!» Изуродованные, мерзкие трупы нагоняли. У кого-то не было конечностей, у кого-то кишки волочились по земле, булькающин звуки исходили из их ртов. Жуткое зрелище.

Они бежали так быстро, как только могли, но твари не отставали. «В фильмах уроды ходили медленно! Хорошо, что нога зажила после нападения на болоте!» Вообще-то она зажила на следующий же день. Да и другие травмы затягивались на нём, как на собаке. «Радиация делает своё дело». Никита упал. Его товарищ побежал дальше, спасая свою шкуру. Швед хотел поступить также, но не Мила. Она остановилась и потянула за руку здоровяка, и Швед, не имея другого выхода, пришёл ей на помощь.

Мертвяки настигли их слишком быстро. События разворачивались стремительно. Не было времени всё обдумать. Один из уродов укусил за руку Никиту, секундой позже Мила срубила ему за это башку. План добраться до дома провалился, два километра раненому не пробежать. Они свернули в проулок и забежали в первую попавшуюся дверь. Швед подпёр её металлическим шкафом, уже сотрясаемым ударами жаждущих крови существ, и огляделся. Раньше здесь был какой-то офис. Возле стены полу сидя расположился бледный как мел Никита. Вокруг укуса пузырилась гнойная жидкость, лопаясь и бурля.

– Вам придётся меня убить. Если кусают всё равно сдохнешь. Только долго.

Того, что произошло дальше, никто не ожидал. Мила отвела больную руку в сторону и молниеносным выпадом отрубила чуть выше локтя. Никита закричал в голос. Швед обшарил офис и нашёл аптечку, рану продезинфицировал и перевязал. Никита тяжело дышал, проваливаясь в забытье.