В конце сентября в Москве было получено сообщение Пятакова, что все будет готово в самое ближайшее время, и секретное заседание Политбюро, куда не были приглашены даже члены ЦИК, назначило окончательную дату начала операции. Бажанов, как секретарь Политбюро, заверил это решение своей подписью и запер его в сейф. Решающее выступление была намечено на 7 ноября 1923 года. Появление на улицах толпы народа в день празднования шестой годовщины Октября будет выглядеть вполне естественно. «Красные сотни» должны будут спровоцировать столкновение с полицией, после чего произойдет «стихийное» выступление масс с оружием в руках, которое завершится захватом государственных учреждений и провозглашением Советской власти.

Что произошло дальше, остается по сей день загадкой истории. «Великая революция» провалилась, похоже, главным образом из-за того, что в последний момент не все центры восстания успели получить депеши из Москвы об отсрочке выступления. Так, например, курьер, направленный с такой депешей в Гамбург, заведомо опоздал: «красные сотни» уже завязали на улицах кровавые бои, которые продолжались три дня. Это вызвало замешательство в других центрах намеченного восстания, не знавших, что им предпринять: то ли воздержаться от участия в путче, то ли поддержать гамбургских товарищей. Несколько беспорядочных и недостаточно подготовленных выступлений в разных частях Германии без труда были подавлены немецкими воинскими частями и полицией.

Из доклада Бажанова следует, что, хотя в немецкой компартии было достаточно тупиц, однако в провале путча большевикам приходилось винить только себя. Политика, проводимая ими в компартии Германии, была типично сталинской — ставить на ключевые партийные посты исключительно рабочих и крестьян, независимо от уровня их образования и способностей. Причем Бажанов особо подчеркивал, что эта политика была не проявлением самодеятельности немцев как добросовестных учеников, а прямо диктовалась из Москвы.

Кто бы ни был ответствен за провал, бажанов-ские разоблачения потрясли французское и английское руководство масштабами советской подрывной деятельности, ведь она велась в самом сердце европейского континента.

Таким образом, Стасова ездила в Германию готовить коммунистический путч.

…Через пять лет она возвратились на родину. Нет больше Герты… Путч не удался. Тем не менее Стасову избирают в ЦК Международной организации помощи революционеров (МОПР). Кроме того, она была членом Интернациональной контрольной комиссии ВКП(б). Вместе с Роменом Ролланом и Анри Барбюсом она приняла участие в организации Амстердамского Всемирного антивоенного конгресса, но не получила визы для проезда в Амстердам.

Когда началась война, Стасова потребовала, чтобы ее призвали в армию, чтобы использовали ее знание языков. Но ей уже было почти 70 лет, и ей предложили временно уехать в тыл.

В феврале 1942 года Стасова уже в Москве. Она редактирует и французское и английское издания журнала «Интернациональная литература». У каждого журнала свое лицо. Стасова прекрасно знает, что интересует читателей Франции и каковы запросы англичан. Она выступает по радио, проводит десятки бесед на предприятиях, ведет обширную переписку.

И опять идут годы. Ей 80 лет. Она уже не редактирует журналов. Но по-прежнему выступает на заводах, выезжает в Ленинград и Киев. Пишет свои воспоминания о Ленине, редактирует сочинения своего отца Владимира Васильевича Стасова.

В январе 1956 года 82-летняя Стасова в составе советской делегации выезжает в Берлин на юбилейные торжества в связи с 80-летием своего друга Вильгельма Пика. Седая Герта вспоминает первые встречи с молодым Вильгельмом в подполье. Она с ним не раз встречалась потом, в Москве, когда он, вынужденный покинуть родину, жил в Советском Союзе, работал в Исполкоме Коминтерна и в МОПРе. Теперь Вильгельм Пик — президент… Какие головокружительные скачки совершаются в истории!..

Елене Дмитриевне 88 лет. Знаменательные дни. XXII съезд партии. Стасова избрана делегатом.

13 октября 1961 года, в канун дня своего рождения, Елена пришла в Георгиевский зал Большого Кремлевского дворца зарегистрироваться как делегат съезда от московских коммунистов. «Стасова Елена Дмитриевна, член Коммунистической партии с 1898 года», несмотря на то, что в 1898 году никакой коммунистической партии не было, а была партия РСДРП. А само слово «коммунистическая» появилось в названии партии только в 1918 году.

«Какая атласная грудь, какое изящное тело…»

В 1918 году, выступая под мужским псевдонимом Антон Крайний, Зинаида Гиппиус написала полемическую статью «Бабская зараза»:

«Еще не было в истории примера, чтобы какой-нибудь народ так обабился, как мы.

Россия — баба, это говорили многие, говорили давно, т. е. указывали на преобладание черт женских, бабьих, рабьих в психике русского народа.

Мы обабились сверху донизу, вдоль и поперек. Рассматривайте Россию как угодно, делите на любые группы, мельчите до индивидуальностей — или берите в общем, — ничего вы нигде не увидите, кроме самого яркого, выпуклого, беспардонного бабизма…

И все и вся жаждут… не самой покорности, а чтобы их покоряли. Вечноженское: «нет, нет!», а в сущности тайное — «возьми меня всю! всю!» И, покоренные, уже покоряются и слушаются со смаком, с упрямством длительным — не оторвешь.

Ну, а если взглянуть на наши «партии»? Эс-эры? Эти когда-то выдавали себя за мужчин. И все им верили. Но теперь приходится думать, уж не было ли это юное мальчишество? Потому что обабиться подобно эс-эрам — вещь беспримерная. Они покорны как-то без достоинства.

О партии левых эсеров, знаменательно возглавляемой М. Спиридоновой, — спору не будет. Это типичная истеричка, взбалмошная, капризная, но отдающаяся «по гроб жизни»: то, что французы называют «crampon». Она — никуда, как героиня популярнейшей фабричной песенки.

Каждую минуту, глядишь, —

Маруся отравилась,

В больницу повезли…

Спасайте, не спасайте,

Мне жизнь не дорога:

Я милого любила,

Такого подлеца.

Отрава, конечно, не до смерти, и опять «маруся» покорно и преданно заглядывает в глаза своему «милке».

«Свой выход на политическую арену и участие в первой российской революции партия социалистов-революционеров ознаменовала серией террористических актов, — пишет К. Гусев. — Наибольшего размаха эсеровский индивидуальный террор достиг в 1905–1906 гг., когда только в течение декабря 1905 — января 1906 гг. в Тамбове, Саратове, Пензе, Чернигове и других городах было совершено 22 покушения на высокопоставленных царских сановников, полицейских чинов, руководителей карательных экспедиций, подавлявших революционные выступления крестьян и рабочих.

Среди выстрелов и взрывов бомб всеобщее внимание привлек, казалось бы, не очень громкий выстрел, раздавшийся 14 января 1906 г. на железнодорожной платформе в г. Борисоглебске. Молодая девушка (ей тогда был 21 год) Мария Спиридонова смертельно ранила губернского советника Г. Н. Лу-женовского, усмирителя крестьянских волнений и главу черносотенцев Тамбовской губернии. Луже-новский не был столь крупной политической фигурой, чтобы покушение на него после таких террористических актов, как убийства великого князя Сергея Александровича или министра внутренних дел Плеве, вызвало большой резонанс. Внимание привлекли прежде всего личность исполнительницы приговора Тамбовского губернского комитета эсеров и неслыханные даже по тем временам издевательства, которым она подверглась после ареста и о которых через публикацию в либеральных буржуазных газетах «Новая жизнь» и «Русь», а также вышедшую в 1906 г. по горячим следам событий брошюру С. П. М-ина «Дело М. А. Спиридоновой» стало известно самой широкой общественности.