Часть ночи герцог Орлеанский провел в своем кабинете вместе с кардиналом де Ноайлем, тем самым, кому было поручено передать сердце покойного короля иезуитам и кто сказал, передавая им его:
— Святые отцы, теперь в вашем владении это сердце, всегда удостаивавшее вас своей дружбы и своего доверия, ибо великий король, смерть которого мы оплакиваем, всегда нежно любил вас.
Вместе с кардиналом герцог принял последние меры предосторожности, касавшиеся предстоявшего дня.
Наконец, этот долгожданный день наступил.
Рассвет застал герцога Орлеанского полностью готовым к предстоящей битве.
В восемь часов утра Парламент собрался под председательством Жана Антуана де Мема.
Был зачитан указ, содержавший официальное сообщение о смерти короля.
Затем, со всеми почестями, какие полагались королевским сыновьям и внукам, в зал ввели герцога Орлеанского.
Минуту спустя туда вошел герцог Менский, сопровождаемый графом Тулузским.
Герцог Орлеанский в свой черед пересек помост для судей и адвокатов и занял место выше герцога Бурбонского.
Пока он шел, г-н де Гиш глазами указал ему на своих людей.
Пока он располагался среди герцогов и пэров, г-н де Сен-Симон подал ему знак.
Когда он вошел в зал, лорд Стэр почтительно поклонился ему с балкона, где позади него, в полумраке, можно было различить гримасничающее лицо аббата Дюбуа.
Как видим, все были на своих местах.
Сражение началось с речи первого президента.
Все знают подробности этого достопамятного заседания, когда всего за несколько часов было камень за камнем разрушено здание, которое г-жа де Ментенон, отец Ле Телье и незаконнорожденные принцы так старательно возводили в течение десяти лет, проявляя при этом терпение и сноровку. Как и предвидел Людовик XIV, завещание и приписка к нему были аннулированы.
— Мы всемогущи, пока живы, — сказал великий король, — мертвые, мы бессильнее любого простого смертного.
Политическая власть, военная власть — все было отдано в руки герцога Орлеанского. Он должен был стать всего лишь председателем совета регентства, а был назначен регентом; командование отрядами военной свиты короля должно было быть отдано герцогу Менскому, а его отдали Филиппу И; герцог Менский должен был распоряжаться должностями, бенефициями и государственными постами, а унаследовал эту привилегию герцог Орлеанский. Кроме того, герцог Орлеанский получил право формировать по своему разумению регентский совет и даже все нижестоящие советы, какие ему будет угодно учредить. Герцог Менский сохранил за собой лишь главный надзор за воспитанием короля.
Что же касается герцога Бурбонского, который мог быть допущен в совет регентства лишь по достижении двадцати четырех лет, то герцог Орлеанский потребовал допустить его туда немедленно и добился своего.
Единственными оставленными в силе статьями завещания были те, что давали маршалу де Вильруа звание гувернера юного короля Людовика XV, а герцогине де Вантадур — звание его гувернантки.
Впрочем, ничего удивительного в сохранении завещательных распоряжений, касавшихся герцогини де Вантадур, не было: невозможно было отстранить королевскую гувернантку от исполнения ее обязанностей, не осудив ее действий.
Должность королевской гувернантки вводила ее в число высших должностных лиц, состоявших при короле.
Должность гувернера была всего лишь поручением.
Стоило новости о первом указе Парламента распространиться по Парижу, как весь город охватила радость. Герцог Орлеанский олицетворял собой будущее, то есть неизвестность, а неизвестность, ибо так пожелал для счастья рода человеческого Господь, это надежда. Герцог Менский олицетворял собой прошлое, бедствия войны за Испанское наследство, жуткий голод, мрачное уныние: короче, прошлое было смертью, будущее было жизнью.
Второй указ Парламента, изданный 12 сентября, подтвердил первый. На этом втором заседании, находясь на руках своей гувернантки, присутствовал юный король, произнесший краткую речь:
— Господа, — промолвил он своим тонким голоском, — я пришел сюда, чтобы заверить вас в своей любви. Мой канцлер выскажет вам мою волю.
Это было первое политическое заявление, произнесенное его величеством; за него он был вознагражден конфетами, которые дала ему гувернантка.
За свое последнее политическое заявление он был вознагражден суровыми упреками, которыми осыпала его Франция.
В «Историческом дневнике царствования Людовика XV», автором которого был г-н де Леви, президент высшего податного суда, сказано, что одна из особенностей этого заседания, происходившего с участием короля, состояла в том, что на нем присутствовала герцогиня де Вантадур, сидевшая у подножия трона его величества; то была льгота, которой до нее никогда не имела ни одна женщина и которой она была бы лишена, если бы там находилась королева-регентша, самолично пришедшая сопроводить короля, своего сына, дабы он исполнил эту торжественную обязанность.
После того как второй указ был объявлен, у узаконенных принцев не осталось более никакой надежды.
Граф Тулузский, не жаждавший власти ни до, ни после этого, удалился, чтобы продолжать охотиться в лесах поместья Рамбуйе, где его жена, лишенная, как и он, честолюбия, встретила его со своей обычной улыбкой.
Герцог Менский, малодушный, как всегда, и стыдящийся своего малодушия, удалился, чтобы затвориться в поместье Со и завершить там свой перевод «Лукреция».
— Сударь, — встретив герцога Менского, промолвила его жена, — вследствие вашей трусости герцог Орлеанский стал властелином королевства, а вы, с вашим «Лукрецием», не будете даже членом Академии.
Приняв поздравления от своих друзей, герцог Орлеанский помчался в Сен-Сир, чтобы нанести визит своей старой врагине, г-же де Ментенон, принявшей его с притворным смирением. Он явился сообщить ей, что будет продолжать выплачивать пенсион, который назначил ей покойный король, и, когда она поблагодарила его, сказал в ответ:
— Я всего лишь исполняю свой долг; вам ведь известно, что мне было приказано, и по этой причине я ни в коем случае не стану пренебрегать своими обязательствами; кроме того, я делаю это из уважения к вам.
На другой день после его визита г-жа де Ментенон написала г-же де Келюс:
«От всего сердца хотела бы, чтобы Ваше положение было столь же отрадным, как мое. Я покинула свет, который не люблю, и нахожусь теперь в приятнейшем убежище».
Это был один из последних вздохов, донесшихся из Сен-Сира: с этого времени положение г-жи де Ментенон было не более, чем положением умирающей.
Между тем герцог Орлеанский сформировал регентский совет, оставшийся таким, каким его наметил покойный король.
Помимо регентского совета он создал еще шесть других советов:
совет по иностранным делам, руководимый маршалом д’Юкселем;
военный совет, руководимый маршалом де Вилларом; финансовый совет, руководимый герцогом де Ноайлем;
совет по делам военно-морского флота, руководимый маршалом д’Эстре;
государственный совет, руководимый герцогом д’Антеном;
совет по делам веры, руководимый кардиналом де Ноайлем.
После того как эти советы были созданы, он занялся выполнением сделанных им обещаний, что крайне редко случается с теми, кто приходит к власти.
Парламент получил право ремонстраций, отнятое у него в царствование Людовика XIV.
Господин де Мем, первый президент Парламента, вовремя сумевший переметнуться от герцога Менского к герцогу Орлеанскому, получил должность главного смотрителя мостов и дорог королевства, которая была создана исключительно для него и которой было суждено умереть вместе с ним.
Жоли де Флёри и д’Агессо вошли в совет по делам веры.
Маркиз де Рюффе, генерал-лейтенант королевской армии, был назначен помощником гувернера его величества.
Маркиз д’Асфельд был назначен членом совета по военным делам и генеральным контролером фортификаций.
Маркиз де Симьян был назначен главным королевским наместником в Провансе.