"28 декабря.

Мой сын показал мне письмо, которое герцогиня Менская написала кардиналу де Полиньяку и которое было обнаружено среди его бумаг. В этом письме говорилось следующее: "Завтра мы собираемся поехать за город; я распоряжусь покоями таким образом, чтобы Ваша спальня оказалась возле моей. Постарайтесь все сделать так, как это было в последний раз, и мы натешимся всласть!""

"16 апреля 1722 года.

В нынешние времена у молодых людей перед глазами лишь две цели: распутство и выгода. Постоянная забота о том, как бы раздобыть деньги, причем ничуть не важно, каким путем, делает их погруженными в себя и неприятными в общении. Чтобы быть любезным, нужно иметь свободную от тревог голову и желание отдаваться развлечениям в приличных компаниях, но сегодня все крайне далеки от этого!"

"6 августа.

Четыре года тому назад внук герцога де Вильруа, герцог де Рец, женился на дочери герцога де Люксембурга, настолько погрязшей в распутстве, что, дабы угодить герцогу де Ришелье, она голой ужинала с ним и его приятелями. Несколько месяцев тому назад она спуталась с этим негодяем Рионом, похожим на злого духа; однако она не удовольствовалась им и взяла себе в любовники также его кузена, шевалье д’Эди. А когда Рион стал упрекать ее, она спросила его, неужели он воображает, что ей следует удовольствоваться им, и это при ее-то темпераменте; она добавила, что он должен быть благодарен ей за то, что она щадит его и берет себе других любовников, ибо не может уснуть, если ее не приласкали восемь раз подряд. Ничего себе особа, не правда ли?! Затем ею овладело желание вновь сойтись с герцогом де Ришелье, однако он, упорствуя в своем твердом решении отыметь всех молодых дам, заявил своей подруге, что если ей хочется возобновить с ним связь, то для начала она должна отдать в его руки свою невестку, маркизу д’Аленкур. Герцогиня де Рец взялась за это дело и в прошлую пятницу повела с собой маркизу на прогулку по парку. Когда они вошли в один из боскетов, там внезапно появились Рион и Ришелье. Герцогиня хотела схватить невестку за руки, однако та принялась так страшно кричать и отчаянно сопротивляться, что на помощь ей прибежали гуляющие. Она тотчас же бросилась к своей матери, маршальше де Буффлер, и стала жаловаться ей. Маршальша в ту же ночь отвела ее к маршалу де Вильруа, который рано утром приказал посадить герцогиню де Рец в карету; ее препроводили в Париж, а оттуда должны были отвезти в какой-то провинциальный монастырь".

B

ПЕСНЬ О НЫНЕШНЕМ ВРЕМЕНИ.

Филипп, образчик славного вельможи,

Прилежный Эпикура ученик,

Мечтавший на Нерона быть похожим,

Давно ты в тайны живописи вник,

Узнай теперь себя в портрете,

Что будет кистью честной создаваться.

Тот, кто его напишет в верном свете,

Достоин Апеллесом называться!

Утехи все тебе приносит Парабер —

Известно это всем, замечу;

Мадам Сабран на свой манер

Желаниям твоим идет навстречу.

Сьёр д’Агессо тебе Сенекой служит,

Твоим Наркиссом стал банкир Джон Ло,

И хоть успешно он дела ведет, не тужит,

Так хочется, чтоб в ад его скорее унесло!

Британик молодой опоры не имел нигде,

Лишь Небеса о нем несли заботу.

Парламент поддержал дитя в беде,

Но ты решил прервать его работу.

Ты кесаря казну расхитил без оглядки,

Ей тяжкий нанеся урон,

И золото его пустил на взятки,

Чтоб захватить еще и трон.

Нельзя суровой кары не страшиться,

Какую претерпел Нерон, жестокий твой кумир.

Поверь, давно пора тебе серьезно измениться,

Не Кромвель ты, иной теперь уж мир.

Верни французам все их достоянье,

Верни скорей — народ ты разорил, —

И вот тогда забудут злодеянья,

Какие ты во Франции творил.

Ничуть не удивляет всех, как быстро

По воле высшей вдруг прелатом стал

И занял пост вельможного министра

Тот педель, кого всяк сводником считал.

Не раз уже такое было в прошлом,

Ведь своего коня, как говорят,

Калигула, в безумьи пошлом,

Послал присутствовать в сенат.

Вот так же и правитель наш могучий

Дурной пример потомкам подавал

И, разродившись дутых планов кучей,

Себя навек в историю вписал.

Нерон фигурой мнился несравненной,

Но регент копией его, к несчастью, стал,

И копией настолько совершенной,

Что позабыли все оригинал!

С

"Регент посвящал делам утренние часы, более или менее долгие, в зависимости от того, когда он накануне ложился спать. Существовал определенный день, предназначенный для приема иностранных посланников; другие дни распределялись между главами советов. Около трех часов пополудни он выпивал чашку шоколада, после чего все входили к нему, как это происходит в наши дня во время утреннего выхода короля. После общего разговора, длившегося около получаса, он еще работал с кем-нибудь из сановников или проводил заседание регентского совета. До или после этого заседания или этой работы регент шел повидать короля, которому он всегда свидетельствовал больше почтения, чем кто бы то ни было, и ребенок замечал это очень хорошо.

Между пятью и шестью часами всякие дела прекращались; регент наносил визит вдовствующей герцогине Орлеанской, либо в ее зимних покоях, либо, в теплое время года, в Сен-Клу, и всегда оказывал ей знаки глубочайшего почтения. Чуть ли не каждый день он отправлялся в Люксембургский дворец повидать герцогиню Беррийскую. Когда наступал час ужина, он затворялся со своими любовницами, девицами из Оперы или другими особами подобного рода, и десятком мужчин из своего ближайшего окружения, которых он называл просто-напросто висельниками. Главными из них были: Брольи, старший из маршалов Франции, первый герцог де Брольи; герцог де Бранкас, дед нынешнего герцога; Бирон, которого он возвел в достоинство герцога; Канийяк, кузен командира мушкетеров, и несколько личностей, которые сами по себе были безвестны, однако отличались веселостью или склонностью к разврату. Каждый ужин превращался в кутеж, на котором царила самая разнузданная распущенность; сквернословие и богохульства были сутью или приправой всех застольных речей до тех пор, пока полное опьянение не выводило сотрапезников из состояния, когда они были способны говорить и слушать. Те, кто еще мог стоять на ногах, уходили сами; других уносили, но каждый день все они собирались снова. В течение первого часа после своего пробуждения регент был еще настолько осоловелый, настолько весь пропитанный винными парами, что в это время его могли бы заставить подписать все что угодно.