Легат въехал в Нойс 9 июня 1475 года вместе с императорскими и бургундскими советниками.
Двадцать шестого числа того же месяца герцог снял лагерь.
Незадолго перед этим ему стало известно, что англичане, которые так опоздали, высадились, наконец, в Кале.
Кто же призвал их туда?
Разумеется, не король Франции; в некоторой степени — герцог Бургундский; в большой степени — граф де Сен-Поль.
Вскоре мы увидим, как упадет его голова; уясним себе, почему она упала.
Коннетабль не мог не знать, что со времени осады Бове король и герцог смертельно его ненавидели: герцог за то, что он не содействовал ему в борьбе против короля, а король за то, что он не содействовал ему в борьбе против герцога.
И потому король и герцог по взаимному согласию договорились избавиться от коннетабля; послы, которым было поручено вести переговоры, обменялись подписями. Коннетабль был объявлен предателем и преступником одновременно обоими государями, и каждый из них обязался казнить его в течение недели, если удастся его задержать.
Однако, едва только договор был подписан, Людовик XI заподозрил герцога в желании примириться с коннетаблем, выставляя в качестве главного довода свою собственную ненависть к королю.
И потому король задумал опередить события, то есть настроить Сен-Поля против герцога, и с этой целью предложил коннетаблю встречу.
Коннетабль согласился, однако принял все меры предосторожности.
Встреча происходила на дороге неподалеку от Ама.
Поперек дороги установили барьер, который должен был разделять короля и графа. Мост Монтро оставил в этом отношении воспоминания, не позволявшие пренебрегать мерами предосторожности.
Позади барьера находился граф де Сен-Поль с тремястами вооруженными дворянами и своей свитой; кроме того, под платьем на нем была кольчуга.
Король, несколько опаздывая, послал Коммина извиниться от его имени и сообщить, что он вот-вот прибудет.
И он действительно прибыл, приведя с собой шестьсот латников под командованием графа де Даммартена, злейшего врага коннетабля.
Людовик XI вышел на дорогу, сопровождаемый всего лишь пятью или шестью людьми из своей свиты.
Сен-Поль принес извинения за свое многочисленное сопровождение.
— Но если я и проявляю некоторое недоверие, — произнес он, — то лишь потому, что здесь присутствует граф де Даммартен.
— Хорошо, хорошо, — ответил король, — сегодня день всеобщего примирения: я хочу, чтобы вы заключили мир друг с другом.
И он подозвал Даммартена, который приблизился один.
Людовик XI первым перешел по другую сторону барьера и обнял Сен-Поля.
— Отныне, — произнес он, — прошлое никогда не будет стоять между нами; однако исполните ли вы то, что пообещали мне?
— Клянусь вам, государь! — ответил коннетабль.
— Стало быть, я могу полагать, что вы на моей стороне?
— Во всем и против всех, государь!
— Тогда, Даммартен, подойди сюда и обними нашего друга.
Граф приблизился и повиновался.
Затем Людовик XI повез Сен-Поля в Нуайон и радушно принимал его там вплоть до следующего дня, после чего граф вернулся в Сен-Кантен.
Почему же король сделал такой шаг навстречу коннетаблю?
Разве кто-нибудь мог бы это сказать? Несомненно, король еще нуждался в нем, замышляя в очередной раз какие-то таинственные козни.
Что же касается опасений короля, как бы герцог, со своей стороны, не сделал шаги навстречу Сен-Полю, то
Людовик XI не ошибся: через два дня после встречи с королем коннетабль получил послание от герцога Бургундского, который предлагал ему пенсион в размере десяти тысяч экю, если граф выполнит обещания, данные после Монлери.
Коннетабль ответил Карлу, что тот может рассчитывать на него и что рано или поздно он изыщет способ взять короля под стражу и выдать его герцогу.
Ну а после того, как Людовик XI окажется в руках герцога Бургундского, коннетабль возьмет на себя захватить королеву и дофина и отправить их в ссылку.
Если же Франция останется без короля, без королевы и без дофина, то герцог сможет сделать с ней все, что ему будет угодно.
Тем временем голоса в королевском совете сильно разделились.
Король хотел продлить срок действия перемирия с герцогом Бургундским; советники же, напротив, говорили, что, коль скоро герцог ведет войну с кантонами и с Австрией, куда лучше самим объявить ему войну и прийти на помощь швейцарцам и эрцгерцогу Сигизмунду.
Однако Коммин, хорошо знавший герцога, присоединился к мнению короля и настоял на продлении перемирия.
— Даруйте ему перемирие, — сказал он Людовику XI, — и пусть он столкнется с германскими землями, которые гораздо сильнее и могущественнее, чем он может думать. Как только герцог захватит какую-нибудь крепость или положит конец какой-нибудь ссоре, он тут же затеет новую; он не из тех людей, какие способны насытиться своими затеями и, чем больше он запутан, тем сильнее запутывается! Чтобы вы восторжествовали над ним, достаточно ему не мешать; Германия настолько велика и настолько могущественна, что он истощит там все свои силы и потерпит поражение. По правде говоря, у императора нет ни здравого смысла, ни сердца; он предпочтет терпеть происходящее, лишь бы не тратить своих денег, но князья Империи наведут в этом деле порядок.
Король послушался Коммина и правильно сделал. Он вел переговоры с герцогом, когда высадились англичане, и герцог не мог, не нарушая перемирия, открыто присоединиться к ним.
Сен-Поль призвал англичан, как теперь понятно, потому что ему необходимо было запутать дела короля и герцога, чтобы распутать свои собственные дела.
Герцог полагал, что англичане высадятся в Нормандии и поднимутся вверх по Сене, но нет! Они высадились в Кале, в двух шагах от Фландрии, почти что на землях Бургундии.
Торопясь удалить их оттуда, Карл покинул Нойс, поспешно направился в Брюгге за деньгами и 14 июля присоединился к Эдуарду.
Эдуард прибыл лично с четырнадцатью тысячами лучников, пятьюстами тяжеловооруженными воинами и всей английской знатью.
Герцог спешил на встречу с ним лишь для того, чтобы двинуть английскую армию во Францию.
Тем временем Эдуард направил к Людовику XI своего герольда по прозвищу Подвязка; в присутствии всего двора герольд вручил королю письменный вызов от своего повелителя.
В этом письме Эдуард требовал от Людовика XI отдать ему Французское королевство; в случае отказа, заявлял Эдуард, вина за те беды и то пролитие крови, какие из этого могут воспоследовать, будет лежать не на нем.
Письмо было написано на прекрасном французском языке и в столь изящном стиле, что было вполне очевидно: его писал не англичанин.
Людовик XI прочитал его про себя; сеньоров, окружавших короля, охватило сильное желание узнать содержание послания, однако Людовик XI был не из тех людей, какие рассказывают о своих делах всем.
Он положил руку на плечо герольду и повел его в соседнюю комнату.
Как только они туда вошли, Людовик XI заговорил с ним с той непринужденностью, какая позволяла ему так легко привлекать на свою сторону людей невысокого звания.
— Мне известно, — начал он, — что, хотя мой кузен, король Англии и ваш повелитель, прибыл в мое королевство, чтобы вести со мной войну, он сделал это в какой-то степени против своей воли, а потому я не питаю к нему никаких недобрых чувств и остаюсь его братом и другом. И если он предпринял подобное путешествие, то лишь по настоянию герцога Бургундского и потому, что его принудили к этому английские общины; однако он должен видеть, что военный сезон почти прошел и герцог Бургундский ничем не сможет ему помочь. Он вернется из-под Нойса потерпевшим поражение и разоренным. Его армия находится в столь плачевном состоянии, что он не решится показать ее англичанам. Мне известно также, что мой брат, король Англии, поддерживает сношения с коннетаблем, на племяннице которого он женат, но пусть он на него не полагается, ибо будет обманут! Я мог бы долго рассказывать о том, сколько доброго я для него сделал и сколько раз он отвечал мне предательством. Он иначе и жить не желает, как только лицемеря и поддерживая кого угодно ради своей выгоды ...