Итак, как мы уже сказали, Хлотарь II сделался власти­телем всего королевства, однако к этому времени, вос­пользовавшись смутами, последовавшими за царствова­нием Хлодвига, вожди стали представлять собой заметную силу в государстве. Знать начала оттеснять воинов, сеньоров и военачальников. Но в схватке двух противо­борствующих сил каждая из них могла одержать верх лишь в ущерб другой, и, когда одна возрастала, вторая ослабевала. Это влияние нарождающейся феодальной знати особенно заметно ощущалось в Австразии.^[72] Вожди получили от Хлотаря пожизненные бенефиции, равно как и право свободного избрания майордомов, и назна­чение Варнахара^[73], первого, кого они выдвинули сами в середине правления первой династии, ознаменовало зарождение аристократического принципа избрания, которому через сто шестьдесят лет предстояло ниспро­вергнуть королевский принцип назначения и занять его место.

Хлотарь умер в 628 году, оставив после себя весьма ценный свод законов.

Прежде чем мы займемся Дагобертом I, его преемни­ком, бросим взгляд на Восток, где происходили события, которые спустя век едва не изменили лицо мира.

Десятого сентября 570 года на краю Каменистой Ара­вии, в городе Мекке, в лоне племени курайшитов, про­исходящего по прямой линии от Исмаила, сына Авраама, родился ребенок, предки которого на протяжении пяти поколений были верховными правителями этого города. Когда ему исполнилось два месяца, смерть унесла его отца, а в шесть лет он потерял мать, и сирота, воспитан­ный дядей Абу Талибом, избрал ремесло торговца. В три­надцать лет он едет в Сирию; когда ему исполняется восемнадцать лет, его рассудительное поведение, искрен­ность его речей и соответствие его слов и дел приносят ему почетное прозвище Аль-Амин («Верный»); в сорок лет, став, благодаря своим поездкам, сведущим в верова­ниях стран, где ему довелось побывать, он бросает взгляд вокруг и видит, что арабы, разделенные на сопернича­ющие племена, или поклоняются идолам, или испове­дуют искаженные формы иудаизма, а восточные христи­ане разделены на множество сект, яростно враждующих между собой. И вот, находясь среди грубых и невеже­ственных народов, одаренный прекрасной памятью, ярким красноречием, редкостным самообладанием, могу­чим характером и неколебимым мужеством, он осознает свое превосходство над всеми окружающими, догадыва­ется, что почва ждет лишь посева, и начинает думать, что он вполне мог бы быть призван, подобно Иисусу, сыну Марии, проповедовать догмы новой религии. Вскоре он предстает перед народом как посланец Бога; однако, как любой основатель секты, вначале он вызывает недоверие и подвергается гонениям. Преследуемый курайшитами как ложный пророк, он вынужден покинуть Мекку, став изгнанником; и со дня этого бегства, приходящегося по нашему летосчислению на пятницу 16 июля 622 года и известного под именем «Хиджра», что означает «Бег­ство», в мире ведется отсчет третьей эры.

Медина принимает изгнанника; там к нему присоеди­няются его ученики, там он собирает войско. Встав во главе этого войска, он с саблей в руке прокладывает себе дорогу к городу, откуда его изгнали, и 12 января 630 года в возрасте шестидесяти лет возвращается в него как заво­еватель и пророк. И тогда этот старик отправляется в храм и велит сокрушить стоящие там триста шестьдесят идолов, не сделав исключения для изваяний Авраама и Исмаила, своих предков; затем, чтобы очистить святое место, он последовательно обращает лицо к востоку, югу, западу и северу, каждый раз скрещивая руки на груди и восклицая: «Аллах акбар!» («Господь велик!») Наконец, два года спустя, окруженный почтением и уважением, единственный пророк религии, господствующей сегодня на половине Старого Света, первый основатель державы, которая, расширяясь при его преемниках, через девяно­сто лет охватит больше земель, чем римляне завоевали за восемь веков, он умирает в Медине 8 января 632 года христианской эры, и вождям покоренных им племен приходится целых три дня созерцать его труп, чтобы поверить, что этот человек, совершивший столь великие дела, смертен, как и все прочие люди.

Этот ребенок-сирота, этот мужчина-изгнанник, этот старик-победитель — не кто иной, как пророк Магомет, которого везде на Востоке зовут Мухаммед Абу аль­Касим.

Ну а теперь, пока это племя, которому скоро станет чересчур тесно в Африке и Азии, еще не появилось на вершинах Пиренеев, вернемся во Францию.

В то время, в какое мы возвращаем туда наших чита­телей (ноябрь 628 года), Дагоберт, провозглашенный королем франкскими вождями, только что взошел на трон, совершив это с помощью интриг, а не по праву старшинства, как можно было бы предположить: он отстраняет своего брата Хариберта от раздела королев­ства, уступив ему в качестве пожизненного владения Тулузские земли, Керси, Ажнуа, Перигор и Сентонж, к которым через несколько лет были присоединены Гасконь, и позволив ему именоваться королем Тулузским. Вскоре Дагоберт последовательно женится на трех жен­щинах — Гоматруде, Нантхильде и Рагнетруде, и вот тогда начинаются бесчинства и расточительство, кото­рыми отмечено его царствование. В окружении своих дружинников^[74], облаченный в королевские одежды, Даго­берт разъезжает по всему королевству, сопровождаемый тремя своими женами, к которым он присоединял столько наложниц, что Фредегар признается в невозмож­ности назвать их число^[75]. Святой Элигий, чье имя стало общеизвестно благодаря народной песенке, является к королевскому двору как простой ювелир, но вскоре уже носит пояса, украшенные драгоценными камнями^[76]; вна­чале он изготавливает для Дагоберта кресло из литого золота, а затем, из того же самого металла, трон, на кото­ром король восседал в 629 году, председательствуя на общем собрании сеньоров.

Именно тогда, в лице Пипина Ланденского, которого ряд авторов именуют Пипином Старым, ибо он был прародителем великой династии, начинает ощу­щаться власть майордомов, возникавшая рядом с коро­левской властью. Благодаря уступке, которую Хлотарь II опрометчиво сделал сеньорам, даровав им право свобод­ных выборов, майордомы уже перестали быть людьми короля и сделались людьми вождей. И вскоре мы уви­дим, как в годы последующих царствований между этими двумя соперничающими силами разразилась ожесточен­ная борьба, ставшая в конечном счете гибельной для династии Меровингов.

 Дагоберт умирает в 638 году, процарствовав шестна­дцать лет; монахи аббатства Сен-Дени, которое он построил, принимают его тело и возводят для него гроб­ницу. Он первым из французских королей заслужил, а точнее, удостоился канонизации — чести, оказанной до того королеве Хлодехильде, супруге Хлодвига, — хотя беспорядочное и разнузданное поведение, которым он отличался при жизни, кажется весьма странной подго­товкой к званию святого, которое ему предстояло носить после смерти. Так что причислением к лику святых Даго­берт обязан одному весьма необычному обстоятельству.

Король послал на Сицилию Ансоальда^[77], епископа Пуатье: достопочтенный прелат намеревался нанести визит весьма почитавшемуся там святому отшельнику, который обитал в скиту, находившемся на берегу моря; именно он и сообщил епископу о смерти короля. Вот как Гаген передает этот необычный рассказ.

«Я спал этой ночью, — пояснял отшельник, — как вдруг какой-то старик с длинной бородой разбудил меня, велев мне помолиться за упокой души Дагоберта, кото­рый только что умер. Я встал, чтобы исполнить этот при­каз, но в эту минуту через окно своего скита увидел посреди моря великое множество чертей, с великим тор­жеством тащивших душу покойного короля в преиспод­нюю. Эта несчастная душа, которую они подвергали ужасным пыткам, громкими криками взывала к мучени­кам — святому Мартину, святому Маврикию и святому Дионисию. Услышав эти крики, призванные ею святые под громы и молнии спустились с небес, освободили душу короля и унесли ее с собой, распевая псалом царя Давида “Господи, блажен тот, кого ты избрал”».

По возвращении Ансоальд пересказал все, о чем пове­дал ему святой отшельник Иоанн; Дадон^[78], канцлер покойного короля, записал этот рассказ, и с этого вре­мени Дагоберт стал почитаться как святой.