Людовик, со своей стороны, женился на Констанции, дочери короля Испании. Однако она вскоре умерла, родив ему дочь.^[253] Наконец король, опасаясь, что Франция не будет более управляться государем одной с ним крови, вступил в третий брак, женившись на Адели, дочери Тибо, графа Блуа, которая исполнила все его желания, родив ему 22 августа 1163 года сына.

Сын этот — Филипп II, прозванный Августом.^[254]

Подробности, сообщаемые нам неизвестным истори­ком Людовика VII, останавливаются на этом времени, хотя Людовик умер гораздо позднее, в 1181 году, «оста­вив потомству, — пишет Жан де Серр, — семена величай­ших несчастий».

Помимо того, что мы сейчас рассказали о царствова­нии Людовика Молодого, оно видело еще много чего другого, и среди прочего осуждение Суассонским собо­ром учения Абеляра; возвращение Италии к Кодексу Юстиниана и приход его как источника писаного права во Францию; возникновение папской и императорской партий, известных как «гвельфы» и «гибеллины»; запрет судебных поединков, если долг ответчика составлял менее пяти су; образование Парижского университета; основание Медицинской школы в Монпелье и, наконец, распрю по поводу церковных привилегий между Генри­хом II и Томасом, архиепископом Кентерберийским, распрю, завершившуюся лишь с убийством архиепи­скопа.

Людовик пожелал упрочить права своего сына на трон еще при своей жизни, и тот был помазан и коронован. Это произошло в День всех святых в 1180 году, когда Прозвище «Август» Филиппу дал Ригорд, или Риго. Этот человек, гот по происхождению, как он сам себя называет, то есть уроженец Ланге­дока^[255], где он занимался врачебным ремеслом, оставил свою профессию и затворился в аббатстве Сен-Дени, написав там жизнеописание короля. Ригорд объясняет нам, какой смысл он придавал прозвищу «Август», сохранившемуся за Филиппом (хотя Гильом Бретонец, продолжатель труда Ригорда, неизменно называет этого короля Филиппом Великодуш­ным) молодому королю пошел пятнадцатый год; церемония состоялась в Реймсе в присутствии английского короля Генриха, «который смиренно держал с одной стороны корону над головой короля Франции в знак своей обязанно­сти подчиняться ему». В том же году, «воспылав святым рвением, — продолжает его историк, — он приказал в шестнадцатый день до мартовских календ схватить во всей Франции евреев в их синагогах и отобрать у них при­надлежащие им золото, серебро и одежды, как сами они ограбили египтян перед своим исходом из Египта. Но это было лишь предвестием их изгнания, которое, слава Богу, не замедлило воспоследовать за этим первым предостереж- дением».

И в самом деле, в апреле 1182 года Филипп Август издал эдикт, который предписывал евреям покинуть королевство, сделав это не позднее дня святого Иоанна; в оставшийся промежуток времени они имели право продать свою движимость. Что же касается другого их имущества, такого, как «дома, поля, виноградники, давильни и прочая недвижимость, то он оставил их в соб­ственность своим преемникам на троне Франции и себе самому»^[256].

В 1187 году распря между Филиппом и Генрихом при­вела к войне. Признание своей вассальной зависимости, на которое пошел король Англии, держа во время коро­нования короля Франции корону над его головой, было притворством, ибо после этого Филиппу так и не удалось получить от юного графа Пуатье, Ричарда^[257], сына Ген­риха, ленную клятву, которую тот обязан был принести ему за право владения Пуату. Кроме того, Филипп требо­вал, чтобы Генрих отдал ему несколько замков, и в пер­вую очередь Жизор, который Маргарита, сестра Фи­липпа, получила в приданое, когда она вышла замуж за Генриха, сына Генриха Великого, и который после его смерти надлежало возвратить Франции.

Не сумев добиться ни ленной присяги от Ричарда, ни возвращения замков, король собрал в Берри многочис­ленную армию, стремительно вошел в Аквитанию и оса­дил Шатору.

Тем временем к французскому королевскому двору прибыли гонцы из-за моря: «со стенаниями и вздохами они явились сообщить, что Саладин^[258], король Египта и Сирии, ниспосланный в наказание за грехи христианских народов, вторгся в земли христиан, лежащие за морями,  безжалостно перебил там великое множество людей и, следуя путями неправедности, всего за несколько дней захватил святой город Иерусалим и всю Землю Обетован­ную; лишь Тир, Триполи, Антиохия и еще несколько крепо­стей оказали сопротивление его ударам».

Эта новость заставила Филиппа и Ричарда объеди­ниться. Они заключили договор, но не о мире, а о пере­мирии: все должно было оставаться в неизменном состо­янии до тех пор, пока они не исполнят службу Господу; на этом условии было принято решение о новом кресто­вом походе. Спустя некоторое время после подписания этого договора король Генрих Английский умер и трон унаследовал от него Ричард. Однако никаких изменений в принятых планах после этого не произошло.

В 1190 году, в день святого Иоанна, составив перед этим завещание, король Филипп в сопровождении мно­гочисленной свиты отправился в Сен-Дени, чтобы взять с алтаря орифламму^[259], получил там подвязку и посох из рук Гильома, архиепископа Реймского, а также благосло­вение гвоздем из креста Господня, терновым венцом и рукой святого Симеона, после чего прибыл в Везде, где, попрощавшись со всеми баронами, передал в руки своей матери Адели и своего дяди Гильома заботу о королев­стве и опеку над своим сыном Людовиком^[260], а затем отбыл в Геную, где были приготовлены суда и вооружение, необходимое для этого похода. Ричард, со своей стороны, погрузился на суда в порту Марселя, и оба короля почти одновременно прибыли в Мессину.

Начатый крестовый поход провалился, не достигнув своей цели, заключавшейся в том, чтобы отвоевать Иеру­салим, и главной причиной этой неудачи стало соперни­чество, возникшее между двумя королями^[261]. Ричард захватил остров Кипр, Филипп — город Сен-Жан-д’Акр, но вскоре после этого Филипп, не доверяя королю Англии, который обменялся подарками с Саладином, призвал своих сеньоров на тайный совет, уладил дела, связанные с армией, и, попрощавшись со своими соратниками, отбыл вместе со свитой, разместившись всего лишь на трех галерах, которые добыл для него генуэзец по имени Руффо де Вольта. Плавание оказалось благополучным, и он вернулся во Францию к празднику Рождества.

Однако этот отъезд не заглушил тех подозрений, какие питал Филипп в отношении Ричарда, поскольку он полу­чил из-за моря письма, предупреждавшие его, по словам Гильома Бретонца, «что люди из нации ассасинов были по приказу короля Ричарда посланы, чтобы убить его, как они примерно в это самое время возле Акры убили Конрада, маркиза Монферратского»^[262]. Вот почему король Филипп создал себе тогда из самых преданных людей отряд тело­хранителей, сам с той поры почти всегда носил в руке медную или железную булаву, а его телохранители тоже взяли за правило иметь при себе палицу, и обычай этот сохранился по сей день. Чрезвычайно встревожившись, король направил послов к Горному Старцу, королю асса­синов, чтобы срочно узнать от него всю правду. Когда же посланцы вернулись к королю, он узнал из писем Старца, что слухи эти ложны, и, выяснив из доклада посланцев правду, стал пренебрежительно относиться к этим лживым слухам и не терзался более ложными подозрениями.

«Среди ассасинов было распространено богопротивное верование: если, повинуясь своему господину, они убьют человека или совершат какое-нибудь иное злодеяние, то сразу же по совершении этого преступления обретут спасение».^[263]

При чтении нашим хронистов, особенно тех, кто пишет о крестовых походах, весьма часто возникает вопрос, кто же такие Горный Старец и его народ ассасины, о которых они всегда говорят столь рас­плывчато, что нам представляется необходимым сооб­щить нашим читателям некоторые подробности по этому поводу. Мы позаимствуем их у венецианского путеше­ственника Марко Поло, который жил спустя сто лет после Филиппа Августа и первым столь вразумительно рассказал об этой секте и ее короле.