Душа все еще ждала.

Проходили века.

Наконец, закон Всевышнего вновь возобладал. Свет, вспыхнувший вначале, был слишком ярок, поэтому вместо того чтобы освещать, он ослеплял; это был чудесный миг для того, чтобы появиться на земле. Там не было больше жестоких императоров; там не было больше мучеников-апостолов; все, казалось, шло по воле Предвечного, и для одинокой души, которая способна была бы довольствоваться грустью и любовью, земля могла бы дать много радостей; по крайней мере так говорили некоторые души, чьей первой заботой по их прибытии на Небо было отыскать тех, кого они потеряли на земле, и продлить под взором Господа любовь, начавшуюся среди людей.

"Именно на земле находят эту любовь, — говорила себе душа. — Когда же, наконец, наступит мое рождение?"

— Жди и молись, — повторял ангел.

Такое приводило в уныние, тем более что небо вдруг озарилось чудесной звездой, которую называли кометой, еще неизвестной людям, и которая, как опасалась душа, могла оказаться новым орудием правосудия, созданным Богом для разрушения мира, поскольку он говорил, что мир погибнет в огне.

Душа поняла, что надо спешить. Она отыскала своего ангела и спросила его:

— Скоро Бог разрешит мое рождение?

— Скоро, — ответил ангел.

— И когда?

— Через столетие, а может быть, и через полтора столетия.

Где же еще возможно терпение, если не на Небе? Душа ждала.

Мир бесспорно становился счастливым и, казалось, возвращался к золотому веку. Христос использовал земную любовь, чтобы приводить людей к вере. Он вдохнул откровение в этот первый грех первой женщины, благодаря чему можно было провести несколько месяцев на земле и не опорочить себя.

Однако душа сознавала, что эта надежда на мир, отличный от мира Господа, уже есть грех и что она появилась бы там пораженной первородным грехом, который был бы еще более тяжелым оттого, что она совершила его, находясь в обстановке вечной невинности. Вот почему, когда она молилась за других, она молилась немного и за себя.

Время шло быстро, поскольку в глазах Господа и перед лицом вечности каждое столетие пролетало так же быстро, как падает песчинка в песочных часах.

Душа с радостью предвкушала наступление столь ожидаемого мгновения. Чем ближе оно становилось, чем с большим усердием она расспрашивала тех, кто вернулся из нашего мира, тем сильнее она жаждала этой земной любви и даже тех страданий, какие нарушили бы однообразие блаженства.

Поэтому, когда ночь опускалась на землю, она прогуливалась по самым укромным небесным путям, пытаясь приподнять уголок усыпанного алмазами покрова, который Бог каждый вечер расстилал на небосводе. Она мечтательно блуждала по Млечному пути, говоря себе: "Какое наказание готовит мне Бог за грех, который я совершаю подле него, коль скоро я не должна иметь иного желания, кроме как созерцать его, иного счастья, чем молитва, иной радости, чем вечность?"

Время от времени ангел проходил рядом с ней и говорил ей: "Терпение!"

Душа ждала.

Однажды вечером, когда она, по своему обыкновению, предавалась мечтам, наблюдая за движением одной из звезд, ангел приблизился к ней.

— Твоя мать родилась сегодня, — сказал он ей.

— Моя мать! — воскликнула душа.

— Да.

— Тогда мне осталось ждать не больше восемнадцати лет, ибо я надеюсь, что моя мать выйдет замуж молодой.

— Жди и молись в ожидании.

Душа торжествовала. Она отказалась от своего одиночества, она забыла о движении звезды и поспешила смешаться с другими душами, сообщая всем подряд о рождении своей матери.

Теперь, когда она обрела уверенность в своем рождении, ее стало беспокоить еще одно обстоятельство: ей хотелось знать, кем она родится — мужчиной или женщиной. Но, что касается этого, таинственные завесы будущего были непроницаемы — оставалось только ждать.

Каждый день она спрашивала ангела:

— Как там моя мать?

— У нее только что прорезался первый зуб.

— Какое счастье! — радовалась душа.

И на следующий день она возобновляла свои расспросы.

Тем не менее день за днем она все больше погружалась в свой грех: еще до своего рождения ей уже было что искупать.

Однажды утром ангел появился перед ней и сказал:

— Твоя мать сегодня вышла замуж.

— Моя мать вышла замуж!

— Час тому назад.

— И мне больше нечего ждать?

— Только девять месяцев, — сказал ангел.

Душа поделилась с подругами вестью о замужестве своей матери, как прежде она уже поделилась вестью о рождении матери и о ее первом зубе. Она получила поздравления от всего Неба. Молва утверждает даже, что она принимала поручения от тех, кто забыл или оставил что-либо на земле.

К тому же, поскольку один грех не может не повлечь за собой другой, она преисполнилась невыносимой гордыни: к ней уже невозможно было приблизиться, и, с тех пор как она узнала, что должна отправиться на землю, это так вскружило ей голову, что она приобрела много врагов и вконец рассорилась с двумя пророками и пятью мученицами.

Какое наказание мог уготовить Бог этой душе, повергавшей в такое смущение вечную безмятежность небесного свода?

Чем ближе душа приближалась к мгновению, ожидаемому ею уже шесть тысяч лет, тем больше ей хотелось узнать что-нибудь о мире, в котором ей предстояло жить; но по мере того как близился час ее рождения, ее непонимание этой жизни словно возрастало, так что она не догадывалась о том, что ждало ее впереди.

Тем временем она встретила своего ангела.

— Ну как? — спросила она.

— О! Твоя мать беременна.

— Мной?

— Тобой.

Душа издала восклицание, которое на земле сочли бы грехом, а на Небе было преступлением.

Никто и никогда не видел души более озабоченной и более раздираемой желанием телесной жизни; вот почему души, не знавшие иной любви, кроме как к Богу, не стали препятствовать ее земной любви и начали молиться за нее.

Ее радость возрастала по мере того, как шло время. И однажды, когда она была особенно счастлива, подсчитав, что ей оставалось ждать лишь несколько дней, к ней приблизился ангел.

— Ну как? — спросила душа.

— Увы! — ответил ангел. — Твоя мать умерла при родах.

— А я? — воскликнула эгоистичная душа.

— Ты? Ты умерла на пути в мир.

Наказание последовало сразу же за грехом.

Душа почувствовала, что Небо ускользает из-под ее ног: она была низвергнута в лимб.

История

Щелкунчика

ПРЕДИСЛОВИЕ, В КОТОРОМ ОБЪЯСНЯЕТСЯ, КАК АВТОРА ЗАСТАВИЛИ РАССКАЗАТЬ ИСТОРИЮ ЩЕЛКУНЧИКА ИЗ НЮРНБЕРГА

Как-то раз мой друг граф де М. устроил у себя дома большой детский праздник, и я со своей стороны увеличил шумную и веселую компанию, приведя туда свою дочь.

Правда, уже через полчаса, в течение которых мне пришлось, исполняя отеческий долг, стать свидетелем четырех или пяти следующих одна за другой партий игры в жмурки, в ладошки и в салочки, моя голова начала слегка раскалываться от гама, который производили двадцать очаровательных маленьких бесенят в возрасте от восьми до десяти лет, старавшихся перекричать друг друга, и я украдкой вышел из гостиной, отправившись на поиски некоего известного мне будуара, весьма тихого и удаленного, и рассчитывая неспешно восстановить там прерванный ход моих мыслей.

Свое отступление я проделал весьма ловко и в то же время удачно, сумев избежать не только взглядов юных гостей, что было не так уж трудно, учитывая, насколько дети были поглощены своими играми, но и взглядов их родителей, а это было куда сложнее. Наконец я добрался до столь желанного будуара, но, войдя туда, увидел, что он на время превращен в трапезную и что поставленные там огромные буфеты ломятся от пирожных и прохладительных напитков. И поскольку замеченные мною гастрономические приготовления давали мне еще один повод для уверенности в том, что меня не побеспокоят до начала ужина, раз уж этот будуар выбран для того, чтобы угощать в нем гостей, я, обнаружив там громадное вольтеровское кресло — настоящее глубокое кресло эпохи Людовика XV, с мягкой спинкой и закругленными подлокотниками, кресло для ленивцев, как говорят в Италии, стране истинных лентяев, с наслаждением устроился в нем, испытывая восторг от сознания, что мне предстоит провести целый час наедине со своими мыслями, а ведь это так ценно для нашего брата, невольника публики, постоянно втянутого в нескончаемую суету.