Великанша помчалась за ним, щелкая зубами, и без сомнения догнала бы его, но тут неожиданно над нею простерлась огромная рука, схватила злодейку поперек туловища и, невзирая на ее вопли, просунула ее через окно, выходящее на море.

Обрадованный маленький Вилли следил за рукой, посылая ей тысячу жестов благодарности за то, что она так вовремя пришла ему на помощь.

Тем временем рука держала великаншу на весу над шумящими волнами.

— Помилуйте! Помилуйте! — кричала великанша, видя под собой страшную бездну.

Но такую злую женщину гигантская рука не пощадила: она медленно разжалась, и великанша, испуская крики отчаяния, упала в море с таким сильным всплеском, что брызги долетели до самой высокой башни, а перепуганные рыбешки бросились врассыпную.

Разумеется, великанша упала в море на самую большую глубину и уже не всплыла.

Вилли поспешил выйти из замка и, оказавшись на берегу моря, не без страха стал смотреть на волны, каждое мгновение ожидая, не покажется ли среди них голова отвратительной великанши, но, как уже было сказано, она утонула.

Он видел только добрые руки, которые, зная, как мальчик нуждается в них, сопровождали его. Они погрузились в море до уровня его щиколоток. Мальчик прыгнул в ладонь одной из рук и сел там между большим и указательным пальцем. Каждая рука в качестве мачты держала огромную кухонную вилку, к которой вместо парусов были привязаны два самых лучших платка великанши. Платки наполнились ветром, и, поскольку ветер был сильный, он подталкивал необычное судно к противоположному берегу моря.

Когда взошла луна, мальчик благополучно высадился там и уютно устроился в доме приютившего его доброго фермера, который обещал Вилли дать ему столько работы, сколько тот сможет выполнить. Но, обещая это, фермер и не подозревал, какого отличного работника послало ему Провидение.

На следующее утро маленький Вилли отправился в поле; пора было приступать к уборке урожая, и фермер показал ему большое пшеничное поле, которое мальчику предстояло сжать. Вилли сбросил с себя всю одежду, взял косу и приступил к жатве.

Тотчас справа и слева от мальчика две гигантские руки принялись за работу, скашивая пшеницу двумя огромными косами и останавливаясь только для того, чтобы связать снопы.

К вечеру Вилли скосил и связал в снопы пшеницу с поля в десять арпанов, то есть он один выполнил работу десяти взрослых.

На следующее утро фермер посетил свое поле и онемел от изумления.

Он смотрел поочередно то на маленького мальчика, то на результат его трудов и решил поступиться чем угодно, лишь бы обеспечить себе услуги столь полезного работника.

"Ну-ну, — сказал себе фермер, — раз этот мальчишка умеет так хорошо жать и вязать снопы, значит, он наверняка умеет и пахать!"

Так что после завершения жатвы, которую маленький Вилли как начал, так и закончил один — при помощи огромных рук, разумеется, — так вот, после завершения жатвы маленький Вилли был обращен в пахаря.

В его распоряжение хотели дать лошадей или волов, но он ответил, что постарается обойтись без них, и, поскольку фермер очень поверил в сноровку мальчика, он позволил ему действовать так, как тот пожелал.

Вы, мои дорогие дети, конечно же, догадываетесь, что Вилли рассчитывал на помощь двух добрых гигантских рук, и он не ошибся: они взялись за плуг и к вечеру десять арпанов земли были вспаханы, причем бороздами такими же прямыми, как полет стрелы, пущенной умелым стрелком.

Фермер объехал поле верхом, но ничего не понял, поскольку огромные руки, зримые для Вилли, для фермера были невидимы; он мог наблюдать только одно: плуг двигался сам по себе и выполнял свое дело так, как фермер не видывал никогда в жизни, и его прежний опыт был просто посрамлен подобным чудом; но, поскольку крестьянин был человеком верующим, он благословил Провидение, пославшее ему столь изумительного маленького землепашца.

Вилли позволили сидеть за столом в доме доброго фермера, который только и думал о том, что бы хорошего сделать для мальчика. Он был вдовцом и имел пятнадцатилетнюю дочь, после смерти матери принявшую на себя заботы о доме; девочка отличалась миловидностью и, так же как Вилли, родилась с любовью к труду.

Нет ничего удивительного в том, что Нэнси — так звали девочку — очень полюбила Вилли, который был старше ее на два года, точно так же, как и Вилли не менее сильно полюбил бы девочку, если бы ему было позволено поднимать взгляд на дочь хозяина.

Время незаметно шло, и Вилли все им заработанное посылал своей матушке посредством добрых рук, самых проворных и самых быстрых гонцов в мире. Вечером он вкладывал деньги в правую или в левую руку, разницы не было, и, хотя ферму и родной дом мальчика разделяла сотня льё, рука, зажавшая деньги в кулаке, тотчас же отправлялась в путь и разжималась только для того, чтобы тотчас положить полученную сумму на стол доброй матери, где та при своем пробуждении находила эти деньги.

По прошествии нескольких лет Вилли стал управляющим фермы. Теперь это был красивый юноша двадцати одного года от роду, а Нэнси стала красивой девятнадцатилетней девушкой.

Однажды, когда он пошел в горы, чтобы собрать стада овец, пасшихся там летом, и отвести их, как обычно, зимовать на ферму, где их стригли (а стрижка овец также приносила доход славному фермеру), в горах разразилась сильная гроза, и потоки воды затопили долину, увлекая в своем бешеном беге стада вместе с пастухами.

Вилли, в отличие от других, вместо того чтобы подвергнуть себя опасности, хватило ума держать на склоне горы доверенных ему животных; но он ужаснулся не меньше других, увидев, до какой высоты поднялись воды, превратившиеся в настоящую реку.

Юноша искал дорогу, по которой он, сделав большой крюк, мог бы возвратиться на ферму, однако в ту минуту, когда он меньше всего ожидал этого, две гигантские руки простерлись над водами и образовали самый совершенный мост, какой только можно было вообразить.

Будучи бесстрашным, юноша первым прошел по мосту, овцы последовали за ним, и, к великой общей радости и особенно к радости Нэнси, которая испытывала тревогу за пастуха больше, чем ее отец беспокоился за стадо, Вилли вернулся на ферму хозяина, не потеряв ни одного ягненка.

На этот раз молодой человек был вознагражден вдвойне.

Он лег спать, полный радости, думая о том, что вскоре он будет достаточно богатым, чтобы вернуться домой к своей доброй матушке; благодаря Всевышнему он безмятежно заснул, как вдруг внезапно был разбужен воплями ужаса и отчаяния.

Он вскочил с постели, наспех оделся и выбежал во двор фермы.

Там, к невыразимому своему ужасу, он увидел своего хозяина в страшном отчаянии, ломавшего себе руки: языки пламени, пожиравшего его ферму, уже доставали до комнаты его дочери. Нэнси же укрылась в голубятне вместе с голубями, ее добрыми друзьями, но пламя ее преследовало и уже начало пожирать лестницу, так что девушка оказалась в своего рода обособленной башне, откуда она не могла спуститься, разве что улететь на крыльях, как голуби, кружившие над ее головой, и куда невозможно было прийти бедняжке на помощь, поскольку в хозяйстве не было ни одной достаточно высокой лестницы.

Вилли, мигом взобравшийся на соседнюю крышу, был в отчаянии, не видя ни малейшей возможности спасти свою дорогую Нэнси, но тут внезапно появились гигантские руки и, прислонив ладони к стене дома, образовали лестницу, ступеньками которой служили их пальцы; Вилли без колебаний мгновенно поднялся к окну, откуда Нэнси звала на помощь, взял девушку на руки и по гигантской лестнице спустился, не помня себя от радости, после чего передал живую и невредимую Нэнси в руки ее отца.

* * *

Полгода спустя после события, о котором мы только что рассказали, на дороге, что вела к дому матери Вилли, послышался скрип колес тяжело нагруженной телеги, покрытой парусиновым чехлом, белым как снег.

"Что же везла эта телега?" — спросите вы, мои дорогие дети.