© Лазарев Д., 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Прогремела автоматная очередь. Одна, вторая… Ночь огласилась истошными воплями. В темноте на стенах гостиной заплясали отблески языков пламени – на улице что-то жарко пылало. Скользкая от пота рука Вадима Юрьевича Пахомова до боли сжала рукоять пистолета. В дверях появился Раф, кинетик из охраны министра.

– Вадим Юрьевич, надо уходить! Долго мы их не удержим. Зик поджег парочку машин, это притормозит толпу, но вы же знаете – главная опасность не в них.

Пахомов отрывисто кивнул и закинул на спину стоявший на стуле рюкзак с самым необходимым. За окном в очередной раз полыхнуло, и ударил автомат. Министр и Раф выскочили в коридор.

– Таня, Маша! – Пахомов позвал жену с дочерью раньше, чем кинетик успел его остановить.

Две смутные тени мелькнули в дверном проеме, ведущем на лестницу. Мужские тени. Враги? Первая из фигур полетела вниз по ступенькам от кинетического удара Рафа. А секундой позже изо рта, глаз и носа охранника министра хлынула кровь – пневматик взорвал его легкие. Это уже не обезумевшая толпа, а Измененные, что в разы серьезнее. Пахомов выстрелил навскидку, потом еще раз и попал – пневматик сложился пополам и рухнул на пол, но уже через пару секунд министра охватила странная слабость, пистолет выпал из разжавшихся пальцев, и Вадим Юрьевич медленно сполз по стене.

«Пьющий жизнь», – мелькнула полная отчаяния мысль, и практически тут же в дверном проеме появилась темная фигура Измененного. Он сделал шаг вперед и… вспыхнул, словно чучело Масленицы на проводах зимы. Отчаяние сменилось облегчением: «Зик!» Да, в живой факел врага превратил именно он – пиромант второй ступени, предоставленный министру Посвященным. Зик подбежал к Пахомову и помог ему подняться.

– Таня… Маша… – с трудом выдавил Вадим Юрьевич. – Где они?

– Здесь, – прозвучал с противоположной стороны коридора чужой голос.

Пахомов с пиромантом обернулись. Жену и дочь держали в жестком захвате двое Измененных, прижимая ножи к их шеям. А между ними… стоял какой-то высокий субъект с абсолютно черными глазами без радужек и белков.

– Фантом-охотник, сверхбыстрые, – долетел до мутящегося сознания Пахомова едва слышный шепот Зика.

Министр достаточно разбирался в порождениях Сеятелей, чтобы понять: дела плохи.

– Что… ты хочешь? – сиплым от волнения голосом произнес Вадим Юрьевич, с ненавистью глядя на фантома-охотника, который, очевидно, был главным в адской троице.

Черноглазый чуть склонил голову к плечу, разглядывая министра, словно любопытствующая овчарка.

– Пожалуй… твое тело мне пригодится, – прошипел он и скомандовал: – Взять!

Двое сверхбыстрых Измененных неуловимыми движениями лезвий перечеркнули шеи жены и дочери Пахомова и под отчаянный вопль министра размазанными в воздухе тенями молниеносно метнулись к нему…

Пробуждаться, сдерживая крик, чтобы не разбудить жену, стало для Пахомова за последние месяцы уже привычным действием. Вашу кашу… Кошмар… Всего лишь очередной кошмар. Сколько их было последнее время – министр уже сбился со счета. Правда, раньше они случались пореже и были разнообразнее, но с тех пор как Пахомов услышал предсказание племянника президента, сон всегда был примерно один и тот же с небольшими вариациями.

Вадим Юрьевич осторожно, стараясь не шуметь, поднялся с постели, вытер со лба холодный пот, быстро натянул домашние штаны и толстовку и вышел из спальни. Теперь в кабинет – там балкон и припрятанная пачка сигарет. Пахомов четвертый месяц пытался бросить курить, да бросишь тут, как же, когда такие дела творятся! Тут, скорее, вдобавок еще и пить начнешь… Впрочем, другой на его месте, может, и начал бы, но Пахомов считал бегство в бутылку трусостью, чего за ним никогда не водилось.

Вадим Юрьевич вышел на балкон, извлек из тайника сигареты с зажигалкой. Прикурил. Пальцы слегка подрагивали. Пока слегка… В отпуск бы ему… Пахомов невесело усмехнулся и выпустил дым в не по-сентябрьски стылый воздух. Ага, щаз! Пять раз и еще восемь раз, как любила говаривать в таких случаях его бабушка. Про отпуск придется забыть, пока не закончится вся эта свистопляска… так или иначе.

Сделав еще одну затяжку, министр погасил сигарету, спрятал окурок в специальный пакетик и сунул в тайник вместе с пачкой и зажигалкой, постоял еще немного, глядя в ночную темноту, и, только окончательно продрогнув от пронизывающего ветра, вернулся в кабинет. Взгляд его упал на картину на стене. «Валькирия над сраженным воином» Константина Васильева. Копия, конечно, но хорошая. А там, за ней…

– Вадик, ты чего? Кошмары опять, да?

Пахомов обернулся и чуть виновато посмотрел на жену, остановившуюся в дверях кабинета.

– Прости, Таня… Не хотел разбудить…

– Да ты и не разбудил. Просто повернулась во сне, а тебя нет… – Она чуть принюхалась и с легкой укоризной спросила: – Курил опять?

– Я чуть-чуть. Пару затяжек.

Жена вздохнула.

– Да ладно, можешь не прятаться: что ж я, не понимаю, что ли? Время какое…

Лицо Вадима Юрьевича, только что мягкое, вдруг посуровело и даже словно закаменело.

– Таня, – тихо, но твердо произнес он, – тебе нужно забрать Машу и уехать к твоим родителям в Екатеринбург. Сегодня же.

Жену словно мокрой тряпкой по лицу мазнули. Ошеломление, растерянность, обида и даже легкий страх сменяли друг друга, как в калейдоскопе.

– Вадик, ты что?! Куда мы без тебя?.. – она мотнула головой. – Нет-нет, мы не…

– Таня! – в голосе министра зазвенел металл, и тот же стальной блеск жена увидела в его глазах. Увидела и поникла плечами: знала, что, когда он такой, спорить бесполезно. – Пойми, это очень важно. Мне нужно знать, что вы в безопасности.

Ее глаза наполнились слезами.

– А ты?

– Сама понимаешь, пока отлучиться со службы я не могу. Приеду, как только появится возможность. Собирай вещи.

Татьяна кивнула и, отвернувшись, вышла из комнаты. А взгляд министра вернулся к картине. Он больше не колебался: осторожно снял ее со стены и набрал на клавиатуре открывшегося сейфа восьмизначную комбинацию. Дверца мягко распахнулась. Среди прочего внутри находился маленький переносной холодильник, как для образцов крови. Аккумулятор держал холод почти тридцать часов, и Пахомов его периодически подзаряжал. Что же, пришло время пустить в ход его содержимое.

Министр взял лежащий рядом одноразовый шприц в упаковке и открыл холодильник. На несколько секунд прикипел взглядом к двум ампулам с кровью, а затем решительно взял помеченную красным маркером и вскрыл ее.

– Черти полосатые! Вы долго будете молчать?! – не выдержал Дрон.

Посвященный поднял голову, и мне показалось, что в глубине темноты под капюшоном что-то мелькнуло… Нет… и впрямь померещилось… Откуда? В нем, наверное, давно уже мало что оставалось. А сейчас, после всего… пепелище внутри, радиоактивная пустыня… Если честно, несмотря на все наши с ним… гм… трения, тут мне его даже жалко стало. Ни за что не хотел бы поменяться с ним местами. Тут конец света в полный рост, а ему надо срочно что-то решать, потому что все, и я в том числе, смотрели на него с ожиданием: дескать, ты же умный, столько знаешь, давай выдай на-гора решение всех проблем! Я сильно подозревал, что, как мы ни старались, исход гонки пробуждения Источников получился сильно не в нашу пользу, а играть теперь придется с на редкость погаными картами одну большую партию, в которой отыгрыш не предусмотрен. Добро пожаловать в ад и все такое… А ему решать. Потому как некому больше. Вольно же мне было орать и призывать на его голову проклятия, а давай-ка, сталкер Художник, встань на его место и расскажи всем, что надо делать, чтобы не склеить ласты всем человечеством в ближайшие несколько месяцев (в лучшем случае). Ну! Чего молчишь? Нечего сказать? Вот то-то! Но от тебя откровений никто и не ждет. А от него ждут. Кому многое дано, с того и спрос. И сказать что-нибудь ему придется…