Их рабочий день был в самом разгаре, когда на площади появился Клод Фролло. Обычно угрюмый, сегодня он был совсем мрачен. Зеваки, криками и аплодисментами выражавшие одобрение Эсмеральде и смеявшиеся над выходками Джали, при виде фигуры в чёрной сутане стали замолкать, а некоторые и вовсе поспешили уйти с площади. Парижане и так избегали иметь дело с архидьяконом Фролло, а уж если он в таком настроении, то ему лучше даже не попадаться на глаза.

Сегодня Фролло, против обыкновения, не кричал и не сыпал обвинениями в адрес Эсмеральды, но метнул на пляшущую девушку взгляд, полный такой неистовой ярости, что даже она, привыкшая отстраняться от происходящего вокруг на время представления, испуганно вздрогнула.

Гренгуар похолодел от страха при мысли, что учитель его заметит и, не дай бог, догадается о его связи с цыганкой. «Если он узнает, мне больше никогда не разрешат ставить пьесы во Дворце Правосудия!» – с ужасом подумал поэт. Действительно, как бы ни была скромна его поэтическая карьера, без покровительства (пусть и не всегда охотного) архидьякона Фролло дела у Пьера шли бы куда хуже.

К счастью, Гренгуар выступал на площади довольно далеко от Эсмеральды, поэтому архидьякон его даже не заметил. Когда фигура в сутане оказалась к нему спиной, Пьер вздохнул с облегчением и даже позволил себе пофантазировать на тему, что так рассердило его учителя – ведь, насколько он помнил, Фролло обычно старался быть сдержанным и не проявлять своих эмоций. Почему же сегодня он – просто воплощение недовольства? «Не иначе как Его Величество изволит гневаться, – размышлял Пьер. – Вряд ли что-то другое могло настолько вывести его из себя… Или всему виной арест Квазимодо? Ну конечно! – Поэт даже рассмеялся, довольный своей догадкой. – Собор остался без звонаря, и кому же, как не архидьякону, искать горбуну замену! Клянусь моей будущей мистерией, хотел бы я посмотреть на тех бедолаг, которым пришлось нынче утром сдвигать с места Гросс Мари!»

И всё же Гренгуар окончательно успокоился только тогда, когда Фролло покинул площадь и затерялся в толпе. Пьер покосился на свою подругу и с облегчением увидел, что Эсмеральда тоже вернулась к танцам. Теперь, когда опасность разоблачения миновала, он и сам готов был пуститься в пляс. Кажется, вчерашние приключения научили поэта ценить простые радости, и теперь он просто был счастлив, что над Парижем светит солнце, у него есть такая замечательная подруга и совсем скоро, когда народ разойдётся, они пойдут куда-нибудь перекусить.

Клод Фролло родился в дворянской семье. Он рос очень тихим и послушным ребёнком. Его родителям очень хотелось, чтобы он стал священником, и маленький Клод покорно следовал их желаниям. Впрочем, подобная перспектива привлекала и его самого, и он целыми днями с удовольствием читал церковные книги.

Когда Клод подрос, его определили в колледж Торши. Умный и старательный, он очень преуспел в учении и без особого труда поступил в университет, а позднее и получил звание доктора наук.

Увы, полоса счастья и благополучия оборвалась неожиданно и трагически. Страшная чума, разразившаяся в Париже летом 1466 года, не пощадила и родителей Клода. Юный школяр, сам ещё не устроившийся в жизни, оказался единственным опекуном маленького брата. Единственное, что он мог сделать для малыша Жеана – отдать его на попечение почтенной семье мельника и навещать время от времени.

С тех пор Церковь, единственная Клодова опора, стала делом всей его жизни. Ещё довольно молодым он получил весьма почётную должность – стал архидьяконом Собора Парижской Богоматери. Кроме того, он увлекался науками: не только, как и положено священнику, хорошо знал теологию, но также разбирался в юриспруденции и медицине. К нему порой обращались за врачебной помощью, и, несмотря на нелюдимый характер, Клод ни разу никому не отказал.

Но если свои жизнь и карьеру Клод мог считать вполне благополучными и успешными, то подрастающий Жеан доставлял старшему брату сплошные огорчения. Мальчишка рос хотя и обаятельным, но довольно хулиганистым. Став юношей, он, к ужасу благонравного Клода, быстро пристрастился к вину и гулянкам, не внимая ни увещеваниям, ни угрозам. Иногда архидьякону и вовсе казалось, что брат видит в нём лишь ходячий кошель с монетами.

Имя Жеана Мельника – как прозвали выросшего на мельнице мальчишку – по-прежнему куда чаще звучало в самых злачных кварталах Парижа, чем в стенах колледжа Торши, куда брат определил его для получения образования. Единственное, чем мог утешать себя Клод – доброе дело, совершённое им много лет назад, должно было искупить все грехи юного недотёпы.

В Фомино Воскресенье, первое после Пасхи, в Собор Парижской Богоматери вошла старушка со свёртком в руках. Не произнеся ни слова, она положила его в деревянный ящик – ясли для подкидышей – и незаметно исчезла.

Когда монахи и священники заглянули в ясли, то вздрогнули от ужаса: то, что там лежало, с трудом можно было принять за младенца. Это существо с кривым лицом, словно искажённым злобной гримасой, и огромным горбом скорее напоминало, по выражению одного из монахов, «отродье самого дьявола». Нечего было и думать, что кто-нибудь возьмёт такого подкидыша.

Каково же было всеобщее удивление, когда молодой священник Клод Фролло решил приютить младенца. Не зная о том, что тот думает лишь о искуплении грехов младшего брата, одни считали его чернокнижником, а другие – почти святым.

Клод назвал воспитанника Квазимодо, в честь латинского названия Фомина Воскресенья. Это название произошло от первых двух слов молитвы, которую обычно читали в этот день.

Когда мальчик подрос, Фролло обучил его читать, писать и считать. За пределы собора Квазимодо выходил редко, встречая там лишь насмешки горожан, а то и оскорбления. Единственным его развлечением было кормить птиц, которые гнездились на колокольне. Впрочем, не зная в жизни никого и ничего, кроме собора, Квазимодо доволен своей участью и, пожалуй, даже счастлив. Разумеется, он был бесконечно предан своему приёмному отцу и слушался его во всём.

Четырнадцатилетие стало для Квазимодо переломным временем – он получил должность соборного звонаря. Эта работа стала для него не просто единственным занятием, а его счастьем, смыслом его довольно безрадостной жизни. Он очень трепетно относился к колоколам, давал им имена и беседовал с ними, дружелюбными и никогда не обижавшими его друзьями. Колокольный звон стал для Квазимодо самой сладостной музыкой, и в это занятие он вкладывал всю свою душу. С этих пор колокола собора стали парижской достопримечательностью, хотя ограниченные горожане и предположить не могли, что причиной этому был презираемый ими уродливый горбун.

А между тем его приёмный отец Клод Фролло увлёкся алхимией и стал искать путь получения золота и серебра из неблагородных металлов: железа, свинца и других. За ним окончательно закрепилась слава колдуна и чернокнижника. По природе необщительный, он стал совсем нелюдимым, часто запирался в своей келье и редко общался с другими служителями собора.

Но вся налаженная жизнь Клода внезапно рухнула, когда осенью, за полгода до Праздника шутов, он увидел на площади прекрасную цыганку. Танец, который она исполняла, просто заворожил священника, пробудив неведомые доселе мысли и желания. А когда красавица запела, её голос показался ему похожим на пение соловья. Не зная других эпитетов, Клод сравнивал девушку с ангелом, хотя её вид внушал ему отнюдь не благочестивые мысли.