Каждый год одно и то же. За окном моего офиса двуликий, как Янус, предпраздничный Лондон сверкает миллионами огней, стыдливо пряча темноту и грязь спальных районов от глаз впечатлительных туристов. В полупустом офисе моего родного банка свою последнюю в этом году смену отрабатывают уборщики. А я, развалившись в своем кресле, неторопливо допиваю «Эрл Грей». За стенками деловито жужжат пылесосы, медленно подбираясь к моему офису, под окном наглухо стоит Холборн, превратившийся в железную змею из сияющих фарами машин. Между ними, натыкаясь друг на друга как в немом кино, забавно снуют в запоздалом желании найти подарки забывчивые клерки.

Мой воротничок уже давно расстегнут, галстук ослаблен, праздничные свертки для родственников лежат в машине. Я медленно пью свой чай и наблюдаю за этим обманчивым городом Ее Величества. Как и год назад. И два. И три. Не разделяя приподнятого рождественского настроения, я спокойно и рассудительно подвожу итоги в своей голове и строю планы на завтрашний день и год.

На столе завибрировал и негромко запел мобильный телефон. Оторвавшись от размеренного созерцания, я поставил недопитую кружку на пол рядом с креслом и развернулся к столу. Дотянувшись до надрывающегося телефона, я мельком взглянул на экран, с которого мне улыбалась сестра и, наконец- то, принял звонок.

– Ну что, ты скоро, Джерри? – без намека на приветствие поинтересовался голос на том конце провода.

– Уже выезжаю из Сити, Дэб! – ответив вежливостью на вежливость, произнес я и поискал глазами свой пиджак. Как бы я не оттягивал это, но мне действительно пора было ехать. Пробка под моим окном не внушала оптимизма, а ведь это только Сити. Чтобы добраться в Энфилд до полуночи мне придется трансгрессировать как Дамблдор из детских сказок!

– Ага, конечно! – залив меня сарказмом, бросила Дэб и, не дав мне шанса оправдаться, тут же продолжила – Как только оторвешь свою задницу от стула и напьешься своего «Эрл Грея», заскочи куда-нибудь и купи мне две банки консервированного горошка. Две, Джерри! Запиши, а то забудешь!

– Эй, Дэб, я вообще-то не твой ребенок, чтобы воспитывать меня! – попытался остановить ее я, но сестренка была непреклонна, хоть и улыбалась на своем конце провода.

– Ну а кто же ты тогда? Приезжай скорее, Джерри. Не заставляй нас всех ждать тебя всю ночь. Роджерсы уже подъезжают, а Хелен будет у нас через час примерно. Так что уж постарайся приехать поскорее.

– Хелен? Какая еще, к черту, Хелен, Дэб? – искренне возмутился я, быстренько записывая на стикер напоминание про горох – Ты снова за свое? Сколько можно-то, а?! Я же тебя просил!

– Отстань от меня, старикан! – возразила Дэбби и зашипела на меня через трубку – Быстро собирайся и дуй сюда! Я не позволю тебе снова встречать новый год в одиночестве!

– Ох, Дэб… – бессильно выдохнул я и положил трубку. Уже несколько лет подряд она пытается свести меня с какой-нибудь из своих подруг и мне еще везет, если это не оставшаяся одна и в положении дамочка из клуба молодых мам, куда она ходит по субботам.

Надеясь, что к моему прибытию бедная Хелен сбежит от такого нерадивого кавалера в слезах, я бросил последний печальный взгляд на горящее огнями огромное окно, занимающее почти всю стену моего нового офиса, и поднялся из кресла, натягивая пиджак. Но, не сделав и шага, я тут же запнулся о стоящую на полу кружку с недопитым чаем и разлил его остатки по паркету. В полумраке кабинета прекрасный темно-янтарный напиток неслышно впитывался в волокна дерева. Оставив это на уборщиков, уже копошащихся под дверью, я быстро накинул поверх пиджака длинное пальто, намотал на шею шарф и, подхватив со стола свой рабочий портфель и липкую зеленую бумажку, выключил последнюю лампу и вышел из кабинета.

Моя милейшая секретарша Сью уже давно была дома и готовила салаты. Приветливые светлые коридоры офисной части банка были пусты. Справа от меня, в холле у лифтов, облокотившись на свои швабры и хитроумные моющие машины, негромко переговаривались уборщики в незамысловатой синей униформе. Завидев меня, они заговорщицки переглянулись, и один из них протянул другому двадцать фунтов. Усмехнувшись, я закрыл дверной замок и направился к ним, даже не сомневаясь в объекте их традиционного рождественского спора.

– Снова вы самый последний, мистер Астерс! – явно довольный собой, бросил мне кудрявый парень, принявший от коллеги деньги – Настоящий энтузиаст своего дела!

– Да, господа – не оборачиваясь к ним, ответил я, с радостью заходя в раскрывшиеся створки лифта – А вам бы не помешало чему-нибудь у меня поучиться. Удачной смены!

Бросив проигравшему ключи от кабинета, я издевательски улыбнулся и занялся брелоком сигнализации своего автомобиля. Металлические двери бесшумно закрылись, оградив меня от наливающихся злобой взглядов уборщиков, и кабина медленно поползла вниз. Как бы я не старался быть дружелюбным, под новый год я всегда превращался в зеленого и злобного Гринча, которого раздражала эта предпраздничная суета.

На подземной парковке было так же пустынно, как и в офисах наверху. Быстрым шагом добравшись до своего джипа, блестящего черным лаком как рояль, я забросил портфель на заднее сиденье и уселся за руль. Под тихий шелест шин медленно подкатившись к шлагбауму и будке глуховатого старика Кларксона, я приветливо махнул ему на прощание. Но он, как и в любой другой будний день, смотрел сводки с финансовых бирж на своем маленьком телевизоре и лишь на секунду оторвал от экрана свою седеющую под форменной фуражкой голову, чтобы махнуть мне в ответ и пробурчать дежурные поздравления. Автоматический шлагбаум вальяжно поднялся вверх, согнув свои механические локти в двух местах, и я крадучись выполз на Холборн.

Колоссальная пробка, в которую я к недовольству владельцев малолитражек, бесцеремонно втиснулся, гудела и рычала нетерпением. Мне же она не доставляла неудобств, наоборот. Я развалился в кресле, включил BBC Radio 1 и неспешно прокручивал в голове список подарков для своих родственников и гостей, которые соберутся в доме Дэб. Мой рассеянный уставший взгляд скользил по витринам расположившихся у дороги магазинов, внутри которых раздражительные продавцы пытались помочь взмыленным менеджерам среднего звена найти подарки для своих жен, детей и тещ. Я невольно восхитился собой: каким бы я ни был занудой и противником всей этой праздничной мишуры, я заблаговременно купил новогодние подарки еще месяц назад и с тех пор они катались в моей машине в неприметных бумажных пакетах.

Пробка потихоньку двигалась вперед, и не успели ди-джеи на Radio 1 начать новогоднюю викторину на старте нового музыкального часа, как я уже выбрался на А10 и быстро сменил радио на музыку из своих запасов. Скоростное шоссе, ведущее на север, сначала невероятно радовало возможность разогнаться до 110 миль в час, но уже через пол часа размеренной быстрой езды завяло и застопорилось очередной пробкой перед поворотом на Излингтон. Стянув с шеи шарф, я сбавил скорость и уперся в очередной безликий немецкий универсал. Справа и слева тянулись молчаливые ряды машин.

За окном быстро темнело. Новомодные светодиодные фары ползущего впереди универсала начали резче бить по глазам, и я начал смотреть по сторонам. Слева от меня в экологическом гибриде, вторя своей магнитоле, распевался молодой парень в очках и цветном платке на шее. Заметив мою снисходительную улыбку, парень улыбнулся в ответ и подмигнул мне одним глазом. С нескромной поспешностью я отвернулся от левого ряда и пристально начал изучать правый, ругая про себя сера Элтона Джона и его милого мужа за излишнюю толерантность общества.

Правый ряд по всемирному закону подлости медленно, но верно двигался вперед. Мимо меня неспешно проезжали безликие черные и серебристые, темно-синие и болотно-зеленые седаны, кроссоверы и универсалы с такими же безликими людьми в салонах. И ни одна эта серая личность даже и не думала пустить меня в свой ползущий поток. Поморгав «поворотником» с полминуты, я оставил это дело и чуть ближе прижался к застывшему впереди универсалу, провожая черно-серый соседний ряд долгим невидящим взглядом. Под старую песню из динамиков в голову пришла короткая колючая мысль. Из всех моих знакомых и друзей, живущих в Лондоне, я знал только одного человека, чья машина была непростительно красной. Точнее, я знал одну.