— Я знаю в этом толк: я не раз встречал преподобного отца у моей мачехи, которую он пытался обратить в свою веру; она не допускала его к себе прежде, чем он не совершал омовение. Возможно, перед нами переодетая дама, здесь таких много. Все это похоже на бал-маскарад.
— Подумайте хорошенько над тем, что вы затеяли, господа, — сказал один из них.
— Полноте! Этим дамам очень нравится, когда с ними обращаются непочтительно.
Так, слово за слово, бездельники подошли к маркизе, которая их видела и не понимала, чего они от нее хотят. Она не подозревала о том, что это ряженые, хотя и подумала, что эти молодые крепко сбитые лавочники имеют очень благородный вид и одежда на них из весьма дорогих тканей.
У одного из них, красивого молодого парня, был вполне простодушный и чистосердечный вид, и г-жад’Альбон не могла не отметить его обходительность; он встал на колени рядом с ней и завел разговор, начав его с хвалы преподобному Парису.
Маркиза отвечала ради забавы. Молодой человек продолжал молиться и вести с ней разговор.
— И кто же вы? — спросил он.
— Штопальщица, сударь, — ответила незнакомка. — А вы, сударь?
— Кондитер, мадемуазель.
— О! Славное занятие! Можно целый день есть конфеты.
— Вы любите конфеты, мадемуазель?
— Вы еще спрашиваете, сударь!
— А если бы я посмел вас угостить, мадемуазель?
— Значит, вы владелец своего товара и у вас нет хозяина?
— Нет, мадемуазель, я сам хозяин.
— Где же ваша лавка, я зайду к вам купить лесных орехов.
— Ах, мадемуазель, она не здесь, а в Вердене.
— Стало быть, вы торгуете и анисовыми драже?
— Я торгую всем, что вам будет угодно у меня купить, мадемуазель, или, точнее, всем, что вы соблаговолите позволить мне вам предложить. Где вы живете?
Госпожа д’Альбон, смутившись, назвала адрес своей горничной. И тут маркизу стали звать, поскольку ее подруги собрались уходить; молодой человек последовал за ними, держась на расстоянии; это привело даму в волнение. Спутники принялись злословить по поводу ее победы; она отшутилась, и на этом все кончилось.
На следующий день горничная маркизы мадемуазель Огюстина получила большую корзину конфет, засахаренных фруктов и всевозможных лакомств; их оставил у привратника красивый парень, намеревавшийся позже зайти за ответом.
Мадемуазель Огюстина была столь же молодой и почти столь же красивой, как ее хозяйка; она отнесла подарок на свой счет и не стала никому о нем рассказывать, но тем не менее велела привратнице предупредить ее, если этот красивый парень снова появится.
И в самом деле, он появился на другой же день; красотку позвали; девушка спустилась и оказалась лицом к лицу с привлекательным незнакомцем, которого она приняла как нельзя более любезно.
— Вот мадемуазель Огюстина, сударь, — сказала услужливая привратница.
— Мадемуазель Огюстина? Мадемуазель Огюстина, штопальщица?
— Мадемуазель Огюстина, горничная госпожи маркизы д’Альбон, представьте себе, сударь, — недовольным тоном ответила девушка, — кто вам говорил о штопальщице?
— Ах, простите, мадемуазель, значит, это не вы.
И молодой человек пошел прочь в полном замешательстве и смущении, но горничная его окликнула:
— Минутку, сударь, минутку, давайте объяснимся.
Такой красивый парень, раздававший столько сладостей, очевидно, был воплощением нежности.
— Так вы знаете мадемуазель Огюстину, штопальщицу?
— Увы! Да.
— И вы думали, что она живет здесь?
— Она дала мне свой адрес.
— Где же вы ее видели, если не секрет?
— На Сен-Медарском кладбище.
— Когда?
— Позавчера.
— Позавчера?.. Как! Позавчера? Не было ли на ней чепца с крылышками, фартука небесно-голубого цвета и ситцевого платья с белой подкладкой?
— Именно так; мадемуазель, вы с ней знакомы?
— Еще бы! Но здесь не место для разговоров. Приходите снова сегодня вечером, поднимитесь по лестнице до верхнего этажа, перед вами будет дверь с ключом в замке; если меня там не окажется, подождите моего прихода, и вы узнаете больше.
Незнакомец ушел, рассыпаясь в любезностях и дав обещание вернуться в указанный час. Он застал мадемуазель Огюстину на месте. Девушка сразу же начала его расспрашивать, не отвечая ни на один из его вопросов и в то же время изучая его опытным взглядом; удостоверившись в том, что не ошиблась, она посмотрела на юношу пристально, в упор, и промолвила:
— Что ж, сударь, судя по тому, что вы мне рассказали, я дам вам дружеский совет: откажитесь от своих притязаний.
— И почему же?
— Потому что та, которую вы посчитали своей ровней, знатная дама и дело кончится тем, что ее лакеи выпроводят вас вон.
— Вы так полагаете?
Слова «Вы так полагаете?» прозвучали крайне дерзко или крайне самонадеянно, и хитрая субретка приняла это к сведению.
— Но если вы тоже знатный господин, то в таком случае…
— Кто мог внушить тебе столь нелепую мысль, милое дитя?
— Во-первых, этот самый ответ; во-вторых, то, что вы изволите мне тыкать, за что получили бы увесистую оплеуху, будь вы и в самом деле кондитер из Вердена; кроме того, ваши изящные руки и ваше голландское белье, а также корзина конфет, перевязанная розовыми ленточками, с милыми атласными пакетиками: парню-кондитеру такое и в голову не придет; эта корзина показалась мне подозрительной еще до того, как я вас увидела.
— Будь я и в самом деле знатным господином, у меня было бы меньше шансов оказаться за дверью?
— Ну, сударь, это уж вам судить. Вот каков расклад: мы живем в захолустье, нам двадцать пять лет, мы знатная особа и не выносим своего мужа; мы любим смеяться, обожаем романы, кокетливы и не воротим нос от красивых сеньоров, если они любезны.
— Ну-ну! А что ты сама думаешь, Огюстина? Хочешь выйти замуж?
— У меня есть пять-шесть ухажеров.
— Тебе нужно приданое?
— Разве от такого отказываются?
— В таком случае помоги мне, и я обещаю тебе приданое, а также мужа в придачу.
— А вы не согласились бы дать первое без второго?
— Тебе не нужен муж?
— Нет.
— Пример твоей госпожи тебя не вдохновляет?
— О нет!
— Что ж, отставим мужа в сторону и будем говорить только о приданом.
— Ваше имя, сударь?
— Зачем?
— Оно будет мне порукой.
— Ах да, я об этом не подумал. Ей-Богу, ты толковая девушка!
— Словом, кто вы?
— Шевалье де Понкарре, милочка. У меня есть немного денег, я свободный и очень щедрый человек.
— Превосходно. Где вы живете?
— На улице Ришелье.
— Очень хорошо.
— А кто твоя госпожа?
— Черт возьми! Я не могу ничего от вас скрывать, вы и так все легко выясните: это маркиза д’Альбон.
— Она не бывает при дворе?
— Нет. Она здесь лишь проездом, а муж не захотел тратиться.
— Где можно ее увидеть?
— Везде, где показываются красивые женщины.
После этого разговора, в ходе которого шевалье, вероятно, не один раз пришлось пойти на разного рода задатки, был составлен план, и его осуществление началось в тот же вечер с посылки второй корзины конфет, еще более красивой и роскошной, чем первая.
Раздевая свою хозяйку, Огюстина произнесла, пытливо глядя на нее:
— Право, сударыня, со мной приключилась очень странная история.
— Какая?
— Мне принесли корзину великолепных конфет для мадемуазель Огюстины, штопальщицы, от Луи Жиро, торговца анисовыми конфетами, из Вердена.
— О! И вы ее взяли?
— Да, сударыня; почему бы и нет?
— Потому что… Вы знаете этого Луи Жиро?
— Нет, сударыня, вовсе не знаю.
— Но в таком случае…
— В таком случае?
— Зачем вы приняли его подарок? Он предназначен не вам.
— По правде говоря, сударыня, то, что легко брать…
— … надо легко отдавать, мадемуазель.
— И все же я его не верну.
— В самом деле?
— В самом деле.
— Но вы хотя бы дадите мне немного попробовать?
— О! Сколько госпоже будет угодно.