— Я буду иметь честь поблагодарить ее королевское высочество после встречи с господином герцогом Орлеанским, не так ли, сударь?

— Как вам будет угодно, — ответил хитрец, — я не сомневаюсь, что ее королевское высочество охотно вас примет, и все пройдет так, как вы желаете.

Лозен ушел, потирая руки, довольный собой и интригой, которую он разжигал. У него был свой умысел; несмотря на почтенный возраст, г-н де Лозен, как известно, стремился к любовным приключениям; увидев молодую, совершенно неискушенную провинциалку, довольно красивую и не слишком глупую знатную женщину, не посягавшую на сердце принца, он счел ее достойной добычей и решил, что, коль скоро ему удастся устранить со своего пути господина регента, то он избавится по крайней мере от одного соперника, причем соперника опасного. Герцог старался изо всех сил, но г-н дю Деффан повел себя так, что мне достались оба кавалера. Разумеется, мой муж содействовал этому не нарочно; это случилось само собой, волею случая и в силу стечения обстоятельств. Господин де Лозен тратил все свое время на то, чтобы наводить на меня скуку. Что касается господина герцога Орлеанского, то я должна признать, что с ним мне не было скучно.

XVII

Господин дю Деффан был великолепно принят господином регентом, не скупившимся на знаки благоволения. Мой муж так сбивчиво говорил о Мадам и ее милостях, что принц ничего не понял либо не пожелал понимать.

Его высочество пожаловал маркизу ответственную должность в Лангедоке — назначение, якобы игравшее в провинции важную роль и фактически ничего не значившее. Регент приказал г-ну дю Деффану немедленно собраться в дорогу, не говоря, куда его посылают. Господину герцогу Орлеанскому не составило труда увидеть, что мой муж глупец, и он обошелся с ним соответствующим образом. Я очень стара, давно овдовела, и г-н дю Деффан принадлежит истории, на что он нисколько не рассчитывал при жизни, а я, признаться, не рассчитывала тем более; поэтому я должна сказать последующим поколениям правду. Я ее говорю — это одно из немногих удовольствий, которые оставляет нам старость, и мне было бы очень досадно его лишиться.

Отъезд г-на дю Деффана был незамедлительным; мой муж не мог и подумать о том, чтобы взять меня в столь важную поездку.

Перед отъездом он успел побывать у герцогини де Люин и попросить ее присмотреть за мной.

За отсутствием матери или мужа мне требовалась тетушка; по понятиям провинции и прежнего двора, я была еще слишком молода, чтобы появляться в свете без провожатого,/внушающего к себе почтение.

Герцогиня восприняла это очень болезненно и напустила на себя недовольный вид, как обычно, когда оскорбляли ее стыдливость, ибо, не считая подобных случаев, она была очень доброй.

— Присматривать за госпожой дю Деффан, дамой, которая вхожа в Пале-Рояль и которую сегодня должны представить в Люксембургском дворце? О нет, сударь, нет, увольте. Разве о ней не пекутся госпожа де Парабер, госпожа де Фаларис, госпожа д’Аверн и вся эта стая господина герцога Орлеанского?

— Но, сударыня… Я не знаю… Я не думаю… К тому же она имеет честь быть вашей племянницей.

— Конечно же, это моя племянница! Я всегда буду ее принимать в таком качестве, если только она не вынудит меня поступать иначе, — при условии, что она будет приезжать ко мне одна либо перестанет выставлять себя напоказ всему Парижу. Большего от меня не требуйте.

— Однако, сударыня, в Люксембургский дворец ездят и почтенные дамы, чтобы поклониться господину регенту…

— Очень немногие… очень немногие. Они делают это в особых обстоятельствах и бывают в покоях Мадам, в покоях госпожи герцогини Орлеанской; когда эти особы впервые являются в Люксембургский дворец, их представляет госпожа герцогиня де Сен-Симон, придворная дама госпожи герцогини Беррийской, а не госпожа де Парабер; эти особы, сударь, входят через парадную, а не заднюю дверь. Фу! Вам не следовало бы такое допускать…

Господин дю Деффан перебил герцогиню, что было весьма неучтиво, и с самоуверенным видом произнес:

— Мне известно многое, о чем вы не ведаете и впоследствии узнаете, сударыня; поверьте, я не поступаю безрассудно и госпожа дю Деффан делает все с моего ведома. Не спешите судить, вы еще увидите!

— Я очень рада, сударь, очень рада; тем не менее, если вы не обратите на это внимание, то у вас, именно у вас, будет много хлопот.

— Я подумаю, госпожа герцогиня, — ответил маркиз с пошлой, легкомысленной и глупой улыбкой, присущей людям с непомерным тщеславием, — я подумаю, ведь мне скоро уезжать.

— Это неподходящий момент.

— Не я его выбирал.

— А! И кто же? Ваша досточтимая супруга?

— Не допытывайтесь, сударыня, мне не велено этого говорить, и позвольте мне откланяться; моя карета уже ждет меня.

Герцогиня покачала головой и, взмахом руки отпуская моего мужа, добавила:

— Ступайте, сударь, ступайте, я вас не держу, но очень боюсь, что вы вступаете на ложный путь. По крайней мере, мне не придется укорять себя за то, что я промолчала. Будь моя племянница де Шамрон еще жива, я бы написала ей не задумываясь, но, поскольку ее больше нет, я могу обращаться лишь к вам; вы глухи и слепы, и это беда. Однако я обещаю вам приложить все усилия, чтобы не допустить того, чего справедливо опасаюсь. Скажите госпоже дю Деффан, чтобы она меня не забывала. Я ваша покорная слуга.

На этом они расстались, и муж явился дословно пересказать мне их разговор, прежде чем сесть в карету. Я никогда не забывала этих слов, они заставили меня задуматься; вероятно, если бы с тех пор я избегала соблазнов, то, возможно… В таком случае мне не о чем было бы писать, и я не знаю, что бы сейчас делала, не будь у меня прошлого.

Не успел г-н дю Деффан выехать на дорогу, как передо мной предстала в роскошном наряде г-жа де Парабер и, застав меня в довольно невзрачном домашнем платье, вновь прибегла к своим срочным мерам; она распорядилась, чтобы меня причесали, одели и напудрили какой-то ирисовой пудрой, которую она ввела в моду; все это было сделано за полчаса, а затем гостья увлекла меня за собой; мы сели в ее двухместную коляску и прибыли в Люксембургский дворец, причем за все это время она не дала мне возможность хоть как-то возразить ей.

Как и предсказывала моя тетушка, наш путь пролегал через задние двери и потайные коридоры. Мы стучали определенным образом, и нам открывали горничные или лакеи; мы шли через кабинеты с овальными окнами, через какие-то нескончаемые галереи и, наконец, добрались до покоев г-жи де Муши, которая ведала одеванием принцессы и была ее наперсницей; под ее началом была охрана внутренних покоев, как под началом г-жи де Сен-Симон — охрана парадных входов. Увидев г-жу де Парабер, г-жа де Муши сначала не обратила на меня внимания и поспешно устремилась к маркизе:

— Слава Богу! Вы здесь. Госпожа спрашивает о вас с самого утра; вы одна можете вывести нас из затруднения или, точнее, помешать ее королевскому высочеству сделать глупость.

Я была некстати; маркиза это почувствовала и представила меня, прежде чем ответить.

— Простите, сударыня, — обратилась ко мне Муши, — нам надо немного поговорить, а затем мы будем в вашем распоряжении.

— Я приехала не вовремя, — возразила я, не на шутку обидевшись, — и полагаю, что следует…

Я уже сделала шаг назад, как вдруг дверь открылась, и в комнату вошла довольно тучная, красивая молодая женщина с растрепанными волосами и в накинутом на плечи утреннем платье; она держала в руках головное украшение из драгоценных камней и ничего вокруг не замечала.

— Графиня, отнесите ему это, — произнесла она, — и спросите, не устроит ли его, наконец, этот жемчуг.

Госпожа де Парабер поклонилась даме столь почтительно, что я поняла: то была госпожа герцогиня Беррийская.

— Ваше королевское высочество почтили меня приглашением, — сказала маркиза, — я к вашим услугам.

— А! Моя милая Воронушка, я в отчаянии… Но кто это еще к нам пожаловал?