— Которая из двух дам Буйонских дала вам это поручение, аббат?

— Герцогиня, сударь.

— Это меня нисколько не удивляет.

Принцесса Буйонская, внучка великого Собеского и свояченица принца Чарлза Эдуарда Стюарта, не была способна на такой гнусный поступок.

— А теперь скажите, аббат, вы подтвердите это обвинение?

— В присутствии всего света, в присутствии самой герцогини. Что касается двух ее посланцев, то я дал вам их приметы, и если мерзавцев найдут, я узнаю их без труда.

— Я доложу обо всем королю и его высокопреосвященству; между тем с вас, мадемуазель, и с вас, аббат, не будут спускать глаз; не беспокойтесь на этот счет. Я сумею вас разыскать, если вы мне понадобитесь.

Начальник полиции отпустил посетителей. Лекуврёр называла Буре не иначе как своим спасителем и заявляла, что никогда его не бросит. Она поместила священника в своем доме, в небольшой антресоли, где он ни в чем не знал нужды, и аббат де Бернис не раз навещал его там тайком. Еще более поразительно то, что никто не разыскивал и не беспокоил аббата; герцогиня Буйонская, казалось, забыла и о своих замыслах, и о выбранном ею орудии мести. Если бы кто-то не проболтался о том, что произошло, все осталось бы в тайне. Однако слухи неведомым образом распространились, и несколько месяцев спустя эта история стала всеобщим достоянием.

Когда начальник полиции сообщил о случившемся кардиналу, тот страшно разгневался и заявил, что он привлечет герцогиню к ответственности, чтобы ее судили со всей строгостью закона. Друзья и родственники господ Буйонских умоляли его высокопреосвященство ничего не предпринимать и не предавать огласке событие, столь губительное для почтительного отношения к знати, которое и без того уже начали утрачивать низшие слои общества. Они так донимали кардинала, что он согласился молчать; однако, когда обо всем стало известно, кардинал послал за принцем Буйонским и сказал ему, что если герцогиня не оправдается, то он будет вынужден отдать приказ об ее аресте.

Принцу Буйонскому пришлось взять на себя эту печальную миссию и предупредить брата; тот явился вместе с ним к жене, и после долгих наставлений и внушений они уговорили ее отрицать свою вину ради чести их рода, пригрозив, что в противном случае близкие от нее откажутся и отправят ее у какой-нибудь монастырь со строгим уставом, откуда она не выйдет до конца своих дней.

Герцогиня стала возмущаться и утверждать, что она невиновна, а также потребовала тайного указа об аресте Буре, чтобы он доказал свое обвинение, которое она решительно опровергала.

Бедного аббата посадили в тюрьму; он отправился туда без возражений и уверял, что выйдет на свободу победителем.

Герцог и принц Буйонский навестили узника и попытались склонить его к примирению.

— Я выслушаю все предложения, — ответил он, — только из уст герцогини и в вашем присутствии, господа.

Аббату стали объяснять, что герцогиня не может с ним встретиться и на это нечего рассчитывать.

— Как вам будет угодно, господа, но в таком случае я буду отвечать только моим судьям, и никакие пытки на свете не заставят меня говорить с кем-либо другим.

Пришлось уступить ему и послать за герцогиней. Невзирая на свое умение глядеть с невинностью бестрепетной на всех, она не знала, как держаться, и растерялась. Аббат же не смутился и посмотрел на нее в упор:

— Итак, госпожа герцогиня, что мне следует теперь говорить?

— Говорите все, что вам будет угодно, сударь, — ответила г-жа де Буйон, постепенно приходя в себя, — только пожалуйста не упоминайте обо мне в своих речах и молчите о том, что касается меня; в противном случае вы можете в этом раскаяться.

Аббат отнюдь не испугался, напротив; поскольку герцогиня продолжала ему угрожать, он рассказал в присутствии ее мужа и ее деверя о том, что произошло между ним и герцогиней, пообещал повторить это перед лицом всей Франции, а также заявил, что для него не имеет никакого значения, наживет ли он себе врагов, сколь бы опасными они ни были: важно лишь, чтобы все узнали правду. Господа Буйонские молча переглянулись, спрашивая друг у друга совета; старший не мог говорить, настолько он был потрясен; его брат обратился от имени обоих к аббату Буре и предложил ему все, что тот пожелает, за отказ от своих показаний.

— Мне ничего не нужно.

— Но состояние, аббат, целое состояние! Мы достаточно богаты, чтобы вас обеспечить.

— Как! Заявить всему свету, что я лжесвидетель и клеветник? Нет, никогда! Это невозможно, мой отец меня проклянет!

— Вы можете представить благовидные, отнюдь не порочащие вас оправдания: например, любовь к мадемуазель Лекуврёр, побудившую вас сочинить эту небылицу, чтобы выдать себя за спасителя актрисы и добиться ее любви.

— Нет.

— Тогда скажите, что вы были не в своем уме.

— Тем более нет.

— Выбирайте: богатство или Бастилия на вечные времена.

— Ваша светлость, вы очень знатный вельможа, но у меня есть друзья, которые не позволят мне задержаться здесь надолго. Король справедлив и добр, он к ним прислушается.

Как ни старались господа Буйонские, аббат был неумолим.

— Вы слышали слова госпожи герцогини и слышали мои слова, — заявил он в заключение. — Вам известно не хуже меня, что она виновна, а я ни в чем не виноват; покарайте ее по своему усмотрению, это нисколько меня не касается, но не наказывайте меня. Если вы поможете мне выйти на свободу, я поклянусь именем Христа уехать из Парижа, вернуться в свою провинцию и никогда не обмолвиться словом об этом деле, не упоминать даже имени госпожи герцогини. Вы этого хотите?

Они ничего не ответили аббату, очевидно намереваясь держать его в тюрьме до самой смерти, но Лекуврёр была начеку. Видя, что ее спаситель не возвращается, она написала отцу аббата с просьбой приехать и обивать вместе с ней все пороги, чтобы вызволить его сына из Бастилии.

Тот приехал; в ту пору кардинал ставил себе в заслугу строгость по отношению к знати, и все об этом знали. Буре-отец пошел прямо к нему и во всеуслышание потребовал восстановить справедливость; это случилось в галерее, когда король выходил из церкви после мессы, и те, кто хотел, это услышали.

Это был смелый поступок, и он полностью себя оправдал. В тот же день его высокопреосвященство передал господам Буйонским, что если они не намерены давать ход судебной тяжбе, то он прикажет отпустить этого человека, ибо его нельзя было больше держать в тюрьме.

Господа Буйонские и не думали давать ход тяжбе! Общественное мнение как знатных, так и простых людей было не на их стороне. К тому же решительное поведение аббата не обещало им безоблачных дней: он мог все рассказать, и поневоле надо было согласиться, чтобы его освободили.

Госпожа де Буйон затаила одну мысль; она знала, где найти тех безвестных убийц, и рассчитывала прибегнуть к их помощи, чтобы заставить несчастного молчать. В течение двух месяцев, пока отец аббата оставался в Париже, никто не угрожал Буре, но он совершил ошибку, не уехав со стариком, и две недели спустя исчез; все поиски были тщетны, и пропавшего без вести не смогли найти.

XVI

Мадемуазель Лекуврёр была безутешна, и граф Саксонский тоже. Он без всякого стеснения, во всеуслышание называл герцогиню отравительницей и убийцей и старался, чтобы об этом узнали господа Буйонские, ибо питал надежду, что они вызовут его на дуэль. Они этого не сделали, и такое понятно: разве племянники и наследники г-на де Тюренна стали бы отстаивать подобное дело!

Время шло, а Буре все не могли разыскать. Лекуврёр была настороже, убежденная в том, что попытка покушения рано или поздно должна повториться; однако она ошибалась. Подобные уроки слишком хороши, чтобы наученный горьким опытом человек снова стал подвергать себя опасности; к тому же досточтимый деверь г-жи де Буйон предупредил невестку, что если она примется за старое, то не отделается так просто и родные быстро с ней расправятся, чтобы уберечь свое имя от правосудия палача.