"Сомнений нет, — думал Робин, — что это Мод, милая Мод, играет такие шутки с бароном, и ей-Богу, если она так и будет отворять нам все двери в замке, я обещаю ей миллион поцелуев".

— Еще раз, дорогая Кристабель, — говорил Аллан, целуя руки девушки, — мне улыбнулось счастье, и после двух лет разлуки я могу забыть рядом с вами, как я страдал.

— Вы страдали, дорогой Аллан? — спросила Кристабель, и в голосе ее прозвучало легкое недоверие.

— А вы в этом сомневаетесь? О да, страдал, и с того самого дня как ваш отец выгнал меня из своего замка, жизнь для меня превратилась в ад. В тот день я покинул Ноттингем и шел, пятясь, до тех пор, пока мог различить вдали развевающиеся складки шарфа, которым вы махали мне с вала в знак прощания. Тогда я думал, что мы прощаемся навечно, поскольку чувствовал, что умираю от горя. Но Бог сжалился надо мной: я зарыдал, как ребенок, потерявший мать, и слезы позволили мне выжить.

— Аллан, Небо мне свидетель, если бы в моей власти было подарить вам счастье, вы были бы счастливы.

— Значит, в один прекрасный день я буду счастлив, — с воодушевлением воскликнул Аллан, — ибо, чего хотите вы, того хочет Бог!

— Вы были мне верны? — с простодушным кокетством спросила Кристабель. — И всегда будете верны?

— В мыслях, в словах и в делах был и всегда буду верен.

— Благодарю вас, Аллан! Вера в вас поддерживает меня в моем одиночестве; я обязана повиноваться прихотям отца, но одной из них я никогда не подчинюсь: он может нас разлучить, как он уже и сделал, но принудить меня полюбить кого-нибудь другого, кроме вас, ему никогда не удастся.

Робин первый раз в своей жизни слышал разговор влюбленных; он смутно понимал его, счастливо вздрагивая при каждом слове, и, вздыхая, говорил себе:

"О, если бы прекрасная Марианна гак говорила со мной!"

— Дорогая Кристабель, — снова заговорил Аллан, — как вы узнали, в какой камере я нахожусь? Кто открыл мне дверь? Кто раздобыл мне одеяние монаха? В темноте я не сумел разглядеть своего спасителя. Мне кто-то шепнул: "Идите в часовню".

— В замке есть только один человек, которому я могу довериться: это девушка но имени Мод, моя горничная, и она столь же добра, сколь и ловка; именно ей вы обязаны своим побегом.

"Ну, так я и знал", — прошептал про себя Робин.

— Когда мой отец так грубо нас разлучил и бросил вас в темницу. Мод, тронутая моим отчаянием, сказала: "Утешьтесь, миледи, вы скоро увидите сэра Аллана". И малышка Мод свое слово сдержала: несколько минут тому назад она сообщила мне, чтобы я ждала вас здесь. Кажется, тюремщик, который вас сторожил, поддался на ухищрения Мод. Когда она принесла ему выпить и спела пару баллад, он, опьянев от вина и нежных взглядов, уснул как сурок, бедняга, и тогда эта хитрюга стащила у него ключи. По счастливой случайности в замке находился духовник Мод; святой отец не побоялся одолжить вам свою рясу. Я незнакома с этим достойным служителем Божьим, но хочу познакомиться с ним и поблагодарить его за отеческие заботы о Мод.

"Да уж, действительно, отеческие заботы", — сказал себе Робин, по-прежнему прячась за колонной.

— Этого монаха, случайно, не зовут ли братом Туком? — спросил Аллан.

— Да, мой друг. Вы его знаете?

— Немного, — ответил, улыбаясь, молодой человек.

— Он добрый старик, я уверена, — добавила Кристабель, — но чему вы смеетесь, Аллан? Разве этот добрый монах не заслуживает всяческого уважения?

— Ничего не имею против, дорогая Кристабель.

— Но чему вы смеетесь, друг мой? Я хочу знать.

— Да так, пустяки, дорогая. Дело в том, что этот добрый старик вовсе не так стар, как вы думаете.

— Удивляюсь, что это вас так веселит. Старый он или молодой, мне этот монах нравится, и Мод, как мне кажется, он тоже нравится.

— О, тут мне возразить нечего. Но если он будет нравиться вам так, как он нравится Мод, я буду в отчаянии.

— Что вы хотите сказать? — спросила Кристабель сердито.

— Простите, любовь моя, это просто шутка; позже, когда мы будем благодарить монаха за услугу, вы все поймете.

— Хорошо. Но вы ничего не сказали мне о моей подруге Марианне, вашей сестре. Ах, ну ее-то вы мне ведь позволяете любить?

— Марианна ждет нас у одного честного Шервудского лесника; она уехала вместе со мной из Хантингдона, намереваясь жить с нами: ведь я думал, что ваш отец отдаст мне вашу руку; однако, раз он не только отказал мне, но и лишил меня свободы, чтобы потом, без сомнения, лишить и жизни, у нас осталась единственная надежда на счастье — бегство…

— О нет, Аллан, нет, я никогда не покину отца!

— Но гнев его падет на вас, как он пал на меня. Марианна и мы будем счастливы и вдали от света, там, где ты согласишься жить, в городе или в лесу, — везде, Кристабель. О, идем, идем со мной, Кристабель, я не хочу без тебя уходить из этого ада.

Но обезумевшая Кристабель только рыдала, закрывая лицо руками, и на все просьбы Аллана бежать твердила только: "Нет, нет!"

Ах, если бы в эту минуту Аллан Клер оказался среди людей, он уличил бы барона Фиц-Олвина в совершенных им преступлениях и уничтожил бы этого гордого и жестокого человека!

Пока юный дворянин и Кристабель, прижавшись друг к другу, делились своими горестями и надеждами, Робин, впервые видевший настоящую любовную сцену, чувствовал, что он погружается в какой-то иной мир.

В это время дверь, через которую пленники вошли в часовню, тихо приоткрылась и в часовне появилась с факелом в руке Мод в сопровождении брата Тука без рясы.

— Ах, дорогая моя хозяйка! — рыдая, воскликнула Мод. — Все погибло! Мы все умрем, это какое-то всеобщее побоище, ах!

— Что вы говорите, Мод?! — в ужасе вскричала Кристабель.

— Говорю, что пришла наша смерть: барон все предает огню и мечу, он никого не пощадит — ни вас, ни меня! Ах, умереть такой молодой просто ужасно! Нет, тысячу раз нет, миледи, я не хочу умирать!

Она дрожала и в самом деле плакала, прелестная Мод, но видно было, что она готова через мгновение улыбнуться.

— Что за странные речи, что за рыдания? — строго спросил Аллан. — Вы что, с ума сошли?! Может быть, вы объясните мне, что происходит, брат Тук?

— Не могу, сэр рыцарь, — ответил монах, и в голосе его послышалась ухмылка, — ибо я знаю только, что я сидел… нет, кажется, стоял на коленях…

— Сидел, — прервала его Мод.

— Нет, стоял на коленях, — возразил монах.

— Сидел, — повторила Мод.

— Говорю вам, стоял на коленях! Стоял на коленях… и читал молитвы…

— Нет, вы пили эль, — вновь презрительно оборвала его Мод, — и выпили его очень даже много.

— Кротость и вежливость — замечательные качества, прекрасная Мод, и, кажется мне, сегодня вы склонны забывать об этом.

— Оставьте поучения и споры оставьте тоже, — повелительно произнес Аллан. — Расскажите просто, что заставило вас так неожиданно явиться сюда и какая опасность нам угрожает.

— Спросите преподобного отца, — ответила Мод, строптиво качая хорошенькой головкой, — вы же к нему обратились, сэр рыцарь; справедливо будет, если он вам и ответит.

— Не смейтесь гак жестоко над моими страхами. Мод, — промолвила Кристабель, — скажите, чего нам опасаться; говорите, умоляю вас, приказываю вам.

Молоденькая горничная, смутившись и покраснев, подошла к хозяйке и наконец рассказала следующее:

— Вот в чем дело, миледи. Вы знаете, что я заставила тюремщика Эгберта выпить лишнее, ну, он и уснул. Но пока он беспробудно спал пьяным сном, его позвал к себе милорд — милорд хотел нанести визит вашему… сэру Аллану, — и бедный тюремщик, отуманенный винными парами, явился к нему и, забыв о том, что он стоит перед его светлостью, упер руки в боки и очень нелюбезно спросил милорда, какое право тот имеет беспокоить храброго и честного малого и будить его посреди ночи. Господин барон так изумился, услышав этот странный вопрос, что некоторое время глядел на Эгберта, не удостаивая его ответом. Ободренный его молчанием, тюремщик подошел к милорду и, опершись на плечо господина барона, весело воскликнул: "Ну так, скажи-ка мне, старая палестинская развалина, как твое драгоценное здоровье? Надеюсь, подагра хоть сегодня ночью даст тебе поспать!.." Вы же знаете, миледи, что его светлость и так был в неважном настроении, судите сами теперь, в какой гнев он пришел от слов и ухваток Эгберта. Ах, если бы вы видели нашего господина, миледи, вы бы тоже задрожали со страха и испугались бы, что дело кончится великой кровью: господин барон просто взбесился, он ревел, как раненый лев, топал ногами так, что стены тряслись, и искал, что бы ему сломать; вдруг он схватил связку ключей с пояса Эгберта и стал искать ключ от камеры вашего… сэра рыцаря. Ключа в связке не было. "Что ты с ним сделал?" — вскричал барон громовым голосом. Услышав этот вопрос, Эгберт внезапно протрезвел и побледнел как смерть. У господина барона не было сил кричать, его трясла крупная дрожь, и видно было, что он собирается отомстить. Он вызвал отряд солдат и приказал, чтобы его отвели в камеру рыцаря; при этом он заявил, что, если пленника там нет, Эгберт будет поношен… Сэр рыцарь, — добавила Мод, повернувшись к Аллану, — надо немедленно бежать; бежать, пока мой отец, узнав обо всем, что произошло, нс запрет ворота замка и не поднимет мост.