За весь этот путь мы не обменялись ни словом.

Только теперь, при свете луны, сиявшей во всем своем блеске, я мог свободно рассмотреть мою спутницу.

То была прелестная особа двадцати или двадцати двух лет, брюнетка с большими голубыми глазами, скорее живыми, чем грустными; прямой и тонкий нос, насмешливые губы, зубы как жемчуг, руки королевы, ножки ребенка — все это в вульгарном костюме дочери тетки Ледьё носило аристократический отпечаток, что и могло вызвать сомнения у храброго сержанта и его воинственного патруля.

Мы подошли к какой-то двери, остановились и некоторое время молча смотрели друг на друга.

„Ну, что вы мне скажете, мой милый господин Альбер?“ — сказала, улыбаясь, незнакомка.

„Я хочу вам сказать, моя милая мадемуазель Соланж, что не стоило встречаться для того, чтобы так скоро расстаться“.

„Я прошу у вас тысячу извинений; я считаю, что, наоборот, очень стоило. Если бы я вас не встретила, меня отвели бы в кордегардию; там узнали бы, что я не дочь тетки Ледьё, открыли бы, что я аристократка, и, весьма вероятно, отрубили бы мне голову“.

„Итак, вы признаете, что вы аристократка?“

„Я ни в чем не признаюсь“.

„Хорошо, скажите мне, по крайней мере, ваше имя?“

„Соланж“.

„Вы же знаете, я случайно назвал вас так, это не ваше имя“.

„Ну что же! Мне оно нравится, и я оставляю его за собой, для вас по крайней мере“.

„Зачем вам сохранять его для меня, когда нам не предстоит больше встретиться?“

„Я этого не говорю. Говорю только, что если мы и увидимся, то совсем лишнее вам знать, как меня зовут, да и мне лишнее знать, как вас зовут. Я вас назвала Альбером — сохраните имя Альбера, как я сохраню имя Соланж“.

„Хорошо, пусть будет так, но послушайте меня, Соланж…“ — сказал я.

„Я слушаю, Альбер“, — отвечала она.

„Вы аристократка, сознаетесь?“

„Если бы я в этом не созналась, вы это сами угадали бы, не правда ли? Стало быть, мое признание теряет значение“.

„И вас преследуют потому, что вы аристократка?“

„Нечто в этом роде“.

„И вы скрываетесь от преследований?“

„На улице Феру, номер двадцать четыре, у тетки Ледьё, чей муж был кучером у моего отца. Вы видите, у меня нет тайн от вас“.

„А ваш отец?“

„У меня нет тайн от вас, мой милый господин Альбер, пока дело касается меня; но тайны моего отца — не мои. Мой отец тоже скрывается, выжидая случая, чтобы эмигрировать. Вот все, что я могу вам сказать“.

„А вы, что вы думаете делать?“

„Уехать с моим отцом, если это будет возможно. Если это окажется невозможным, то он уедет один, а я потом присоединюсь к нему“.

„И сегодня вечером, когда вас арестовали, вы возвращались к себе после свидания с отцом?“

„Да, я возвращалась оттуда“.

„Слушайте, милая Соланж…“

„Я слушаю“.

„Вы видели, что случилось сегодня вечером?“

„Да, и это дало мне возможность убедиться в вашем влиянии“.

„О, к сожалению, влияние мое невелико. Однако у меня есть друзья“.

„Я познакомилась сегодня с одним из них“.

„И вы знаете, что этот человек из самых влиятельных в настоящее время“.

„Вы рассчитываете воспользоваться этим влиянием, чтобы содействовать бегству моего отца?“

„Нет, я сохраню это средство для вас“.

„А для моего отца?“

„Для вашего отца у меня найдется другое“.

„У вас есть другое средство!“ — воскликнула Соланж, схватив меня за руки и тревожно вглядываясь в меня.

„Если я спасу вашего отца, сохраните ли вы добрую память обо мне?“

„О, я буду признательна вам всю свою жизнь“.

Она произнесла это обещание с восхитительным выражением.

Затем, посмотрев на меня умоляющим взором, спросила:

„И вы этим удовлетворитесь?“

„Да“, — ответил я.

„Итак, я не ошиблась, у вас благородное сердце. Благодарю вас от имени отца и от своего имени, и если бы даже вам не удалось ничего сделать для меня в будущем, я буду признательна вам за прошлое“.

„Когда мы увидимся, Соланж?“

„А когда вам нужно увидеть меня?“

„Завтра, надеюсь, я смогу сообщить вам кое-что приятное“.

„Хорошо! Увидимся завтра“.

„Где?“

„Здесь, если угодно“.

„Здесь, на улице?“

„Боже мой! Вы видите, что это самое безопасное место; вот уже полчаса, как мы болтаем у этих дверей, а никто еще здесь не прошел“.

„Отчего же мне не прийти к вам или почему вам не прийти ко мне?“

„Потому что, если вы придете ко мне, то скомпрометируете тех добрых людей, которые дали мне убежище, а если я пойду к вам, то скомпрометирую вас“.

„Ну хорошо! Я возьму гражданскую карточку у одной моей родственницы и передам ее вам“.

„Да, для того чтобы гильотинировать вашу родственницу, если я буду случайно арестована“.

„Вы правы, я принесу вам карточку на имя Соланж“.

„Чудесно! Вы увидите, скоро Соланж будет моим единственным, настоящим именем“.

„В котором часу?“

„В тот самый час, когда мы встретились сегодня. В десять часов, если угодно“.

„Хорошо, в десять часов“.

„А как мы встретимся?“

„О, это нетрудно. В десять часов без пяти минут вы подойдете к этой двери, в десять часов я выйду“.

„Итак, завтра в десять часов, милая Соланж“.

„Завтра в десять часов, милый Альбер“.

Я хотел поцеловать ее руку, но она подставила лоб.

На другой день вечером, в половине десятого, я был на этой улице.

В три четверти десятого Соланж открыла дверь.

Каждый из нас явился раньше назначенного времени.

Я бросился к ней навстречу.

„Я вижу, у вас хорошие вести“, — сказала она, улыбаясь.

„Отличные! Во-первых, вот вам карточка“.

„Во-первых, о моем отце!“

И она оттолкнула мою руку.

„Ваш отец спасен, если он пожелает“.

„Если он пожелает, говорите вы? А что он должен для этого сделать?“

„Нужно, чтобы он доверился мне“.

„Это уже сделано“.

„Вы его видели?“

„Да“.

„Вы опять подвергли себя риску?“

„А что же делать? Это нужно; но Бог меня хранит!“

„Вы все сказали вашему отцу?“

„Я сказала ему, что вчера вы спасли мне жизнь и завтра, может быть, спасете его жизнь“.

„Завтра, да, именно завтра, если он пожелает, я спасу ему жизнь“.

„Каким образом? Скажите. Говорите! Какой чудесной оказалась бы наша встреча, если бы все удалось!“

„Только…“ — сказал я нерешительно.

„Ну?“

„Вам нельзя будет ехать с ним“.

„Что касается этого, то разве я вам не сказала, что мое решение уже принято?“

„К тому же я уверен, что позже я смогу достать вам паспорт“.

„Будем говорить о моем отце, а обо мне потом“.

„Хорошо! Я вам сказал, у меня есть друзья, не так ли?“

„Да“.

„Я видел сегодня одного из них“.

„И что же?“

„Вы знаете этого человека по имени, имя его — гарантия храбрости, верности и чести“.

„И это имя…“

„Марсо“.

„Генерал Марсо?“

„Именно“.

„Вы правы: если этот человек обещал, то он сдержит слово“.

„Ну да! Он обещал“.

„Боже! Какое вы мне приносите счастье! Ну скажите, что он обещал?“

„Он обещал помочь вам“.

„Но как?“

„Очень простым образом. Клебер только что назначил его главнокомандующим Западной армии. Он уезжает завтра вечером“.

„Завтра вечером? Но мы не успеем ничего подготовить“.

„Нам нечего подготовлять“.

„Я не понимаю“.

„Он возьмет вашего отца“.

„Моего отца!“

„Да, в качестве секретаря. Когда они приедут в Вандею, ваш отец даст Марсо честное слово, что он не будет служить в войсках против Франции, и ночью перейдет в лагерь вандейцев. Из Вандеи он отправится в Бретань, затем в Англию. Как только он устроится в Лондоне, он уведомит вас, я достану вам паспорт и вы отправитесь к нему в Лондон“.

„Завтра! — воскликнула Соланж. — Завтра мой отец уедет!“

„Но вам нельзя терять времени“.

„Ведь отец не знает об этом“.

„Предупредите его“.

„Сегодня вечером?“

„Да, сегодня вечером“.