— Бедный Реми, — сказал Бюсси, — поверь, что я высоко ценю твою преданность!
— Э, ваше сиятельство, — ответил Одуэн, — в конце концов, мне не на что пожаловаться; Гертруда — девушка сильная и статная, она на целых два дюйма выше меня и, схватив вашего покорного слугу за воротник, может поднять его на вытянутых руках, что свидетельствует о прекрасно развитых бицепсах и дельтовидной мышце. Это внушает мне к ней почтение, которое ей льстит, и так как я всегда уступаю, то мы никогда не ссоримся; кроме того, Гертруда обладает ценным даром…
— Каким, мой милый Реми?
— Она мастерица рассказывать.
— Ах, в самом деле?
— Да. Таким образом, я узнаю от нее все, что происходит в доме ее госпожи. Ну что вы скажете? Я думаю, вам пригодится лазутчик в этом доме.
— Реми, ты добрый гений, которого мне послал случай, а вернее сказать, Провидение. Значит, с Гертрудой ты…
— Puella me diligit,— ответил Ле Одуэн, раскачиваясь с самым фатовским видом.
— И тебя принимают в доме?
— Вчера в полночь я вступил туда на цыпочках, через знаменитую дверь с окошечком, которая вам известна.
— И как же ты достиг такого счастья?
— Признаться, вполне естественным путем.
— Ну, говори же.
— Через день после вашего отъезда и на следующий день после того, как я водворился в маленькую комнату, я уже поджидал, когда будущая королева моих грез выйдет из дому за провиантом, — такую вылазку она, должен вам признаться, производит ежедневно с восьми до десяти часов утра. В восемь часов десять минут она появилась, и я тотчас же покинул свою обсерваторию и преградил ей путь.
— И она тебя узнала?
— Еще как! Она тут же закричала во весь голос и пустилась наутек.
— А ты?
— А я бросился вслед и догнал ее, это стоило мне большого труда, так как Гертруда чрезвычайно легка на ногу, но вы понимаете — юбки, они в любом случае только мешают.
“Господи Иисусе!”— сказала она.
“Святая Дева! ” — воскликнул я.
Это восклицание отрекомендовало меня с самой лучшей стороны; кто-нибудь другой, менее набожный, на моем месте крикнул бы: “Черт побери!” или “Дьявольщина!”.
“Лекарь!” — сказала она.
“ Прелестная хозяюшка!”— ответил я.
Она улыбнулась, но сразу же спохватилась и приняла неприступный вид.
“ Вы обознались, сударь, — сказала она, — я вас ни разу в глаза не видела”.
“ Но зато я вас видел, — возразил я, — вот уже целых три дня, как я не живу и не существую, а только и делаю, что обожаю вас, поэтому я теперь обитаю уже не на улице Ботрейи, а на углу улиц Сент-Антуан и Сент-Катрин. Я сменил свое жилье лишь для того, чтобы созерцать вас, когда вы входите в дом или выходите из него. Если я вам снова понадоблюсь для того, чтобы перевязать раны какого-нибудь красавца-дворянина, вам придется искать меня уже не по старому, а по новому адресу”.
“ Тише! ” — сказала она.
“ А! Вот я вас и поймал!”— подхватил я.
* Дева меня избрала (лат.).
И таким образом наше знакомство состоялось или, правильнее будет сказать, возобновилось.
— Значит, на сегодняшний день ты…
— Настолько осчастливлен, насколько может быть осчастливлен любовник. Осчастливлен Гертрудой, разумеется; все относительно в этом мире. Но я более чем счастлив — я на верху блаженства, ибо добился того, чего я хотел добиться ради вас.
— А она не подозревает?
— Ни о чем, я ни слова не говорил о вас. Разве бедный Реми ле Одуэн может знать столь благородную особу, как сеньор де Бюсси? Нет, я только один раз, с самым равнодушным видом, спросил у нее:
“ А как ваш молодой господин? Ему уже полегчало?”
“ Какой молодой господин?”
“ Да тот молодец, которого я пользовал у вас?”
“ Он мне вовсе не господин”,— отвечала она.
“ Ах! Но ведь он лежал в спальне вашей госпожи, поэтому я и подумал…”
“ О нет, Бог мой, нет, — со вздохом сказала она. — Бедный молодой человек, он нам никем не приходится; мы и видели-то его с той поры всего один раз”.
“ Значит, вы даже имени его не знаете?”— спросил я.
“ О! Имя-то мы знаем.”
“ Но вы могли и знать его, да забыть”.
“ Такие имена не забывают”.
“ Как же его зовут?”
“ Может, вам приходилось слышать о сеньоре де Бюсси?”
“ Само собой! — ответил я. — Бюсси, храбрец Бюсси! ”
“ Вот это он и есть”.
“ Значит, дама?..”
“ Моя госпожа замужем, сударь”.
“ Можно быть замужем, можно быть верной женой и в то же время порой думать о юном красавце, даже если вы его видели… всего только раз, особенно если этот молодой красавец был ранен, внушал участие и лежал в вашей спальне".
“ Вот-вот, — ответила Гертруда, — если уж как на духу, то я не сказала бы, что моя госпожа не думает о нем”.
Волна алой крови прихлынула к лицу Бюсси.
“ Мы о нем вспоминаем, — добавила Гертруда, — всякий раз как одни остаемся”.
— Что за чудесная девушка! — воскликнул граф.
— “И что вы говорите”— спросил я.
“ Я рассказываю о его подвигах, а это нетрудно, ведь в Париже только и разговору, что он кого-то ранил или что его ранили. Я даже научила госпожу маленькой песенке о нем, которая нынче в моде”.
“ А, я ее знаю, — ответил я, — Уж не эта ли?
Кто первый задира у нас?
Конечно, Бюсси де Амбуаз.
Кто верен и нежен, спроси,
Ответят: “Сеньор де Бюсси”.
“Вот-вот, она самая! — обрадовалась Гертруда. — И теперь моя госпожа только ее и поет”.
Бюсси сжал руку молодого лекаря; неизъяснимая дрожь счастья пробежала по его жилам.
— И это все? — спросил он, ибо человек ненасытен в своих желаниях.
— Все, ваше сиятельство. О, я сумею выведать еще кое-что. Но какого дьявола! Нельзя узнать все за один день… или, вернее, за одну ночь.
ХХV
ОТЕЦ И ДОЧЬ
Рассказ Реми просто осчастливил Бюсси. И в самом деле, он был просто счастлив, ибо узнал, что, во-первых, господина де Монсоро по-прежнему ненавидят и, во-вторых, его, Бюсси, уже полюбили.
К тому же искреннее, дружеское участие молодого человека радовало его сердце. Возвышенные чувства вызывают расцвет всего нашего существа и словно удваивают наши способности. Добрые чувства создают ощущение счастья.
Бюсси понял, что нельзя медлить и что каждое горестное содрогание, сжимающее сердце старика, граничит со святотатством. В отце, оплакивающем смерть дочери, есть такое несоответствие всем законам природы, что тот, кто может одним словом утешить несчастного родителя и не утешает его, заслуживает проклятия всех отцов на свете.
Владельца Меридорского замка ожидала во дворе свежая лошадь, приготовленная для него по приказу Бюсси. Барон и граф сели в седла и в сопровождении Реми выехали со двора.
По дороге к улице Сент-Антуан барон де Меридор не переставал изумляться; он не был в Париже уже двадцать лет, и теперь его поражала разноголосая сумятица большого города: ржание лошадей, крики лакеев, мелькание множества экипажей. Барон находил, что со времен царствования короля Генриха II Париж сильно переменился.
Но, несмотря на это изумление, граничившее порой с восторгом, черные мысли по-прежнему одолевали барона, и, чем ближе была неведомая цель, тем сильнее была его печаль. Какой прием окажет ему герцог и какие новые горести сулит ему эта встреча?
Время от времени старый барон удивленно поглядывал на Бюсси и спрашивал себя: по какому наваждению он покорно последовал за придворным принца, того самого принца, который был причиной всех его бедствий? Не достойнее ли было бросить вызов герцогу Анжуйскому… и не плестись сейчас за Бюсси, во всем подчиняясь его воле, а направиться прямиком в Лувр и пасть к ногам короля? Да и что может сказать ему принц? Чем он может его утешить? Есть люди, встречающие вас ласковыми речами, чтобы заглушить боль, которую сами же причинили. Но как только они замолкают, боль вспыхивает с новой силой. Увы, герцог — один из них.