И действительно, проснулся он только в пятом часу дня, да и то лишь потому, что Колиньи, войдя к нему в комнату, сам разбудил его. Днем неприятель пытался штурмовать город. Осажденные успешно отбросили его. Но штурм, очевидно, должен был на другой день повториться, и адмирал пришел посоветоваться с Габриэлем.

Габриэль мигом вскочил с постели, готовый выслушать Колиньи.

— Скажу только два слова своему оруженосцу, — обратился он к адмиралу, — а затем я весь в вашем распоряжении.

— Пожалуйста, виконт, — ответил Колиньи. — Если бы не вы, на этой ратуше теперь уже развевался бы испанский флаг, а поэтому вы вправе считать себя здесь хозяином.

Подойдя к двери, Габриэль позвал Мартина Герра. Тот сразу прибежал на его зов.

— Мартин, — сказал молодой человек, отведя его в сторону, — ты немедленно пройдешь в лазарет предместья д’Иль. Там спросишь не госпожу де Кастро, а настоятельницу бенедиктинок, досточтимую мать Монику, и попросишь ее предупредить сестру Бени, что виконт д’Эксмес явится к ней через час и заклинает ее подождать его. Ступай же, и пусть она знает, по крайней мере, что я сердцем с нею.

— Это она узнает, господин виконт, — почтительно отозвался Мартин.

Он действительно поспешил в лазарет предместья д’Иль и принялся ревностно искать повсюду мать Монику.

Через некоторое время ему показали настоятельницу.

— Ах, как я рад, мать настоятельница, что разыскал вас наконец! — обратился к ней хитрый плут. — Мой бедный господин был бы так огорчен, если бы мне не удалось исполнить поручение, с которым он послал меня к вам, а в особенности к госпоже де Кастро.

— А кто вы, мой друг, и от чьего имени пришли? — спросила настоятельница, удивленная и огорченная тем, что Габриэль так плохо хранит доверенную ему тайну.

— Я от виконта д’Эксмеса, — продолжал Арно-Маргин, прикидываясь добродушным простачком. — Вам, должно быть, известен виконт д’Эксмес. Весь город только о нем и говорит.

— Ну, разумеется, — ответила мать Моника. — Мы усердно молились за него! Я имела честь еще вчера с ним познакомиться и рассчитывала свидеться с ним сегодня.

— Он придет к вам, наш герой, придет, — захлебываясь, сказал Арно-Мартин. — Его задерживает господин Колиньи, а ему не терпится, и он меня послал вперед к вам и к госпоже де Кастро. Не удивляйтесь, матушка, что я произношу это имя. Двадцать раз испытав мою давнюю преданность, мой господин доверяет мне, как самому себе, и у него нет секретов от своего верного и честного слуги. Ума и сметки у меня только на то и хватает, чтобы его любить и защищать, клянусь мощами святого Кантена… Ах, простите, матушка, что я так поклялся в вашем присутствии! Я забылся, а привычка, знаете ли, и душевный порыв…

— Пустое, пустое, — остановила его, улыбаясь, настоятельница. — Так господин д’Эксмес придет? Мы будем очень рады ему. Сестра Бени ждет не дождется его, чтобы расспросить о здоровье государя.

— Хо-хо! — глупо рассмеялся Мартин. — Король прислал его в Сен-Кантен, это верно, но думаю, отнюдь не к госпоже Диане!

— Что вы хотите этим сказать? — удивилась сестра Моника.

— Только то, что я, преданнейший слуга виконта д’Эксмеса, поистине рад тому участию, какое вы принимаете в амурных делах господина виконта и госпожи де Кастро.

— В амурных делах госпожи де Кастро? — ужаснулась настоятельница.

— Разумеется, — сказал мнимый Мартин. — Не могла же госпожа Диана не довериться вам, своему единственному другу!..

— Она говорила мне вообще о своих душевных страданиях, но про грешную любовь, про виконта я не знала ничего, решительно ничего!

— Ну да, ну да, вы запираетесь… из скромности, — продолжал Арно, кивая головой с понимающим видом. — Но право же, я нахожу ваше поведение просто превосходным… Во всяком случае, вы поступаете весьма смело. "Вот как? — подумали вы. — Король противится любви этих детей и не позволяет Диане встречаться с виконтом?.. В таком случае, я, святая и достойная женщина, восстану против монаршей воли и родительской власти и окажу несчастным влюбленным всяческую поддержку, помогу им видеться и возвращу им потерянную было надежду". Меня восхищает все, что вы делаете для них, матушка, поверьте мне!

— О Господи! — только и могла выговорить настоятельница, женщина робкая и совестливая. — Восстать против воли отца и государя! И мое имя, моя жизнь замешаны в такие любовные интриги!

— Смотрите-ка, — сказал Арно, — вот уже мчится сюда и мой господин… Ему небось не терпится поблагодарить вас за такое милое посредничество и узнать, когда и как он сможет повидать свою любезную! Ха-ха!..

И в самом деле, к ним торопливо бежал Габриэль. Но прежде чем он подошел вплотную к настоятельнице, она жестом остановила его и, с достоинством выпрямившись, сказала:

— Ни шага дальше и ни слова, господин виконт! Я знаю теперь, в качестве кого и с какими намерениями вы желали повидаться с госпожой де Кастро. Не надейтесь же, сударь, что я впредь буду содействовать начинаниям, вероятно, недостойным дворянина. Я не только не желаю с вами разговаривать, но, воспользовавшись своею властью, лишу Диану всякой возможности и всякого предлога видеть вас…

Не глядя на остолбеневшего от изумления Габриэля, настоятельница холодно кивнула ему и удалилась, не дожидаясь его ответа.

— Что это значит? — спросил озадаченно молодой человек своего мнимого оруженосца.

— Я так же недоумеваю, как и вы, господин виконт, — ответил якобы в растерянности обрадованный Арно. — По правде говоря, мать настоятельница встретила меня не очень-то любезно и тут же объявила, будто бы ей известны все ваши намерения и что она будет всячески противиться их осуществлению… И добавила еще, что госпожа Диана вас больше не любит, если только вообще когда-нибудь любила…

— Диана меня больше не любит? — побледнел Габриэль. — Но, может, это и к лучшему… Тем не менее я хочу увидать ее, хочу доказать ей, что я-то люблю ее по-прежнему и ни в чем перед нею не виновен. Ты непременно поможешь мне, Мартин, добиться этой последней нашей встречи. Я почерпну в ней мужество, необходимое для предстоящей борьбы.

— Вы же знаете, господин виконт, — смиренно ответил Арно, — что я — преданное орудие вашей воли и приложу все усилия, чтобы устроить это свидание.

И хитрый мерзавец, посмеиваясь про себя, проводил обратно в ратушу огорченного Габриэля.

Вечером, после объезда укреплений, мнимый Мартин Герр очутился наконец один в своей комнате. Тоща он достал из-за пазухи какую-то бумагу и принялся читать ее с чувством глубокого удовлетворения. Это был:

"Счет Арно дю Тиля г-ну коннетаблю де Монморанси со дня их непредвиденной разлуки (в каковой вошли услуги как общественные, так и личные).

За то, что, пребывая в плену и будучи приведен к Филиберу-Эммануилу, посоветовал названному полководцу отпустить коннетабля без выкупа, в пользу чего выдвинул достойный довод, будто г-н барон почти не опасен для испанцев своей шпагой, но зато весьма полезен им как советник короля, — 50 экю.

За то, что, хитростью вырвавшись из плена, сберег тем самым г-ну коннетаблю расходы по выкупу столь верного и ценного слуги, на которые г-н коннетабль несомненно не поскупился бы, — 100 экю.

За то, что искусно провел по незнакомым тропам отряд, который г-н виконт д’Эксмес вел в Сен-Кантен на помощь г-ну адмиралу Колиньи, возлюбленному племяннику г-на коннетабля, — 20 ливров…"

В счете был еще целый ряд таких же бесстыдно жадных пунктов, что и вышеприведенные. Шпион, поглаживая бороду, перечитывал их. Прочитав написанное, он взялся за перо и прибавил к перечню:

"За то, что под именем Мартина Герра поступил на службу к виконту д’Эксмесу, вывел оного как любовника г-жи де Кастро перед настоятельницей бенедиктинок и тем самым надолго разлучил этих двух влюбленных, что вполне соответствует интересам г-на коннетабля, — 200 экю".

"Это, право же, недорого, — подумал Арно, — и благодаря этой статье пройдут и другие. В итоге получается кругленькая сумма. Дело близится к тысяче ливров, и при некоторой изобретательности мы доведем ее до двух тысяч. А тогда, ей-Богу, удалюсь от дел, женюсь, буду воспитывать детишек, заделаюсь членом приходского совета где-нибудь в провинции. Так осуществится мечта всей моей жизни".