Около часа спустя после ареста Асканио и похищения Коломбы Бенвенуто не спеша ехал верхом по набережной Августинцев. Он только что расстался с королем и придворными, которых всю дорогу забавлял потешными историями, а на них он был великий мастер, искусно примешивая к вымыслу собственные приключения. Но теперь, оставшись один, он всецело погрузился в свои думы. Веселый рассказчик превратился в мечтателя. Поводья выпали из ослабевшей руки, на склоненном челе появилась печать глубокого раздумья. Челлини размышлял об отливке Юпитера, от которой зависела теперь не только его слава ваятеля, но и судьба дорогого ему Асканио. Казалось, что расплавленная бронза, прежде чем вылиться в форму, уже кипела в его воспаленном мозгу. Однако внешне он был спокоен.

У ворот своего дома Бенвенуто остановился, удивленный тем, что не слышит обычного стука молотков. Чернел мрачной, безмолвной громадой замок, будто в нем не было ни одной живой души. Ваятель дважды постучал в ворота — никакого ответа; лишь после третьего удара ему открыла Скоццоне.

— Учитель, наконец-то! Ну что бы вам приехать часика на два раньше!

— Что случилось? — спросил Бенвенуто.

— Приходили граф д’Орбек, герцогиня д’Этамп и прево.

— Ну и что же?

— Был обыск.

— Дальше!

— В голове Марса нашли Коломбу.

— Не может быть!

— Герцогиня увезла Коломбу к себе, а прево отправил Асканио в Шатле.

— Нас предали! — вскричал Бенвенуто, топнув ногой.

Мгновенно в нем вспыхнула жажда мести. Он оставил лошадь у ворот, а сам бросился в мастерскую.

— Все ко мне! — закричал он, вбегая туда.

Секунду спустя его обступили подмастерья.

Челлини всех подверг строжайшему допросу; однако никто не знал не только убежища Коломбы, но и того, каким образом врагу удалось его обнаружить. Все, даже Паголо, которого Челлини подозревал больше других, целиком оправдали себя в его глазах. Стоит ли говорить, что на честного немца не пало и тени подозрения, а Симона-Левши оно едва коснулось.

Не видя толку в дальнейшем допросе и поняв, что мстить некому, Бенвенуто с присущей ему стремительностью принял решение. Прежде всего он проверил, в порядке ли его шпага и остер ли кинжал, и велел подмастерьям оставаться на местах, чтобы в случае необходимости их легко было найти. Потом он поспешно вышел из мастерской и выбежал на улицу.

Лицо, походка, жесты Бенвенуто — все свидетельствовало о сильнейшем волнении. В его мозгу мелькали тысячи планов, тысячи сомнений. Асканио увезен именно теперь, когда для отливки Юпитера дорог каждый подмастерье, а особенно он, самый способный из всех. Похищена Коломба, и кто знает, не утратит ли она мужество, оказавшись в стане врагов… Ясная, тихая вера Коломбы, служившая ей лучшей защитой от дурных мыслей и всего порочного, могла покинуть девушку перед лицом стольких опасностей и козней.

Внезапно Бенвенуто припомнился один разговор с Асканио. Он предупредил ученика о возможной мести со стороны коварной герцогини. Но Асканио с улыбкой возразил ему: "Госпожа д’Этамп не посмеет причинить мне зла, потому что я могу погубить ее одним словом". На просьбу Челлини объяснить смысл этих слов Асканио заявил: "Открыть вам сейчас тайну, учитель, — значит, стать предателем. Подождем того дня, когда она станет для меня единственной защитой". Бенвенуто понял, что учеником руководит благородное побуждение, и не стал настаивать. Значит, сейчас прежде всего необходимо увидеть Асканио.

У Бенвенуто Челлини слово никогда не расходилось с делом. Не успел он подумать о свидании с учеником, как уже стучался в ворота Шатле. На стук приоткрылось маленькое оконце, и тюремный служитель спросил Бенвенуто, кто он такой. За служителем в полумраке стоял еще какой-то человек.

— Я Бенвенуто Челлини.

— Что вам здесь нужно?

— Видеть арестанта, содержащегося в этой тюрьме.

— Имя этого человека?

— Асканио.

— Асканио находится в одиночном заключении и не имеет права на свидание.

— Но почему?

— Его обвиняют в преступлении, караемом смертной казнью.

— Тем более я должен его видеть! — вскричал Бенвенуто.

— Странно вы рассуждаете, сеньор Челлини, — насмешливо произнес человек, скрывавшийся в тени. — В Шатле так рассуждать не принято.

— Кто это насмехается над моими словами? Кто смеет издеваться над моей просьбой? — вспылил Бенвенуто.

— Я, — отвечал тот же голос. — Я, Робер д’Эстурвиль, парижский прево. Каждому свой черед, сеньор Челлини. В каждой игре бывают проигрыши и реванши. Первую партию выиграли вы, вторую — я. Вы незаконно отняли у меня замок, я законно арестовал вашего ученика. Вы не пожелали вернуть мне замок и потому будьте покойны: я не верну вам Асканио. Но ведь вы, господин Челлини, так предприимчивы и отважны, у вас целая армия преданных друзей! Смелей же, храбрый победитель крепостей! Смелей, ловкий стенолаз! Смелей, вышибатель дверей! Вперед на Шатле! Желаю успеха!

И окошко захлопнулось.

Бенвенуто взревел от ярости и бросился на массивные ворота; но сколько он в них ни ломился, бешено работая кулаками и ногами, ворота не поддались.

— Смелей, смелей же, приятель! Так их! Лупи хорошенько! — кричал стоявший за воротами прево. — Но предупреждаю: вы ничего не добьетесь, только шуму наделаете. Ну, а если уж слишком расшумитесь, вас схватят дозорные. Это вам не Нельский замок. Шатле — собственность Франциска Первого. И мы еще посмотрим, кто здесь сильней — вы или его величество французский король!

Бенвенуто огляделся и увидел лежавшую на набережной каменную тумбу, которую вряд ли могли поднять даже двое. Он не раздумывая, подбежал к ней и взвалил к себе на плечо, словно это был обыкновенный булыжник. Но, сделав несколько шагов, художник понял, что, проломив ворота, он окажется лицом к лицу с тюремной стражей, которая схватит его и засадит в тюрьму. Кто же тогда освободит Асканио? И Бенвенуто так бросил тумбу, что она на несколько дюймов ушла в землю.

Очевидно, прево наблюдал эту сцену через глазок в двери, ибо до слуха Бенвенуто донесся новый взрыв смеха. Убегая от соблазна размозжить себе голову о проклятые ворота, Бенвенуто опрометью бросился прочь от тюрьмы.

Он направился прямо ко дворцу Этамп.

Не все еще потеряно, если удастся повидать Коломбу. Ведь в пылу любовных излияний Асканио мог доверить невесте тайну, которую не решился открыть учителю.

Сначала все было хорошо: ворота дворца оказались от-10-1377 крытыми. Бенвенуто пересек двор и вошел в переднюю, где стоял огромного роста слуга в расшитом золотом мундире — настоящий великан, четырех футов в плечах и шести футов ростом.

— Кто вы такой? — спросил он Челлини, смерив его взглядом с ног до головы.

При других обстоятельствах Бенвенуто ответил бы на этот оскорбительный взгляд какой-нибудь дерзкой выходкой, но речь шла о свидании с Коломбой, речь шла о спасении Асканио, и он сдержался.

— Я Бенвенуто Челлини, флорентийский мастер, — ответил он.

— Что вам угодно?

— Видеть мадмуазель Коломбу.

— Мадмуазель Коломбу видеть нельзя.

— Почему?

— Потому что ее отец, мессир д’Эстурвиль, парижский прево, поручил дочь попечению герцогини д’Этамп и просил строго присматривать за ней.

— Но ведь я ее друг.

— Тем более; этим вы внушаете еще больше подозрений.

— А я говорю, мне необходимо ее видеть! — воскликнул Бенвенуто, начинавший горячиться.

— А я говорю, что вы ее не увидите.

— Нельзя ли, по крайней мере, видеть герцогиню?

— Нельзя.

— Но ведь она моя заказчица!

— Она никого не принимает.

— Значит, меня попросту не велено пускать?

— Вот именно, в самую точку попали.

— А знаешь ли ты, что я за человек? — вскричал Челлини, разражаясь жутким смехом, который всегда предшествовал у него приступу ярости. — Знаешь ли ты, что я вхожу именно туда, куда меня не пускают?

— Как же это? Сделайте милость, расскажите.

— Ну, если, например, у дверей стоит такой олух, как ты…