— Итак, госпожа Перрина, — спрашивал он, — вы сказали, что видели ее последний раз вчера вечером, вскоре после моего ухода?
— Увы, сударь, так оно и было!.. Господи Иисусе! Вот напасть-то! Бедняжечка выглядела немного печальной. Она сняла с себя роскошный наряд и драгоценности, в которых ездила ко двору, и надела простенькое белое платье… Силы Небесные, сжальтесь над нами!.. Потом она сказала мне: "Госпожа Перрина, сегодня такой теплый вечер, я пройдусь немного по моей любимой аллее". Было часов семь, сударь, и вот эта дама… — Перрина указала на Пульчери, которую недавно дали ей в помощницы, а вернее, в начальницы, — эта дама уже вернулась к себе в комнату и, видно, по своему обыкновению, занялась нарядами, которые она так искусно мастерит, сударь! А я села в зале нижнего этажа и стала шить. Уж не знаю, сколько времени просидела я за работой… возможно, мои усталые глаза закрылись сами собой, и я на минутку забылась.
— Ну да, как обычно, — съязвила Пульчери.
— Около десяти часов я пошла в сад поглядеть, не замечталась ли там Коломба, — продолжала Перрина, не удостоив ответом неприятельницу. — Я громко позвала ее, но Коломба не откликнулась. Тогда я подумала, что она вернулась и легла спать, а меня будить пожалела. Она часто так делала, моя голубушка!.. Милосердный Бог! Ну кто бы мог подумать!.. Ах, мессир прево, чем угодно ручаюсь, что ее похитили, нашу бедняжечку!
— Ну, а сегодня утром? — нетерпеливо прервал прево. — Утром, утром-то что?
— Сегодня утром, когда я увидела, что она долго не выходит… Спаси и помилуй нас, Пресвятая Дева Мария!
— Да прекратите ли вы наконец свои идиотские причитания?! — заорал мессир д’Эстурвиль. — Рассказывайте по порядку все, как было! Итак, сегодня утром?..
— Ах, сударь! Я не перестану плакать, пока не отыщется наша голубка, и вы не можете запретить мне проливать по ней горькие слезы. Сегодня утром я встревожилась, что ее так долго нет: ведь Коломба — ранняя пташка, и пошла ее будить. Я постучала в дверь — Коломба не отзывалась; тогда я вошла в ее комнату. Никого! Даже постель не смята. И тут я принялась кричать, звать на помощь! Я совсем голову потеряла! А вы еще хотите, сударь, чтобы я не плакала.
— Пускали вы кого-нибудь сюда в мое отсутствие, госпожа Перрина? — строго спросил прево.
— Я? В ваше отсутствие? А кого бы, например, я могла пустить сюда, господин прево? — с явным возмущением воскликнула достойная дуэнья, совесть которой была не совсем чиста. — Разве вы не запретили мне это? Случалось ли хоть раз, чтобы я ослушалась вас, сударь? Пускать сюда кого-нибудь? Вот еще!
— Ну, например, этого Бенвенуто, который осмелился сказать, что моя дочь красавица. Он не пытался вас подкупить?
— Бенвенуто? Поглядела бы я на него! Да ему легче было бы на луну забраться! Я славно приняла бы его, уж поверьте!
— Значит, у вас тут никогда не бывало мужчин, молодых людей?
— Молодых людей? Спросили бы лучше, месье, не заходил ли сюда сам сатана!
— Кто же тогда этот миловидный юноша, который раз десять стучался к нам, с тех пор как я здесь служу? — спросила Пульчери. — И я всякий раз захлопывала дверь перед самым его носом.
— Миловидный юноша? Ошибаетесь, милочка, это был, вероятно, граф д’Орбек. Ах да, понимаю, вы, видно, говорите про Асканио. Помните Асканио, ваша милость? Тот мальчик, который спас вам жизнь. Да, в самом деле! Я отдавала ему чинить серебряные пряжки от своих башмаков. Так это вы его считаете молодым человеком, этого мальчишку подмастерье? Опомнитесь, моя милая! Даже стены дома и каменные плиты двора могут засвидетельствовать, что его ноги тут никогда не бывало!
— Довольно! — строго прервал прево. — Но знайте, госпожа Перрина, если вы обманули мое доверие, вам несдобровать. А теперь пойду к Бенвенуто. Как-то еще встретит меня этот грубиян, но идти надо.
Вопреки всем ожиданиям, Бенвенуто Челлини встретил д’Эстурвиля с распростертыми объятиями. Художник был так спокоен и непринужденно обходителен, что старик не решился высказать ему своих подозрений. Он только заявил, что Коломба вчера вечером чего-то испугалась и убежала из дому. Вот он и думает, не спряталась ли она — разумеется, без ведома Челлини — в Большом Нельском замке, а может быть, проходя мимо него, даже упала в обморок и теперь лежит где-нибудь без чувств. Словом, д’Эстур-виль врал самым немилосердным образом.
Но Челлини выслушал старика с таким видом, будто поверил всем его басням. Более того, он посочувствовал гостю, сказав, что был бы счастлив вернуть дочь такому любящему отцу, окружившему свое дитя самой трогательной заботой и вниманием. И прибавил, что беглянка совершила величайшую ошибку, и она скоро поймет это и не замедлит вернуться под родительский кров — свое единственное и надежное прибежище. Наконец, в доказательство своего искреннего участия к мессиру д’Эстурвилю Бенвенуто предложил сопровождать его во время поисков дочери не только по Большому Нельскому замку, но повсюду, где угодно.
Прево, почти поверивший Бенвенуто и тем более польщенный его похвалами, что в глубине души чувствовал, насколько они незаслуженны, принялся тщательнейшим образом обследовать свои бывшие владения, где знал все тайники и закоулки. Он входил в каждую дверь, открывал каждый шкаф, заглядывал как бы невзначай в каждый сундук. Осмотрев замок, он обошел парк, заглянул в арсенал, в литейную мастерскую, в конюшню и в подвал, обследовав все самым внимательным образом. Бенвенуто, верный своему обещанию, изо всех сил старался ему помочь: предлагал ключи от той или иной двери, напоминал, что мессир забыл осмотреть такой-то коридор или чулан. Наконец, он посоветовал прево всюду расставить часовых, чтобы Коломба, если она здесь, не могла незаметно проскользнуть из одного помещения в другое.
После напрасных двухчасовых поисков мессир д’Эстур-виль уверился, что дочери нигде нет, и покинул Большой Нельский замок, смущенный любезностью хозяина, которого он то благодарил, то просил извинить за причиненное беспокойство.
— Когда бы вам ни вздумалось возобновить поиски, мой дом в вашем распоряжении, — отвечал художник. — Можете приходить в любое время дня и ночи, как к себе домой. К тому же это ваше право, мессир прево! Ведь мы с вами подписали договор, в котором обязались жить как добрые соседи.
Прево еще раз поблагодарил его и, желая отплатить любезностью за любезность, принялся расхваливать исполинскую статую Марса, над которой, как мы знаем, скульптор в то время трудился. Бенвенуто обвел гостя вокруг статуи, с удовольствием отмечая ее удивительные размеры. В самом деле, она имела более шестидесяти футов в высоту, и надо было сделать двадцать шагов, чтобы обойти ее у основания.
Мессир д’Эстурвиль ушел в полном отчаянии. Не найдя дочери в Большом Нельском замке, он решил, что она скрывается где-нибудь в городе. Париж уже в те времена был достаточно велик, чтобы поиски исчезнувшей девушки затруднили даже начальника полиции. Да и как знать: похитили Коломбу или она сбежала сама? Явилась ли она жертвой насилия или действовала по собственному побуждению? Полная неизвестность, и неоткуда ждать помощи! Прево ничего не оставалось делать, как надеяться, что в первом случае дочь ускользнет от похитителей, а во втором — сама вернется в отчий дом. Итак, он терпеливо ждал, все же по двадцати раз в день допрашивая Перрину, которая Богом клялась и призывала в свидетели всех святых, утверждая, что не пускала в замок никого, кроме Асканио; а его Перрина подозревала не больше, чем сам мессир д’Эстурвиль.
Прошло два дня. Коломба не появлялась. Тогда прево решил прибегнуть к услугам своих агентов. До сих пор он этого не делал, боясь огласки, которая могла повредить его доброму имени. Да и сейчас он дал им только приметы разыскиваемой особы, не называя ее, и велел начать поиски под совершенно иным, далеким от истины предлогом.
Но все оказалось тщетным. Правда, господин д’Эстурвиль никогда не был любящим, нежным отцом и не особенно тревожился о дочери, но тут оказалась задетой его честь, и он переживал муки уязвленной гордости. Он с негодованием думал о том, какую блестящую партию, скорее всего, уже упустила дурочка, и приходил в бешенство при мысли о шутках и насмешках, которыми будет встречена при дворе весть о его несчастье.