Потому что, глядя на все то, что Гутник сходу взвалил на себя, понимала, что заставляет нового начальника вести себя так.
Нереальным казалось, чтобы живой человек, переживший то, что на его долю недавно выпало, в силах окажется и третью часть вытянуть задач, которые Гутник за день сделал…
Не без ее помощи, кстати. Потому как да, и раздражаясь, и ворча в душе, она максимально быстро старалась выполнить все его поручения… И даже сумела один раз уломать, не сказать иначе, выпить обезболивающее.
Была бы сильнее физически (о чем пару раз за сегодня сожалела), просто заставила бы! У самой начинало что-то болезненно тянуть внутри, когда подмечала напряженные, словно судорогой сведенные, скулы и испарину на висках у этого мужчины.
А так… пришлось давить на здравый смысл и запугивать…
Ну, в том смысле, что адекватно же намекнула так:
— Вот станет вам сейчас плохо, а я выйду, и дверь снаружи закрою, и не скажу никому, где вы и что с вами. Чтоб вы в полной мере прочувствовали, насколько «здоровый, сильный и можете сами все контролировать», — тихо сказала, потому что страшно все-таки спорить с таким авторитетом, еще и намного старше нее.
Но старалась добавить и жесткости в голос, чтоб поверил хоть немного. Правда, сама-то знала, что ни в жизни подобное провернуть не сумела бы. Но он-то ее впервые сегодня видит, знать не может.
И, кажется, убедительно сыграла.
Во всяком случае, взбешенный, яростный взгляд Гутника намекал, что мог бы добраться — придушил бы для начала, а после труп выкинул бы из своего кабинета и сделал вид, что, вообще, не при делах!
— А вы страшная женщина, оказывается, Дарья, — с сарказмом отозвался Гутник через стиснутые зубы на эту угрозу, изучая ее сквозь прищур. — Мстительная такая… Безжалостная. И по фигу, что молодая, коварства вон с лихвой…
Она молча продолжала ему в глаза смотреть, делая вид, что мимо его наезды проходят.
Ну ведь больно же ему! Вот зачем спорит?! Кому и что доказать пытается?!
Она могла бы в ответ сказать, что вовсе еще не женщина, все не до того оказывалось в ее неполные двадцать лет. И жалости в ней — океан. Только не той, которой Гутник так чурается и ненавидит, а искренней, сочувствующей, доброй…
Однако все это показалось слишком интимным и щекотливым для обсуждения. Так что попыталась вытянуть ситуацию на иронии:
— Ну так меня же не зря именно вам в помощницы поставили, Олег Георгиевич, — улыбнулась настолько безмятежно, насколько в состоянии была. — Идеально подходящую по характеру подбирали, чтоб сработались лучше, — глянула невозмутимо, хоть внутри все буквально сотрясалось и от страха перед ним, и от тревоги за этого упертого начальника, да!
И поставила перед ним стакан с водой и таблетку. Потому что видела: сам полковник уже не встанет со стула, не сможет из-за боли.
— Что-то я сомневаюсь, — прорычал, не сказать иначе, Гутник, явно злясь. — И отодвинул это все в бок. — Не хватало мне еще на таблетки подсесть. Я не чертов наркоман! Заберите это немедленно! — раздраженно потребовал.
— Вы — тупица! — ой, она сорвалась тоже.
Редко с ней такое случалось.
И округлившиеся от удивления глаза полковника только подчеркнули всю абсурдность ситуации. Но… что-то внутри, несмотря на страх, дрожь и выступившую испарину во впадинке над позвоночником, заставляло стоять на своем. Нельзя перед ним пасовать. Пережует и не заметит…
— При чем тут зависимость или наркомания?! Это адекватное назначение врача, учитывая состояние вашего организма после того покушения! — кричать она не умела, рявкать тоже. Даже тон толком не подняла… И это расстроило немного.
Надо бы освоить, наверное. Но пока старалась говорить максимально уверенно…
— И любой умный человек это понял бы, не играясь в идиота! — Даша наклонилась, чтобы назад к нему таблетки подвинуть…
И тут ее коса упала из-за плеча, проехавшись по руке Гутника.
Да что же за день такой! Стало еще более некомфортно от жесткого, напряженного взгляда, которым он это отследил. Ничего непонятно, что полковник думает, но ясно же, что она его одним своим существованием бесит…
— Вы меня сейчас идиотом назвали, Дарья? И тупицей еще, кажется?.. — Гутник вдруг взял, и всей ладонью ее косу захватил.
Не дергал, не тянул, просто обхватил пальцами волосы, но так… основательно, крепко. Она двинуться не могла, чтоб глупо не выглядеть, а только ведь потянулась, чтоб поправить! Пришлось своей рукой в стол упереться, из-за чего слишком близко к его лицу оказалась.
Мама дорогая! Стало еще более неловко. Замерла, вот так наклонённая к нему, кровь в лицо ударила от смущения почему-то, дышать стало тяжело. И взгляд его почти физически ощущает…
Понять мыслей не может, а поклясться готова, что он ей в голову ввинчивается, изучает, тоже по полочкам для себя что-то разложить пытается.
А костяшки на той руке, которая ее косу так и держит, побелели. Напряжен… И капельки пота на его висках видит, как мышцы челюсти напряглись, еще лучше вблизи заметно.
Ну вот больно же ему, зачем спорить?! Ведет себя, как осел!
Нет, конечно же, Дарья ему этого не сказала… жить хотелось очень. А что-то такое во взгляде полковника сверкало, будто он готов ее придушить этой же косой. Вот просто из последних сил удерживается…
— Я сказала, Олег Георгиевич, что разумный человек всегда прислушивается и выполняет назначения своего лечащего врача… — решила не дергаться, чтоб не провоцировать, как зверя дикого.
На нормальный голос вдруг ни сил, ни смелости не оказалось. Да и горло почему-то сжалось, будто перекрыло комом… От страха, наверное. Все-таки этот Гутник, капец, какой подавляющий!
— А вы, насколько мне известно, один из самых умных и логичных людей в этом Управлении, — ну… мужчины любят лесть. Это она еще из детства не забыла, и с отцом, пока не бросил их, и с братом всегда работало. — Потому я и уверена, что, как настолько умный человек, вы не станете нарушать предписаний доктора…
И Даша вновь подвинула таблетку к нему… так и продолжая стоять в неудобной, склоненной к мужчине позе.
Гутник… ничего не ответил. Молча продолжал смотреть на нее с непроницаемым, темным выражением в карих глазах. Бррр, конечно. Поежиться захотелось, будто угли. И косу ее держит. Больше того, оборот вдруг ладонью сделал, намотав себе на пальцы ее волосы.
— Олег Георгиевич?.. — еще больше растерялась Даша. И откашлялась, пытаясь прочистить горло.
Вышло жалко, правда, будто у маленькой девочки. И куда весь взрослый образ пропал?
Однако это будто что-то изменило. Гутник моргнул, как-то растерянно, с непониманием уставился на свою руку, обмотанную ее косой. Вздрогнул… и отпустил. Наконец-то!
Она тут же шаг назад сделала, распрямив чуть затекшую спину.
— Извините, Дарья, — сипло пробормотал полковник. Ну… неожиданно, да. Правда, ничего больше не добавил.
Но таблетку выпил, кстати, тут же. Будто руки чем-то другим занять постарался, не особо разбираясь, что там она ему подсунула.
А Дарья что? Она свою задачу выполнила, можно было и перестать человека доставать.
Зато он с новыми силами, похоже, взялся за ее истязание после: так много по этажам Управления Дарья за эти месяцы впервые бегала. Успела познакомиться за день едва не с половиной сотрудников, выполняя поручения Олега Георгиевича. Даже те, которые натурально издевательством казались.
Однако же сделала все. И ему не к чему придраться, а значит, и настоять на переводе ее — повода не имеет. Чего, собственно, Дарья и добивалась.
Решив, что может позволить себе поваляться полчаса, а потом уже идти придумывать что-то с ужином, она натянула плед на голову. И понимала же, что проваливается в сон, а сопротивляться этому сил не осталось…
Сигаретный дым был терпким и горьким. Он заполнял легкие, дер горло, пробирался в мозг, казалось, спазмируя сосуды и рождая тупую иглу боли в виске. Но было без разницы. За целый день столько вытерпел, что мелкий дискомфорт шел тупо фоном.
