Никки рассеянно кивнула официантке, но не смогла оторвать взгляд от экрана. Его заполняла фигура молодой пенджабки, стоявшей у высоких железных ворот школы и державшей в руках зажженную свечу. Ногти ее были покрыты ярко-розовым лаком с золотыми блестками. Пламя свечи освещало струйки слез на лице и золотой кулончик в виде буквы «Г» на шее.

* * *

Торговец за прилавком «Сладкой жизни», вероятно, думал, что делает Никки комплимент.

— Этот гулаб джамун стоит своих калорий, — сказал он, оглядывая покупательницу с ног до головы. — Но вам ведь нечего волноваться, а? Во всяком случае, пока, — мужчина усмехнулся. — До замужества моя жена тоже была тощая, как палка…

— Было бы здорово, если бы вы просто упаковали их в коробку, — быстро перебила его Никки.

— Нет проблем, дорогуша. У вас намечается вечеринка? Я приглашен? — ухмыльнулся торговец, наклоняясь к ней.

Еще секунда — и Никки швырнула бы дурацкий гулаб джамун этому типу в физиономию, но тут из подсобки появилась его жена. Он немедленно занялся поисками упаковочной коробки. Женщина злобно покосилась на Никки. Девушка поспешила расплатиться и ретировалась.

Она проверила время на телефоне. Ехать к маме еще слишком рано: посыплются вопросы о преподавательской деятельности, на которые у Никки не найдется ответа. И девушка стала прогуливаться по Бродвею, тротуары которого были заставлены вешалками с дешевой одеждой и ящиками с овощами и фруктами. К киоску сотовой связи, где продавали телефонные карточки для звонков за рубеж, выстроилась извилистая вереница мужчин. Над магазинами громоздились разнообразные фирмы; перекрывающие друг друга вывески выходили за пределы зданий, точно «пузыри» для текста в комиксах: «Панкадж Мадхур. Бухгалтерский учет», «Гостевой дом „Гималаи“», «Системы видеонаблюдения РЖП лтд». Никки пробиралась сквозь толпу с коробкой сластей под мышкой, с удивлением понимая: то, что раньше казалось ей хаосом, теперь стало чем-то родным. Наконец она добралась до перекрестка, перешла улицу и оказалась у входа в «Банк Барода».

Войдя, Никки сразу заметила Шину, которая сидела за стойкой и занималась с клиентом.

— Следующий, — крикнула ей женщина в соседнем окне.

— Нет, спасибо, — ответила Никки. — Я к Шине.

Шина подняла глаза. Она отпустила клиента, после чего вышла к Никки и поздоровалась. Ее строгий, официальный вид противоречил растерянному выражению лица.

— Келли, у меня обеденный перерыв, — крикнула она.

Как только они вышли на улицу, улыбка сбежала с лица Шины.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Мы можем поговорить?

— Ох, Никки, я понимаю, что должна была спросить у тебя разрешения, прежде чем распространять истории. Ты расстроилась, верно? Послушай, женщины, которые придут на следующий урок, заслуживают доверия. Сегодня вечером мы обсудим, что говорить «Братьям», если они станут интересоваться.

— Я не по этому поводу. Меня интересует Карина Каур.

Беспокойство исчезло с лица Шины.

— Ты помешала, у меня сейчас обеденный перерыв, — ответила она.

— Я не могу разговаривать с тобой об этом в храме, там слишком много лишних ушей. Мне пришлось приехать сюда.

— С чего ты взяла, будто я что-то знаю?

Никки описала телекадры школьного митинга памяти со свечами.

— Я почти уверена, что видела тебя.

— Это невозможно. Я уже не училась в школе. Незадолго до гибели Карины я вышла замуж.

— Тогда это был кто-то очень похожий на тебя. С розово-золотым маникюром.

— В Саутолле многие женщины такой носят, — возразила Шина.

— Это была ты. Мы обе это знаем. На той девушке была цепочка с кулоном в виде буквы «Г».

Шина вздрогнула, словно Никки толкнула ее. Она пришла в себя только после того, как поправила воротник блузки, спрятав от посторонних глаз тонкую золотую цепочку.

— Зачем, Никки? Зачем тебе это знать? Если тебя мучает простое любопытство, я не собираюсь его удовлетворять. Речь идет о серьезных проблемах нашей общины.

— Я спрашиваю не ради любопытства.

— А ради чего тогда? — настаивала Шина.

— Я тоже принадлежу к этой общине, — ответила Никки. — Пускай я здесь не живу, но теперь я ее часть. За всю свою жизнь я никогда не чувствовала себя такой разочарованной, взволнованной, любимой и растерянной, как в эти последние два месяца. Но тут, кажется, происходит много событий, подоплеку которых мне не позволяют узнать, — она вздохнула и посмотрела Шине в глаза. — Я не настолько наивна, чтобы думать, что могу помочь, однако мне хочется быть в курсе.

Лицо Шины смягчилось. Сквозь тучи пробился тоненький солнечный лучик и окрасил ее крашенные хной волосы в оранжевый цвет. Никки не желала опускать взгляд, даже когда Шина посмотрела сквозь нее, глубоко задумавшись.

— Давай прокатимся, — предложила она наконец. Никки последовала за ней на стоянку, где они сели в маленький красный «фиат». Шина вставила ключ в замок зажигания. Из динамиков полилась мелодия бхангры. По дороге, проезжая мимо домиков цвета слоновой кости, женщины не разговаривали друг с другом. После поворота домики сменил парк. Шина притормозила на грунтовке, ведущей к небольшому озерцу. На поверхности воды играли солнечные блики.

— У девушки, о которой рассказывали в передаче, была родственница, ее звали Гульшан Каур. Это одна из моих близких подруг, — сказала Шина. — Ее сбила машина неподалеку отсюда. Водитель скрылся и до сих пор не найден.

— Мне очень жаль, — проговорила Никки.

— После смерти Гульшан ее мать подарила мне ее цепочку с кулоном. Сначала я отказывалась, но потом изменила свое мнение. Считается, что хранить золотые вещи умершей женщины в ее доме — плохая примета. Большинство людей продают или переделывают такие украшения, но мать Гульшан настояла, чтобы цепочка перешла ко мне. Я никогда ее не снимаю.

— Иногда ты ее трогаешь. Будто вспоминаешь свою подругу.

— Останься Гульшан в живых, мы виделись бы каждый день, — сказала Шина. — Наша дружба была бы прежней, хотя после того, как Арджун заболел раком, многие мои приятельницы отвернулись от меня и стали считать невезучей. Гульшан волновала правда. Это ее и сгубило.

— Что ты имеешь в виду?

Шина судорожно вздохнула.

— Карина и Гульшан — двоюродные сестры. Мы с Гульшан были несколькими годами старше, поэтому я считала Карину просто бойкой девчонкой, младшей кузиной моей подруги. Она была строптивица. Однажды ее отстранили от уроков за то, что она продавала сигареты младшеклассникам. А еще Карина тайком встречалась с мальчиками. Гульшан частенько наставляла ее. Отец Карины пользовался большим уважением в общине, и когда она выкидывала очередной фортель, окружающие ворчали: «Что за беда с этой девицей? Она из такой хорошей семьи. Какое безобразие». Но Гульшан знала правду. Отец ее кузины сильно пил. Он делал это за закрытыми дверями, подальше от чужих глаз. Несколько раз Карина показывала Гульшан синяки от побоев.

— А что мать Карины? — спросила Никки.

— Матери нет. Отчасти потому отец Карины был так строг: он понятия не имел, как воспитывать дочь. Наказывал за каждую мелочь и из-за ерунды поднимал на нее руку. Вынуждал бросить школу и выйти замуж в Индию, за старика. Однажды Карина позвонила Гульшан с таксофона и сообщила, что сбежала со своим парнем и позвонит снова, как только будет в безопасности. Гульшан попыталась отговорить Карину, но та сказала: «Если я сейчас вернусь домой, отец меня убьет». Гульшан никому не говорила про тот звонок, но через несколько дней Карину все-таки кто-то разыскал.

— Очевидно, наемный охотник за головами, — предположила Никки.

— Да. Таксист, позарившийся на легкие деньги. Он нашел ее за много миль отсюда, в Дерби. Вообрази, Никки: она уехала так далеко, а общине все равно удалось ее выследить, — Шина осеклась.

— Ее вернули домой? — тихо спросила Никки. Шина кивнула. Потом достала из сумочки салфетку и промокнула уголки глаз.

— Но Гульшан не получала от Карины никаких известий. Родители предупреждали ее, чтобы она не вмешивалась, но однажды Гульшан не выдержала и сказала: «Шина, с кузиной происходит что-то ужасное. Она погибнет». Поначалу даже я с трудом в это верила. Отец Карины вел благотворительную кампанию в поддержку вновь прибывающих в страну. Он пришел на выручку и нашей семье, когда мы только переехали в Англию. Оказывал помощь в заполнении бумаг, налоговых бланков, трудоустройстве и прочем. Я напомнила Гульшан, что мы, девушки, готовы на ровном месте вырастить из мухи слона, потому что была уверена: отец Карины никогда не решится на убийство родной дочери. Мне думалось, строптивую кузину, скорее всего, отправили в Индию и выдали замуж, чтобы спасти честь семьи. А потом как-то вечером я включила новости. Полиция объявила Карину в розыск как без вести пропавшую. О ее исчезновении сообщил отец. И тогда я все поняла, — Шина замолчала. В тишине стало слышно, как по грунтовке к озерцу спускается еще одна машина. Она остановилась рядом, из нее вышли супруги с двумя детьми и направились на луг. Шина посмотрела им вслед и продолжила рассказ: — Раз отец Карины сообщил полиции, что девушка исчезла, следовательно, он знал, что дочь не вернется. Через несколько дней ее тело нашли в лесистой местности неподалеку от Герберт-парка. Для общины настали зловещие времена. Все заперли своих дочерей дома, убежденные, что убийца разгуливает на свободе.