— Да.

— Как она? — садится напротив меня сестра. — Сумела тебя понять? Простить?

Я вглядываюсь в взволнованное лицо сестры и вспоминаю, как дрожал от слёз её голос, когда она позвонила мне, чтобы сообщить о том, что Мелисса всё знает.

Словами не передать, как я испугался.

А затем автобус, Её лицо в слезах, разочарование и боль во взгляде... Мне казалось, я сдохну от той боли, что испытывал сам.

Я не могу её потерять.

— Надеюсь, что простит, — выдыхаю я.

Я сделаю всё возможное и нет для этого.

Бонни обнимает себя руками и смотрит в окно:

— Мы поступили ужасно, и всё, что нам остаётся — это молить о прощении.

— Грёбанные стервы, — вздыхаю я. — Мне с самого начала не нравилось, что о споре знает столько народа. Даже удивительно, что мы так долго продержались.

— У меня есть ощущение, что у Хайт были личные мотивы для того, чтобы предложить мне Холда... Она словно играет с нами...

— Будь на шаг впереди неё, — предлагаю я. — Расскажи всё Холду сама.

Сестра боязливо передергивается и шепчет:

— Он меня возненавидит...

— Зато не узнает об этом от тупых куриц, болтающих о чём не надо в женском туалете, — усмехаюсь я. Чувствую едкую досаду и качаю головой: — Чёрт, представляю, как Мел было больно узнать обо всём вот так... Бо, будь умнее меня. Будь... умнее Хайт.

— Ты прав, — шепчет она, шмыгнув носом, и поднимается со стула. — Я должна быть смелой, должна быть... — Она идёт к холодильнику, достаёт из него упаковку чернослива, закрывает дверцу и опускает голову. Спина и плечи напряжены. — Я виновата и должна понести наказание, каким бы жестоким оно не было.

— Эй, не будь так строга к себе, Бо.

Бонни прерывисто выдыхает, разворачивается и пытается улыбнуться, направляясь к кухонной тумбе, где её ожидает разделанная курица:

— Я расскажу Дилану. Сразу, как только он вернётся с соревнования.

Я киваю и некоторое время наблюдаю за готовкой сестры. Уборка и готовка — её личные антидепрессанты. Приобретённые во времена жизни с матерью. Примерно в тоже время мы начали бросать друг другу вызовы. Чтобы отвлечься или же хоть капельку чувствовать себя обычными детьми...

Чёрт, кроме всего прочего, мы сами виновники своих бед.

Вот и Хьюго Коллинз так считает.

— Я снова встретил Хьюго, когда искал Мел, — рассказываю я сестре. — Он был готов кубарем спустить меня с лестницы. Не понимаю какого хрена он настолько против наших отношений. Не представлял, что он так сильно меня ненавидит.

— Ненавидит? — хмурится Бо, отправляя фаршированную черносливом курицу в духовку. — В то время... Мне казалось, что он заботится о нас. О тебе. Нет, не могу поверить, что он считает тебя абсолютно плохим.

— О, ты просто не видела его лицо, когда я вышел из дома священника, — усмехаюсь я. — Он едва не рычал, когда припёр меня к стенке.

— Боже... Он тебя ударил?

— Нет, но я уверен, что хотел.

Сестра опирается на тумбу и задумчиво теребит своё колечко на цепочке. Через полминуты её глаза вспыхивают идеей.

— Здесь Ани! — смотрит она на меня во все глаза. — Узнала о том, что недавно случилось с бабушкой и пришла её навестить, они сейчас наверху. Ты мог бы попросить её поговорить с Хьюго, узнать, почему он настроен против ваших с Мелиссой отношений. Раз они дружат, он, наверняка, ей всё расскажет.

— Да уж, без их дружбы, Коллинз не проявлял бы столько внимания к нашим персонам. Но идея хорошая, спасибо, Бо.

Ани Морозов*, ныне Макензи, подопечная Агаты, ставшая ей другом. Благодаря ей семь лет назад наша бабушка задумалась о том, чтобы взять нас с Бо под свою опеку. Поначалу она мне не нравилась, потому что наравне с Агатой угрожала тому привычному складу жизни, что у нас был. Но постепенно я к ней привык, как привык к жизни в доме бабушки.

Не родственница, но и далеко не чужая в этом доме.

— Они с Ником ожидают пополнения в семье, — глухо замечает Бо, и я понимаю, что она вновь думает о беременности матери.

Мы так и не решили, как с этим быть, но меня радует хотя бы то, что Бонни не побежала в трейлерный дом, сломя голову. Окончательно её отвернула от этой мысли весть о том, что мать попыталась шантажировать, чтобы её, самого мэра. Грёбанная идиотка.

— Рад за них, — поднимаюсь я с места и иду к лестничному пролёту, чтобы дождаться будущую мамочку и попросить её об одолжении.

Ани появляется на лестнице минут через пятнадцать. Выглядит цветущей и счастливой. Широко улыбается мне, касаясь ладонью небольшого живота. Жест, наверняка, не осознанный, но такой естественный, что я тоже улыбаюсь, как дурак, от умиления.

— Задержишься на десять минут? У меня к тебе разговор, и помни: ты должна нам с Бо. Со мной, как раз, и расплатишься.

— Пропущу твоё замечание про долг мимо ушей, потому что ты меня заинтриговал. Пойдём.

* * *

Я много и долго тренировался, чтобы выиграть, но победа не приносит той радости, что приносила прежде. Потому что я понял, что это не самое важное в жизни.

Важнее всегда и во всём оставаться человеком.

Пока возле меня беснуется народ, поздравляя с победой в забеге, я провожаю взглядом моего Цветочка.

Мел сделала достаточно фотографий для школьной газеты и теперь покидает стадион.

Интересно, она хоть капельку рада тому, что я выиграл? Или провела параллель с тем дурацким спором, и ей вновь больно?

— Ро! Ты потрясающий! — Мне на шею бросается Додсон и радостно верещит: — Я ни капли не сомневалась, что ты победишь!

Я отрываю девчонку от себя и с силой сжимаю её руки:

— Тогда на хрена вмешалась?!

Я тоже провёл параллель.

— Что? — пугается девчонка.

— Я спрашиваю: какого хрена с самого начала спора ты тёрлась возле Мел? Играла в подругу? Какого хрена ты рассказала ей всё в женском туалете, да и ещё нагло врала при этом?

Народ возле нас начинает притихать, заинтересовавшись происходящим, но мне плевать. Я жду ответа.

— Ронни... — увлажняются её глаза. — Я...

— Что ты? Любишь причинять людям боль? Это ты хочешь сказать?

— Людям? — вдруг злится она. — Коллинз — уродка! Она тебе не пара, и я спасла тебя от разочарования!

— Следи за языком! — дергаю я её. — Не тебе решать кто мне пара, а кто нет, ясно?

— Хорошо, — шипит девчонка на манер змеи. — Тогда спроси у неё о том, что она скрывает от тебя под одеждой. Сразу поймёшь, почему я тебя оберегала!

— Больше не смей, — рычу я у её лица и отбрасываю её руки. — Мы никто друг другу, запомнила?

Грёбанная стерва.

Я расталкиваю толпу локтями, но через пару шагов замираю, потому что напротив меня стоит Мел. Её глаза широко распахнуты: испуганный взгляд направлен на Додсон, лицо бледнее мела, и она мелко дрожит.

Бросаюсь к ней, но она делает шаг назад и выставляет руку.

— Я в порядке, Ронни, — едва слышно предупреждает она и смотрит мне в глаза. — Просто хотела поздравить тебя с победой.

Её лицо мрачнеет, она разворачивается и бежит вон.

Я смотрю на Додсон: девчонка самодовольно улыбается. Похоже, она действительно знает то, что Мел скрывает от других. Что-то такое, что пугает её саму до чёртиков.

Но я не собираюсь выяснять что именно.

Сжимаю кулаки и иду в раздевалку, чтобы принять душ.

Мелисса имеет полное право самостоятельно решать то, о чём стоит мне рассказывать, а о чём нет.

Выйдя из душевой в пустую раздевалку, я быстро переодеваюсь, и уже хочу закрыть шкафчик, но на телефон приходит сообщение от Ани Макензи. Она просит меня встретиться с ней в кафе на 18-ой улице. Отвечаю ей, что обязательно приду, а затем слышу чьи-то шаги. Без какого-либо интереса смотрю в сторону прохода и открываю рот от удивления:

— Мел?

Цветочек выглядит подавленной и решительной одновременно.

У меня сжимается сердце.

— Ронни, я должна тебе кое-что рассказать.

— Не должна, — хлопаю я дверцей шкафчика. — Если не хочешь, не должна. Мне плевать на намёки Додсон.