–«Только носить. Всё время»-

–«Ну а как надеть эту мундулу на тебя?»-

Шишкарь радостно завилял хвостом.

–«Да нормально всё, всё нормально, Хренус, сделаем! Ты помоги только, а я…я сам потом»-

Хренус, взял зубами шляпу за поле и резким движением накинул её на голову Шишкарю.

–«Вот тут тесемки эти…перевяжи их теперь»-

–«Как, блядь? У меня рук нет»-

–«Нуу…ты посмотри…вот тут зубами возьми, а здесь лапой прижми. Давай, Хренус, пожалуйста»-

Давно Хренусу не приходилось так ухищряться, выдумывая ситуативную эквилибристику: исполнение каприза Шишкаря стоило Серому Псу больших усилий. Наконец ему далось затянуть тесёмки шляпы на шее Шишкаря.

–«Всё, нахуй»– выдохнул Хренус, устало осев на рваную полиэтиленовую плёнку.

Шишкарь недоверчиво посмотрелся в ближайшую лужу. В одно мгновение его морда залоснилась сиропом удовлетворения.

–«Ааааа…. Хренус…. отлично…. заебиись»– заголосил Шишкарь, рассматривая свое отражение в луже.

Теперь Чёрный Пёс выглядел в высшей степени нелепо – поля шляпы свешивались далеко за пределы его головы, одно ухо теперь было прижато к щеке и направлено вниз, а другое торчало через дыру в тулье. Но Шишкарь был подлинно счастлив. Честно говоря, Хренус и не помнил, когда последний раз он был свидетелем такого сильного проявления чувств своего товарища. Но минутное отвлечение не могло предотвратить возвращения голодного раздражения.

–«Ладно»– Хренус поднялся и как следует отряхнулся -«Раз здесь ничего нет, то надо возвращаться. Может у Жлоба с Плевком вышло удачнее»-

Шишкарю потребовалось волевое усилие, чтобы оторваться от своего отражения. Он сожалел, что не может в полной мере насладиться созерцанием, ведь голод он ощущали ничуть не меньший, чем Хренус, а это занятие хоть немного его отвлекало. Чем дальше от последнего приёма пищи его отделяли время и расстояние, тем больше ему хотелось отвлечься, пусть и уходя в абсурдное, щенячье, непрагматичное. Такова была его стратегия замещения.

–«Ты идёшь?»– Хренус начинал раздражаться медлительностью товарища.

Шишкарь высоко задрал голову, чтобы увидеть Хренуса из-под полей шляпы, и согласно тявкнул.

***

После своего поражения лес стал патологически плаксив, а также заболел солнцебоязнью. От страха он вошёл в преступный сговор с небом против солнца, растянув повсюду тусклый, картонный свет (Они вечные заговорщики, втайне воюющие против друг друга). То и дело окрестности обильно поливались дождями, оставлявшими на просёлочных дорогах большие лужи, полные вод кофейного цвета. После дождя в лесу становилось по-особенному душно, как будто помимо психического воздействия окружение отваживалось и на физическое. Можно было почувствовать слабые спектральные пальцы на своём горле.

На дороге прямо перед псами, появилась настолько большая лужа, что обходить её пришлось, продираясь сквозь кусты, росшие по обочинам. Хренус, оступившись, угодил лапой в холодную грязную воду. Это ощущение было очень точным физическим отображением того отсыревшего, отчуждённого отвращения, которое испытывал Серый Пёс (Часть эпитетов он выронил в лужу).

Псы свернули с дороги, и пошли через край широких папоротников, которые, смыкаясь над их головами, изнашивали небо до рваного полотна. Вокруг уже расплывались камуфляжные пятна сумерек.

Иногда Хренусу ещё снились сны, но бесцветные плоские и трескучие, как высохшая газета; лица и силуэты в них виделись как будто из окна машины – недосягаемыми и размытыми. И если какой-то изжёванный портрет прошлого даже и бил по подавленным чувствам, то его отчаянного усилия хватало лишь на несколько секунд воздействия сразу после пробуждения. К прошлому обращаются стареющие псы, Хренус же существовал в безвременье.

Серый Пёс подумал, зачем коты живут в этом лесу? Он всегда полагал их существами, стремящимися к уюту и комфорту человеческих жилищ. Тем более, беря во внимание, то, с какой зловещей и перекошенной гримасой лес терпел непрошенных посетителей, не давая никаких благ, даже скудного пропитания. Он стоял вокруг опустевшим, мрачным средневековым городом, распространявшим торжественно-враждебный рокот из своих недр.

Коротая в размышлениях подобного рода время, Хренус с Шишкарем вышли из зарослей папоротника на открытое неровное пространство, где деревья росли без подлеска в странно симметричном порядке. Псы ещё плохо ориентировались в лесу и иногда делали значительные крюки – вот и сейчас они попали в край, который до этого был им неизвестен. Хренусу сразу не понравилось это место, в нём ощущались потусторонние вибрации воздуха и пространства. Вернее, сам Хренус не почувствовал этих вибраций, скорее кто-то неощутимый сообщил ему об этом.

Внезапно Серый Пёс почуял новый запах: очень острый, но в то же время аморфный, округлый – странное, тлетворное обаяние.

Хренус резко остановился, Шишкарь взглянул на него с недоумением. Глаза Хренуса искали, но не могли найти источник запаха.

–«Это что такое?.. А?»– Шишкарь тоже учуял странный аромат и разволновался.

Псы напряжённо смотрели по сторонам, резко оборачиваясь и прислушиваясь. Голод снова вредил им, смазывая остроту восприятия, отчего псам становилось всё неприятнее. Осязаемая угроза понизила температуру земли под лапами псов, она теперь носила личину вечной мерзлоты.

Из-за дерева, находившегося метрах в десяти от псов, появился странный антрацитовый силуэт, который тут же метнулся за другое дерево, ближе к псам, а оттуда уже выступил медленно и зловеще, как великий чёрный ветер с Запада.

Скелетообразные угольные очертания – тонкие ноги, сзади болтается пушистый шомпольный хвост. Зверь двигался с потусторонней, отнюдь не грациозной моторикой, ощущалось вплавленное спокойствие под темнейшей шерстью, отороченной серебряным на концах (Постыдный блеск лунного металла).

Но самое сильное впечатление производила морда – узкий нос дулом охотничьего ружья с мушкой задранного кверху влажного носа нацеливал сглаженный череп, из глазниц которого двумя омерзительно-пугающими янтарными каплями вытекали глаза. Хренус был заворожен сильным испугом – несмотря на то, что чёрный зверь был меньше его вполовину, Серый Пёс предпочел бы встретиться в лесу с разъяренной кавказской овчаркой, но не с таким жутким существом, ведь одними из самых ненавистных и страшных для него явлений были абстрактные, непонятные вещи.

Чёрная морда оскалилась в подобии ухмылки, обнажая ряд мелких, но достаточно острых зубов (Орудие падальщика, ценителя разлагающихся материалов); весь вид твари неприкрыто выражал злорадное удовольствие от произведенного на псов эффекта.

–«Хи-хи-хи»– голос был одновременно и шипящий, и булькающий, как текущая вода, но в то же время бесполый, тихий и несколько эфемерный, как ночной воздух, словом, тоже мерзкий -«Вы увидели что-то интересное? Неужели я сумел произвести на вас впечатление?»-

Хренус постарался взять себя в лапы:

–«Ты кто такой?»-

–«Меня зовут Фигура»– спокойно, уже без ёрничанья ответил зверь.

–«Кто, блядь, тебе дал такую кличку? Не пизди»– визгливо выступил Шишкарь.

–«Нам, лисам, никто не дает кличек, у нас – имена, и каждый выбирает имя себе сам, в зависимости от определенных качеств, которые являются для него определяющими»– снисходительно улыбаясь, так же невозмутимо ответил Фигура.

На морде Шишкаря, а точнее на той ее части, которую можно было увидеть из-за шляпы, отобразилась плохо скрываемая злость.

–«А почему ты носишь шляпу?»– ехидно спросил Фигура

–«Нравится! Есть вопросы?!»– рявкнул Шишкарь бросаясь вперед. Его агрессия была замещением сильнейшего страха и недоумения: Шишкарь, грубя и угрожая Лису, каждую секунду сомневался, правильно ли он поступает.

Фигура молча ухмыльнулся и перевел взгляд на Хренуса:

–«Я сообщил вам свое имя, хотелось бы узнать и ваши имена – простая вежливость»-

–«Я – Хренус, а это – Шишкарь»– Хренус и сам не понял, почему он сразу ответил Лису. На самом деле, ему совсем не хотелось разговаривать с ним, но чувствовалось, что этот разговор движется по некоему мистическому течению, в котором Лис ориентируется, ловко обходя пороги, а другие постоянно попадают во власть неведомых сил.