Литмир - Электронная Библиотека

– Умница, Милла, – сказал ей Никита и убрал бутылку на тумбочку. – Присядь пока.

Милла забралась на свою постель и все еще растерянно смотрела то на Никиту, то на маму. Никита приподнял меня, положив мне под спину подушки. Мокрым тампоном смочил мне губы.

– Пить… – снова прохрипела я.

– Нельзя, Настя, ты же знаешь.

Никита открыл мне рот и тяжело вздохнул – выбитые зубы оставили после себя сгустки засохшей крови. Ник очистил и промыл мне полость рта, я, наконец, смогла шевелить языком. Наложенные на веки примочки, позволили мне чуть приоткрыть глаза, взгляд застилала пелена, лишь смутные размытые силуэты были передо мной.

– Милла… – я приподняла загипсованную руку, Милла забралась мне подмышку и крепко обняла меня.

– Мамочка, – она снова начала плакать. – Милая моя.

– Все… хорошо… Миллочка… – я, как могла, обняла ее загипсованной рукой. – Я с тобой… малыш мой, – мне было очень плохо, совершенно не было сил.

– Миллочка, мне нужно осмотреть маму.

Камилла легла на край своей постели, продолжая смотреть на маму. Никита сделал мне необходимые процедуры и снова присел рядом со мной.

– Ну что, Ник?

– Месяц, Настя. Даже не вздумай спорить, – я и не собиралась спорить, я лишь отрешенно посмотрела на него. – Насть, – Никита взял в руки мою ладонь и сжал ее. – Ты сама как?

– Ни как, Никита.

– Профессора позвать?

– Не поможет мне профессор, – прохрипела я.

– Держись, Настя, – Никита сильнее сжал мою ладонь. – Я очень тебя прошу.

Я снова отрешенно посмотрела на него и перевела взгляд на Камиллу, Никита тоже посмотрел на нее – она спала.

– Три дня она не отходила от тебя, Настя. Не ела, не пила и не спала…

Я продолжала смотреть на Камиллу, по моей щеке покатилась слеза.

– Ник…

– Я знаю, Настя. Знаю, родная моя. Я прошу тебя, держись. Ради детей, Настя, ты очень нужна им.

В ответ я лишь сжала его ладонь, обреченно посмотрев ему в глаза. Дверь открылась, в палату вошел Богдан.

– Привет, – сказал он Никите.

– Привет, – ответил Никита и вышел из палаты, оставив нас одних.

– Привет, малыш мой, – Богдан присел на край моей постели, поцеловал мои опухшие щеки и посмотрел мне в глаза. – Как у нас дела, Настенька?

Я молча смотрела на него, не зная, что ответить и изо всех сил пытаясь сдерживать свои эмоции.

– Что дома? – сухо спросила я.

– Нормально.

– Как ребята?

– Все еще в клинике.

– Что на фирме?

– Справляюсь. Молодежь помогает.

Ясное сознание вернулось ко мне, память вернула события последней прожитой недели. Я не хотела ни кого видеть. Не хотела ни с кем разговаривать…

Богдан видел это, но сейчас думал лишь о том, что Насте очень плохо физически, морально еще тяжелее, всей душой он надеялся, что она скоро оправится.

– Мама, – Камилла открыла глаза и посмотрела на меня. – Прости, я заснула.

Камилла снова забралась мне подмышку и обняла меня.

– Миллочка, тебе нужно ехать с папой домой.

– Мам, – она жалобно смотрела на меня.

– Все будет хорошо, Миллочка. Я скоро поправлюсь, а ты пока поможешь папе с малышами, хорошо?

– Хорошо, – покорно ответила Камилла. – Ты больше не будешь спать так долго?

– Не буду, Миллочка.

– Мы завтра снова придем.

– Конечно, маленькая моя.

Милла поцеловала меня и спустилась с постели на пол, Богдан склонился надо мной.

– Малыш мой, мы очень ждем тебя дома, – поцеловав мои щеки, сказал он.

Я снова ничего не ответила ему. Они вышли из палаты, я осталась наедине со своими мыслями, которые лишали меня всякого желания жить, вообще…

Всю ночь я думала о том, как жить дальше…

Заснув лишь к утру, я проспала меньше трех часов, но открыв глаза уже не чувствовала себя совершенно беспомощной. Ясно я понимала сейчас лишь одно – я не имею права быть слабой, я не имею права ошибиться, я больше не дочь… отец уже не придет мне на помощь… Он больше не поддержит меня и не поможет мне… никогда… папочка… Я осиротела во второй раз, но лишь сейчас, я в полной мере ощутила боль и скорбь осиротевшей души… я не имею права… Очень многое сейчас зависит лишь от меня… я не имею права на эмоции, как бы мне не было больно, я не имею права. Настенька тихо ушла из моего сознания, следом за ней ушла и Настя… Лишь Мурена осталась во мне… Я понимала, что по-другому, я просто не смогу пережить того, что произошло. Жестокая и хладнокровная Мурена завладела и телом и душой, и мозгом, нежности во мне не осталось совсем…

– Привет, – в палату вошел Никита и присел рядом со мной.

– Привет, Ник, – сухо ответила я.

– Как дела?

– Пойдет.

Никита посмотрел Насте в глаза – черный холодный взгляд смотрел на него.

«Ни хрена не пойдет» – думал он про себя, продолжая смотреть в хладнокровный стальной взгляд Мурены.

– Что с ногами, Ник?

– Тяжело, но поправимо. Со всем остальным тоже самое.

– Ясно. Усади меня, Никита.

Никита поднял половину кровати, я присела и посмотрела на него.

– Как ребята?

– Из реанимации я их перевел, но домой им еще рано.

– Гордей и Игнат?

– Гордей еле вытянул, Игнат попроще, они еще в реанимации.

– Как Платон? Ходить может?

– Да, вполне.

– Попроси его зайти ко мне.

Никита смотрел на Настю и видел перед собой стального робота без чувств и эмоций, стальной тон… стальной взгляд…

– Хорошо, – хмуро ответил он.

Никита сделал мне процедуры, поменял повязку на голове и вышел из палаты. Я взяла в руки телефон.

– Алло. Привет, Трофим.

– Привет, Настя. Ты как?

– Нормально. Заедь сегодня ко мне.

– Хорошо.

Следом я набрала номер Грома и попросила его тоже приехать ко мне.

Часов около 10-ти в дверь тихонько постучали, в палату вошла Регина с малышом на руках.

– Привет, мам. Сашку дядя Никита не пустил и мне дал лишь пять минут.

– Привет, Регина.

Она присела рядом и протянула мне младенца.

– Нас домой уже выписали.

– Как назвали, Региш?

– Олежек, – она с болью в глазах посмотрела на меня.

– Олеженька, – я прижала малыша к груди, сердце сжалось в комок, безжалостная душа Мурены выла от боли, заставляя себя оставаться совершенно спокойной внешне. – Как ты, Регина?

– Нормально, мам, – горько вздохнув, ответила она.

– Держись, Регина. Думай о малыше.

– Я понимаю.

– Как Милена?

– Они еще в клинике. Малышка слабенькая, но Марина говорит, угрозы для жизни нет, она поправиться. Наташей назвали.

– Хорошо.

Я подала Регине малыша, она поцеловала меня в щеку.

– Поправляйся, мама.

– Спасибо, – ответила я, подумав о том, что мама-Настя, тихо уходит, оставляя лишь маму, но, сейчас ни что не было в радость мне.

Регина с малышом ушли, я равнодушно смотрела в потолок.

Через час в палату вошел Платон.

– Привет.

– Привет, – ответила я. – Че, как сами?

– Нормально.

– Нормально, это хорошо. Платон, – я посмотрела на него. – Кедрача нет. Нужно уладить вопрос с поставками нефтепродуктов на АЗС Артура… – и снова боль молотом ударила по сердцу. – Трофима.

– Я переговорю с кем надо, вопросов, я думаю, не будет.

– Ну, это собственно, пока все. Сегодня Трофим заедет, будет ясно, что там и как.

– Хорошо, Настя…

Платон смотрел на Настю и понимал, что разговаривать, она не настроена.

– Поправляйся, Настя, – тяжело вздохнув, сказал Платон и вышел из палаты.

Следом за Платоном в общую палату вошел Никита, осмотреть и перевязать парней.

– Привет, – хмуро сказал Никита.

– Привет, – ответили они. – Как Настя, Никита?

– Мурена держится, – еще более хмуро ответил Никита.

Платон подумал о том, что не ему одному поведение Насти показалось странным…

Палата Насти

К обеду ко мне пришли Трофим и Гром.

– Привет, Настя.

– Привет, – ответила я.

2
{"b":"811171","o":1}