Так вот, время! Оно появилось не сразу, а тогда, когда появилось все. И пропало ничто.
Да-да, мы отвлеклись на время, стрелки, ракеты и более продвинутых людей, а еще даже не приблизились к тому, чтобы поразмыслить о ничто. Что же такое ничто. И почему это ничто обязательно должно пропасть. Ведь если оно ничто, ему не будет тесно вместе с чем-то. Ему должно быть совершенно необязательно исчезать. Однако меня так сильно захватили размышления о времени, что я, пожалуй, продолжу.
Я писал выше, что времени, когда было ничто, точно не существовало. А что вы подумаете, если я скажу, что его и сейчас не существует? *Сами вы такие… Я считаю, что мы с вами лишь определяем наличие времени и отмеряем его для себя. Причем каждый по-своему. Да к тому же не очень-то и успешно.
Иногда время тянется медленно, как стекающая янтарная капля смолы со ствола высокой сосны, неторопливо раскачивающейся, словно танцующей, ведомой в красивом медленном танце с ветром. Капля смолы настолько медленно стекает по стволу этой прекрасной танцовщицы, что паук, который плел паутину на воображаемой годовой стрелке часов, сам не заметит, как окажется поглощенным ей. В самом центре этой великолепной, с желтоватым оттенком, яркой и светопроницаемой смеси фенолов, кислот, альдегидов, спиртов и углеводородов жизнь нашего паука прервется. Но прервется ли его время?
Через две-три тысячи лет эту окаменелую каплю найдут, очистят от угля, отполируют и выставят в музее. Все будут с любопытством смотреть, какими были пауки в древности. И фотографировать. Без вспышки. За этим будут следить строгие древние бабушки, сидящие на не менее древних стульях возле экспонатов. А люди эти темные фотографии, сделанные на смартфон, потом смогут разместить в социальных сетях. Уже совсем другие, возможно, люди. Из совсем другого мира, другой цивилизации, но такие же, как и мы, хвастливые. Кстати, тоже пока еще летающие на химическом топливе.
Вот только почитать эти строки у них будет возможность, только если кто-то снова их напишет. Потому что время к тому времени (извиняюсь за тавтологию) сотрет все остатки нашей весьма развитой цивилизации.
А иногда время мчится, как скорый поезд, без остановок. Красивый поезд с заостренным носом, яркий и очень быстрый. Последнее достижение техники на специально для него построенных рельсах. В нем очень комфортно, и пассажиры быстро и без лишних перегрузок, толканий и унизительных досмотров в аэропорту, при которых приходится снимать ремень и обувь, оголяя носок с огромным нетехнологическим отверстием у пальцев, могут попасть в другой город. Он словно сметает все на своем пути. Вы даже не успеваете этот поезд толком рассмотреть, когда встречаете его уже разогнавшимся до крейсерской скорости. Вы лишь чувствуете сильнейшее возмущение воздуха, толкающее вас и заставляющее отвернуться в сторону от мелькающего и уже исчезающего вдалеке поезда. И только завидуете тем, кто там. Кто может так просто взять и укатить вдаль.
Или что-то легко прожить, когда вы в этом так сильно вязнете, как паук в смоле.
Такое уж оно странное, это время. Сидит человек, ждет окончания рабочего дня, например. Все сделал и просто ждет, когда сможет пойти домой. Сидит и думает. Вы же так делали? Если нет, то попробуйте. Мысли сменяют одна другую. Они словно толкутся в коридоре поликлиники, хотят попасть на прием к врачу. «Мне только спросить», – говорит одна. Вторая противится: «А я тут давно жду и не могу больше терпеть, сейчас моя очередь». И их так много, они беспрестанно толкают друг друга, выкрикивают что-то в открытые двери, а врач (в данном случае вы) их пытается принимать и выслушивать по отдельности. И кажется, что это тянется уже целую вечность и уже пора бы просто заняться чем-то другим. Ведь они появились только потому, что у вас есть время ничего не делать. И кажется, что прошел уже целый час и уже пора уходить с работы. Вы смотрите на часы. Пятнадцать минут. Всего пятнадцать минут? Все это терпеть еще сорок пять?
Этот томительный прием, в течение которого вам в голову пришло не меньше десятка разных мыслишек с мелкими проблемами, не стоящими особого внимания, и пара действительно нудных и выматывающих. А еще одна, тоже мелкая и очень старая, но такая болезненно назойливая, что сил никаких уже нет. Скорее бы все это закончилось. И вот как только вы понимаете, что еще три раза по столько ждать, начинается самое страшное – мыслей становится больше.
А вот когда вы заняты любимым делом и только о нем думаете. Рисуете, перебираете коллекцию (что вы там коллекционируете?), сексом занимаетесь. Ну а что? Книга точно для взрослых, все мы им занимаемся, если повезет. Вы только начинаете, только входите во вкус, а уже пора идти по другим делам, уже стемнело. Или уже рассвело, в случае с сексом такое очень подходит. Вы даже не успели толком ничего подумать за это время. Ни одна назойливая мысль не пришла. Лишь опьяняющая истома, поглощающее все приятное наслаждение, растекающееся приятными волнами по всему телу. Ох, простите, я отвлекся… об этом немного позже или уже в другой истории.
Такое вот это время. То мчится, то стекает. А мысли, они всегда одинаковые. И они всегда есть. Даже тогда, когда времени не было совсем, мысль уже была. Та самая мысль, что и у вас постоянно присутствует, – создать!
И отнюдь не удобную кофеварку, чтобы сама молола и готовила кофе ко времени вашего пробуждения по утрам. До этой мысли еще ох как далеко по меркам времени, которого, как мы помним, вовсе не существует. По нашим меркам, так будет правильней. Раз, чтобы что-то понять, нам надо это измерить, то и будем продолжать так делать.
Но измерить можно совсем не все. Можно измерить Землю. Ее размер, плотность, вес. Можно измерить периодичность ее вращения вокруг своей оси. Скорость ее вращения вокруг Солнца. Даже время ее существования пытливые умы умудрились понять, осознать и измерить. Очень сложно, но можно измерить пространство. Можно даже попробовать его осознать, но далеко не всем это под силу.
Да и мало кому реально удается осознать размеры Солнца, дарующего нам жизнь. Согревающего своим теплом океан, в котором симпатичная и совсем юная девушка с мокрыми вьющимися волосами в оранжевом купальнике плещется в волнах и однозначно осознает себя счастливой, ибо мечтала об этом всю жизнь. Она обязательно вернется сюда в следующем году, ведь тут такие добрые и приветливые люди, чистый пляж и великолепные пальмы. А может быть, она съездит на другой курорт в другой стране. Тот, который советовала подружка, потому что там такие добрые и приветливые люди, чистый пляж и великолепные пальмы. Если, конечно, они с Витей не захотят завести ребенка. Пора бы уже захотеть, а то вроде они счастливы, но чего-то не хватает.
По странному стечению обстоятельств точно такого же цвета и фасона купальник, только из более экологичных и полностью перерабатываемых материалов, распечатанный на гардеробной машине последней модели, еле-еле прикрывает сейчас прелести другой девушки, купающейся в том же самом месте. Только уже в совершенно другом океане и в совершенно другом столетии. Она не читала этот рассказ и даже не планирует.
А вот ее другу, читающему эти строки, пришла в голову мысль, что мода циклична, а технологии, позволяющие загрузить вечером в отсек для переработки у гардеробной машины использованную одежду, а утром получить новую, чистую, непомятую и даже еще немного теплую, появились совсем недавно. Кстати, за отдельную плату в машину встраивается ароматизатор, и можно выбирать новый аромат каждый день.
А ведь циклична не только мода.
Циклично все. Все на свете как стрелки у часов. Ночь сменяет день и наоборот. Каждый месяц большой и круглый лунный диск идет на убыль, но не исчезает, а снова растет, пока не округлится. Каждую весну на деревьях появляются новые листья, и после каждой зимы снова наступает весна. Каждые сто лет рождается гений, переворачивающий мировоззрение целых поколений. Жаль только, что слишком долго избавлялись от плохой привычки таких людей сжигать как неверных и инакомыслящих. Однако лучше от этого гениям не стало. Сейчас люди придумывают все новые, все более изощренные способы заткнуть таковых выскочек за пояс. Подрезать этим зазнайкам крылышки, чтобы не выделялись из общей массы и не заставляли других людей чувствовать себя ущербными.
