Светочка даже умудрилась потихоньку на платное обучение накопить: понимала, что бюджетный вариант Зоя не потянет, баллов не хватит.

Документы на поступление подали в престижный областной институт. Факультет Зоя сама выбрала – юриспруденция.

Света в современных веяниях не смыслила: дочке хорошо, значит, ей тоже.

Деньги на житьё бытьё и продукты привозила в общежитие по два раза за месяц.

Училась Зоя неплохо: зачёты, лабораторные работы, экзамены – всё вовремя сдавала.

Влюблялась как все в этом сладком романтическом возрасте, но себя блюла.

Получила диплом. Удачно нашла работу. Можно выдохнуть: жизнь удалась.

Света было о себе, о любви, о личной жизни задумалась. Сорок лет – не возраст, чтобы крест на себе ставить. Мужчины интерес постоянно проявляют.

Сергей Степанович, вдовец бездетный, начальник непосредственный, не раз с предложением перевести производственные отношения на интимные рельсы подкатывал. Что-то про симпатию, про аппетит, про здоровье и земные радости намекал, уверял, что имеет серьёзные намерения.

– Почему бы нет, – рассуждала Светлана, вспомнившая под влиянием сладких речей о предназначении женственности, о том, что никогда не поздно…

В выходные она медитировала, представляя себя рядом с мужчиной, красочно воспроизводила во внутреннем театре, где была режиссёром и зрителем одновременно, пикантные моменты, о которых давно не вспоминала с ностальгическим наслаждением.

Иллюстрированное путешествие в молодость было приятным, настолько, что Света снова почувствовала желание быть женщиной.

Сергей Степанович нисколько не хуже других. Спокойный, рассудительный, интеллигентный. Стоит попробовать. За погляд, как говорится, денег не берут; бить, тоже не станут.

Дивные мысли прервал нетерпеливый звонок в дверь.

На пороге стояла дочь с грудничком на руках.

– Спишь что ли? Звоню, звоню, – раздражённо буркнула Зоя, – али не рада?

– Чьё дитя?

– Папаша кто, хочешь знать?

– И мамаша тоже.

– Не те вопросы задаёшь, мамочка. Рожала я… а растить… растить, извини, тебе. Мне сейчас никак. Шеф чёрную метку прислал, последнее, так сказать, китайское предупреждение. Или-или. Разве такой судьбы ты мамочка для своей любимицы желала? У тебя опыт, времени вагон… и вообще. Деньги вам присылать буду. Ну…

– Не нукай, не запрягла. Может я замуж собралась. Пожить на старости хочется, к мужскому плечу прислониться. Почему ты такой эгоисткой выросла?

– Ага, мамочка, давай, убей дочурку отказом. Не ты ли меня такой воспитала? Я же ангелочка своего не навсегда привезла, погостить. Налажу карьеру, тогда…

– Да-да, пять минут, всего пять минут. Знаешь, как подобных родительниц называют? Ку-куш-ка. Стыдно должно быть.

– Какие пять минут, мать? Лет пять, не меньше, быстрее не управлюсь. Ты же моя мамочка, Ирочкина бабушка. Мы же семья. Жить будете как в сказочном королевстве. Ты сколько зарабатываешь?

– Тебе ли не знать, сколько?

– Вот! Две такие заплаты высылать буду. Е-же-ме-сяч-но. Ма-а-а… я же люблю вас…

– Нет! Однажды дала слабину, теперь плоды пожинаю.

– О чём ты, ма, какие плоды. Смотри, какая Иришка прелесть: ягода малина с льняными глазками.

Светлана напряжённо вглядывалась в лицо дочери, пыталась отыскать в бессовестных глазах искорку сомнения.

Зою ничто не терзало, не мучило. Она была откровенно уверена, что пансион ребёнка у бабушки – вопрос решённый.

Истерика у Светы началась неожиданно. Слёзы лились водопадом.

Незадачливая бабушка закрылась в ванной, рыдала до тех пор, пока не свело судорогой горло.

Зойка стучала в дверь, требовала отворить, сетовала на то, что опоздает на поезд, потом притихла.

Угнетающие психику мысли до отказа заполнили черепную коробку, внутренняя молотилка взбивала их подобием миксера, пока не перемешала в однородную, совершенно бессмысленную массу.

Голова гудела, раскалывалась от боли, тело предательски дрожало.

В ванной было холодно, неуютно. Что толку сидеть и страдать? Нужно что-то решать.

Светлана отворила запор, выглянула наружу.

Тишина. Зои нигде не было.

Голенькая, описанная с ног до головы Иришка, со всех сторон окружённая подушками, угукала, весело разгребая воздух руками и ногами.

На столе лежала стопка американских купюр, файл с документами ребёнка, нотариальная доверенность и записка – “Я тебя люблю! Ты – лучшая мама на свете. Береги Иришку.”

Ниже был написан номер телефона.

Светлана смотрела на малютку, не в силах осмыслить ситуацию.

– Видно на роду написано, что самые важные решения принимает кто угодно, только не я сама. Извини, Сергей Степанович, не судьба. Любовь откладывается… на пять бесконечных минут.

– Завтра… да, завтра обязательно буду счастливой. Обязательно-о-о-о! Буду-у-у! Назло всем буду. И ему тоже. Генке паразиту назло, Марату, Валентине Петровне, мамке: всем-всем-всем, – с протяжным завыванием скулила про себя Ниночка Шпякина, неловко семеня на высоченных каблуках вдоль автостоянки магазина низких цен с двумя пакетами красного вина неизвестного происхождения и кусочком дешёвого сыра, с помощью чего собиралась лечить душевную боль.

– Намою вагон бабла, открою агентство в центре, найму холёный, вымуштрованный офисный планктон: пусть таскают лично для меня горячие каштаны из обжигающего пламени капитализма. А я… я буду гонять их, как сидоровых коз и требовать, требовать, требовать. Пусть уважают.

– Генку возьму в свою фирму курьером. Нет, перебьётся, охранником. Буду сидеть перед ним в эксклюзивном наряде от Армани, коллекционных колготах от Вулфорд, в дорогущих как шикарная жизнь лабутенах… пусть глаза у паразита на лоб повылазят, пусть до конца жалких дней страдает, что упустил из рук настоящую мечту, фату моргану. Я себе такого мальчика отхвачу, такого, такого… закачаешься. За что мне столько несчастий!

Ниночка жила в современном городе, агрессивно наполненном характерными маркерами процветания и благополучия, в городе, дребезжащем от вибраций кричащей, показной роскоши; в городе, сосредоточенном на избыточном потреблении с чрезмерно напряжённым ритмом, где нет, и не может быть места старым, бедным, больным и несчастным.

Девушка лезла вон из кожи, пытаясь добиться в жизни хоть чего-нибудь, но неудачников, бездарных авантюристов, несостоявшихся миллионеров и озлобленных унизительной несправедливостью проходимцев здесь было большинство, что рождало немыслимую конкуренцию, доминировать в которой могли лишь свирепые кровожадные хищники, беспринципные приспособленцы и паразиты с всесильной протекцией.

В серой толпе вечно спешащих прохожих разглядеть проигравших последнюю ставку в казино капризных судеб довольно сложно, но если присмотреться…

Ниночка выглядела по современным молодёжным меркам не шикарно, но вполне респектабельно, тем более что фигурка у неё была скульптурная, точёная, удачно декорированная природными достоинствами и цветущей свежей весенней молодостью, добавляющей облику очарования соблазнительно-чувственной, штучной женственности.

Броский наряд, правда, был приобретён не в престижном бутике, как и косметика, причёску и маникюр делала подружка, но разглядеть фальшивые признаки принадлежности к преуспевающему классу, не зная истинного происхождения этих символов, могли разве что знатоки.

Работала девушка офисным менеджером в заштатной торговой кампании, где никто не мог укорениться по непонятным причинам.

Выпускники колледжей приходили, соглашались на конкурсные условия, месяца два без выходных корпели в тесных кабинетах, после чего увольнялись, так и не завершив победно испытательный срок: без утешительного приза, даже без выходного пособия.

Ниночка не была исключением.

До заветного зачисления в штат оставались считанные дни, но претендентов на “волшебную вакансию” было больше, чем мух на приклеенных к потолку липучках.