На четвертый день на допрос вызвали наконец и Туранова. Протокол допроса никто не писал. Туранову просто объяснили, что принадлежавшая ему квартира очень нужна более заслуженному, чем он, человеку – герою революции. В том случае если он добровольно подарит квартиру герою, а также отдаст советской власти все ценности, тогда к нему, «возможно, не применят мер социальной защиты», предусмотренных Уголовным кодексом против лиц, нанесших своей буржуазной деятельностью ущерб советскому государству.
Василий Туранов знал, что наказания, которые могли применяться к «героям НЭПа» в качестве так называемой «социальной защиты», предусматривали как исключительную меру смертную казнь или максимальный срок – до 10 лет лишения свободы. Да и психологическая обработка за время ареста, безусловно, дала свои результаты. И он подписал документы на «добровольное» дарение своей квартиры, отдал сбережения и ценности. Его действительно отпустили, и он устроился каменщиком, проработал в этой профессии целых пять спокойных лет.
Однако в 1934 году его вновь арестовывают по фиктивному обвинению в незаконной деятельности, несмотря на то что он заключал вполне легальные договоры на строительные работы. Присудили восемь лет заключения, отправив в один из самых страшных лагерей на Колыме. А через некоторое время он еще угодил и в штрафную зону.
На десятый день работ в штрафной зоне Василий почувствовал, что умирает. Спасло его чудо. Уголовники на основной зоне зарубили топором на лесозаготовках счетовода-заключенного, приехавшего производить замеры норм выработки. Срочно потребовался новый человек, способный выполнять функции счетовода. Главный счетовод знал о математических способностях Туранова и настоял на том, чтобы его вернули на обычную зону счетоводом.
Удача, которая сопутствовала Туранову той зимой 1942 года, на этом не закончилась. Чудом явилось также то, что за подготовку побега ему не дали дополнительного срока заключения. По какой причине это произошло, очевидно, уже навсегда останется неизвестным. Сам он полагал, что от нового срока спасла его слишком явная неправдоподобность версии лагерного начальства. Все знали, что сбежать с Колымы, тем более в зимнее время, может только сумасшедший. Побегов было много, но почти все неудачные. Колымские лагеря находились в суровом полярном краю, в тысячах километров глухой тайги от жилых мест. Да и до освобождения Туранову оставалось всего шесть месяцев, и так рисковать для любого нормального человека выглядело, мягко говоря, глупостью.
Но на свободе Туранов оставался всего четыре года. В 1946 году его снова арестовали по сфабрикованному обвинению по «хозяйственной» статье Уголовного кодекса. На этот раз дали 5 лет, которые он отбывал в Казахстане, в районе Караганды. Из бесед со следователем Василий пришел к выводу, что советская власть навсегда включила его в зону своего особого внимания и никогда не прекратит преследовать, потому что он – недобитый «герой капиталистического труда», носитель вредоносной буржуазной идеологии.
Поддерживая контакты со знакомыми бывшими нэпманами, которые, как и он, превратились после 1929 года в изгоев, он все чаще убеждался в том, что борьба с «недобитыми капиталистами» в СССР носит планомерный характер и ведется на уничтожение выживших. Бывших предпринимателей периодически сажали в тюрьмы по любой подходящей или не очень статье Уголовного кодекса.
Учитывая сложившуюся ситуацию, Туранов после второго ареста в 1946 году поставил перед собой задачу навсегда исчезнуть из поля зрения советских органов. Сделать это было непросто, особенно человеку, находящемуся в заключении в лагере под Карагандой. Но он заставил жену продать драгоценности, которые все же удалось спрятать в 1929 году от бдительных чекистов, и путем подкупа сумел организовать передачу денег с воли ему в лагерь, удачно дал взятку лагерному начальству, и оно назначило Туранова весовщиком, ответственным за взвешивание отгружаемых овощей с лагерных огородов.
Василий Туранов имел очевидный предпринимательский талант и очень хорошо считал. Эти качества позволили ему быстро наладить такую систему регулирования весов, что у него оставался незарегистрированный левый товар, который продавался на свободе вольнонаемными работниками, перевозившими сельскохозяйственную продукцию. Выручка делилась между всеми участниками «предприятия» и шла на дальнейшее коррумпирование нескольких надзирателей и двух сотрудников лагерной администрации.
Система работала настолько исправно, что за лагерные годы под Карагандой Туранов накопил очень большую сумму денег. Он купил добротно сделанные фальшивые документы. Денег хватило и на то, чтобы два сотрудника лагерной администрации согласились пойти на преступление, которое было для них смертельно опасным: согласились не только выкрасть из особой части его личное дело, но и помочь Туранову бежать.
Планировалось, что его пошлют в качестве грузчика на вокзал, там он попросится в туалет, из туалета через окно выберется на улицу и запрыгнет в первый проходящий поезд. Строя план побега, Василий и его тюремщики-сообщники рассчитывали прежде всего на то, что, не обнаружив личного дела сбежавшего зэка в тюремной картотеке, комендант тюрьмы испугается докладывать руководству о скандальной пропаже документа и предпочтет списать Туранова как умершего от болезни или как подстреленного при побеге.
Василий Туранов
В то солнечное и морозное декабрьское утро 1950 года сначала все проходило по плану. Личное дело заключенного Туранова лежало у него в кармане ватника, его действительно взяли грузчиком на автомашину, направлявшуюся с овощами на станцию.
И вдруг нелепый случай чуть не спутал все планы. Во время погрузки на территории тюремного лагеря один из ящиков соскальзывает с борта машины и ударяет Василия по голове в тот момент, когда он наклонился. Он мгновенно теряет сознание, а второй грузчик и охранник наклоняются над ним, пытаясь расстегнуть и снять с него ватник, чтобы дать организму больше воздуха. А в одном внутреннем кармане у него лежит личное дело заключенного, в другом – заработанные неправедным трудом деньги и фальшивые документы. Но и на этот раз судьба Василия хранила: охранник не успел расстегнуть ватник, в последний момент он пришел в сознание, передохнул несколько минут и продолжил погрузку. Побег удался, после него Туранов жил по поддельным документам под чужой фамилией 12 лет.
Но в 1962 году в Москве удача от него отвернулась: его случайно узнал один из его давних недругов и сдал ближайшему милиционеру.
Следователь с недоумением спросил: «Как тебе удалось выкрасть личное дело из абсолютно секретной оперативной картотеки лагеря?» И получил ответ: «Гражданин следователь, неужели органы правопорядка в Советском Союзе так ослабли, что скромный заключенный может что-то украсть из секретной картотеки?»
Следователь улыбнулся и сказал, что, как он надеется, органы правопорядка и правосудия еще продемонстрируют Туранову, что они не совсем ослабли. И действительно, личность Туранова установили с помощью многочисленных опознаний и в третий и последний раз осудили «за использование заведомо подложного документа».
Вот таким удивительным родственником обзавелся Николай Морозов в 1940 году.
Тамара Петровна Морозова рассказывала мне, как в их квартире часто собирались однокурсники сына Николая Петровича, Владимира, студента экономического факультета МГИМО, часто спорили на профессиональные темы и не могли прийти к какому-то оптимальному решению. Дед, Василий Васильевич Туранов, к тому времени отбывший свой последний срок, сидя в сторонке, с интересом их слушал, а потом вдруг, к их полному удивлению и восхищению, выдавал им абсолютно верное решение задачи, проблемы, и в свои 90 с лишним лет оставаясь коммерсантом высокого полета.
А Николай Морозов при внешнем равнодушии к судьбе тестя все же постоянно интересовался его делами, приключениями и, видимо, что-то наматывал себе на ус. И может быть, даже незаметно для себя взял что-то из его арсенала на вооружение. Во всяком случае, завязывать отношения с нужными людьми он прекрасно умел.
