На этом же заседании Совета министров возник вопрос о покупке высококультурных имений с ценными помещичьими усадьбами, лесными дачами и промышленными заведениями. Несомненно, что многие усадьбы обладали более высокой земледельческой и хозяйственной культурой, чем крестьянские хозяйства. В. Н. Коковцов отметил снижение культуры землепользования при переходе благоустроенных имений в руки крестьян, а также высказал замечание Крестьянскому банку в проведении такой политики, в результате которой ценные владения продавались по заниженной цене крестьянам, в результате чего терялась культура земледелия[224].

Еще одним направлением деятельности В. Н. Коковцова в отношении сельского хозяйства являлось финансирование развития сельскохозяйственного машиностроения[225]. В сельском хозяйстве на Западе в начале XX в. стало применяться много сельскохозяйственных машин. И правительство, и царя тревожило опережающее развитие Европы. С одной десятины в Германии снимали в 4 раза больше зерновых. В России использовали на посев в 1,5 раза больше семян. Конечно, климатические условия в России были хуже, но в Черноземье можно было обеспечить конкурентный с Европой уровень сельскохозяйственной культуры. Развитие сельскохозяйственного машиностроения было объективно необходимо, поскольку ввоз машин из-за границы устойчиво превышал их производство (график 1).

График 1. Ввоз в Россию и внутреннее производство сельскохозяйственных орудий и машин в 1906–1912 гг., (млн руб.)[226].

Столыпинская аграрная реформа отвлекла с денежного рынка страны столько же средств, сколько было направлено на увеличение всех капиталов акционерных обществ, и значительно больше, чем в одну только акционированную промышленность. Аграрная реформа, при всей ее низкой эффективности и недостижимости поставленных целей, была высокозатратной по сравнению с ее результативностью.

В целом вопрос выхода из общины в 1906 г. был практически не обеспечен законодательно. Закон 9 ноября 1906 г. «О дополнении некоторых постановлений действующего закона, касающихся крестьянского землевладения и землепользования», который предоставлял крестьянам право свободного выходы из общины с укреплением наделов в личную собственность[227], был, но правил выхода не было. Помимо этого, были утеряны книги по сельскому податному счетоводству, и поэтому многие члены общины не знали, сколько еще они должны были внести за свой выход из общины. Недостатком законодательства являлось отсутствие правил, обеспечивающих исполнение требований о выделе и устанавливающих порядок этого выдела[228]. Так или иначе, но закон проводился по 87 статье Основных законов. В. Н. Коковцов был против такого проведения. В основном это трактуется как несогласие В. Н. Коковцова с реформами П. А. Столыпина[229]. М. В. Зайцев не интерпретирует этот факт, считая, что это нужно делать, имея более точные данные[230]. На наш взгляд, аграрная сфера была одним из краеугольных камней в российской модернизации, поэтому вопрос о том, разделял ли В. Н. Коковцов реформу общины, имеет большое значение. Можно предположить, что В. Н. Коковцов, понимая, что община не способствует появлению частного собственника в России, тем не менее, был вынужден ограничивать его появление. Внешние обязательства по займам и устойчивость финансовой системы, российской валюты определяли однозначно его поведение. Он, в силу своего положения, и в силу законодательства, не имел права свободно раздавать денежные средства в обеспечение рискованных, интуитивного и необоснованного характера, проектов. Внесметные расходы итак переходили опасную черту, вымогательства царского двора на содержание, а также военные и военно-морские амбиции, постоянно увеличивали суммы внешней задолженности и текущих расходов. Со временем к этому добавились расходы на финансовую поддержку партий, и их избирательные кампании. Как министр финансов, он должен был сохранять и направлять денежные средства в пределах установленных росписей и смет. Напряжение производительных сил страны достигло своего конечного предела и постепенно оно переходило за границу неповиновения, так как люди были лишены источников для поддержания своих жизненных сил. Вынести однозначную оценку деятельности В. Н. Коковцова и о правильности его поведения как политического деятеля здесь невозможно, поскольку его можно оценить только по его полномочиям как министра финансов за его счетные ошибки, которые В. Н. Коковцов по существу и не совершал.

В решении аграрных отношений и вопросов в ведении министра финансов В. Н. Коковцова были Крестьянский земельный банк и Дворянский поземельный банки, задачей которых с 1895 г. была покупка за счет собственных резервов земель, выставляемых на продажу помещиками, после чего земли ссужались или продавались крестьянам.

6 октября 1906 г. по инициативе В. Н. Коковцова А. В. Кривошеин был назначен заведующим Дворянским земельным и Крестьянским поземельным банками вместе с должностью товарища министра финансов[231]. С этого времени начинается его более активная исполнительная роль в проведении аграрной реформы. Была значительно расширена компетенция Крестьянского банка как главного инструмента государственной земельной политики в области увеличения крестьянского землевладения и его рентабельности.

В начале XX в. в обществе звучали мысли о том, что Крестьянский банк, во-первых, «должен покупать землю на свой собственный счет, где только представляется к тому случай, во-вторых, передавать землю исключительно наиболее нуждающимся в ней крестьянами, и, в третьих, передавать ее без всяких доплат со стороны крестьян на долголетний выкуп. Для этой операции Крестьянскому банку должен быть открыт самый широкий государственный кредит»[232]. К этим соображениям находились подтверждения и в жизни. Сам В. Н. Коковцов предложил такую мысль П. А. Столыпину и А. В. Кривошеину: в условиях крестьянских погромов предложение помещичьей земли к продаже увеличилось, а спроса не было. Банку не оставалось ничего другого, как покупать земли на свой счет до их последующей продажи. Однако, признавая логичность таких мыслей, В. Н. Коковцов обращал внимание, что продавцы ждут расчета наличностью, а наличности на внутреннем рынке в 1910 и 1911 гг. не было в достаточном количестве. Закладные листы Крестьянского банка на рынке не пользовались спросом. Когда П. А. Столыпин и А. В. Кривошеин попытались сподвигнуть Коковцова «нажать» на частные банки, он, аппеллируя ко мнению государственного контролера Шванебаха, дал понять, что и там наличности не достает[233].

Позже В. Н. Коковцов выдвинул инициативу, согласно которой на рынок выпустили не продаваемые на бирже и не котируемые на ней свидетельства именной записи с несколько повышенной по сравнению с закладными листами доходностью. Эти бумаги давали возможность землевладельцам, желающим продать свои земли Крестьянскому банку срочно, получить этот вид облигаций взамен. Бумаги стали объектом спекуляции на внутреннем рынке – появился особый вид дельцов, которые по мере выхода бумаг, постепенно снизили цену на них до 60 %. В результате помещики потеряли 40 % стоимости земли, в чем позже обвиняли Коковцова. Но когда биржа окрепла и кассы снова стали получать приток наличности, он прекратил выпуск этих ценных бумаг[234].