Ну а пока я наблюдала за ловкими пальцами Сергея, которые порхали по клавишам, за лицом, которое из строгого сделалось одушевлённым, живым. Было видно, как он пропускает через себя музыку, которая наполняет его если не счастьем, то вдохновением.

Своей очереди мне пришлось ждать целый час. Но, наконец, я будто бы нечаянно встретилась глазами с генералом и он вспомнил обо мне.

– Вера Павловна, не хотели бы Вы нас порадовать своей игрой? – Александр, сидевший рядом с хозяином дома тоже оживился.

– Да-да, Вера Павловна, Вы же обещали. – Не помнила, чтобы давала таких обещаний, но лишь одарила мужчин улыбкой, именно что одарила, чуть приподняв подбородок и прошла к инструменту. Настало время эпатировать.

Я спустила шаль вниз, открывая на обозрение своё новое платье. Кто-то из дам, скорее всего, Наталья Юрьевна, ахнул. Во-первых, вопреки моде, оно было не белым. Другой его особенностью были рукава. Поверх рукавов-буфов шёл как бы второй уровень платье из лёгкого, переливающегося золотом газа. Он удлинял мои рукава до самых запястий, соединялся на лифе вышивкой и спускался сзади по подолу. Столь же воздушная причёска с заморской заколкой, которую подарил мне поручик, придавало моему образу некой сказочности. Что мне напоминало немного эльфов из классических фэнтезийных произведений, а присутствующим, верно, какую-нибудь фею.

Буквально чувствуя на своей спине взгляды всех собравшихся, я села за клавесин. Внутри меня росла волнительная дрожь. Теперь было главное — не ошибиться, сыграть всё идеально. И так, чтобы это отпечаталось в памяти собравшихся, чтобы об этом захотелось говорить.

Я прикрыла глаза на секунду, представляя, что я играю не для императора, не для гостей. А для маленькой Евдокии и Алексея, для которых я была Сказочницей, рассказывавшей свои историю через музыку.

Произведение я выбрала из того же «Пер Гюнта», решив закрепить эффект. Только на этот раз не легковесную «Анитру», что хорошо бы подошла под выбранный мой образ, но почти наверняка смазалась в памяти зрителей, а любимое многими поколениями «В пещере горного короля», которое никого ещё не оставило равнодушным.

Мелодия начиналась тихо, и я бы даже сказала примитивно. Сложность сюиты была не столько в технике, сколько в тонком ощущении настроения. Один и тот же мотив повторялся снова и снова, гипнотизируя. С каждым новым витком он оживал, начинал дышать, становился громче, пока, в конце концов, не пускался в дьявольскую скачку. Гномы прыгали возле своего короля, восславляя его и своё превосходство. Вокруг них вихрилась каменная пыль, трещали факелы, первобытная сила требовала выхода. Я едва успевала прожимать клавиши, чтобы перепорхнуть пальцами на другую октаву. Снова, и снова, и снова… Пока мелодия не оборвалась на решительном, громком аккорде. Даже в ушах заложило от того, как чувствительно отозвался инструмент, зазвенел всей своей утробой.

Я медленно убрала пальцы с клавиш, чувствуя, как последний звон от струн отражается эхом от стен зала, делая тишину буквально звенящей. Встала, поворачиваясь к своим зрителям.

– Браво! – Первым неожиданно зааплодировал Сергей. За ним император и остальные.

– Браво, Вера Павловна!

– Восхитительно!

Я не могла сдержать довольной улыбки, пряча за спиной дрожащие руки.

После вечера хозяйка пригласила всех в одну из столовых дворца, что именовали зелёной по цвету стен и мебели. Некоторые из гостей отбыли, но многие остались. Толстая хотела посадить меня на самый край, подальше от императора, но неожиданно сам Александр настоял на том, чтобы я села поближе. Таким образом, я оказалась соседкой по столу с графом Голицыным и Салтыковым.

– …о, Мария Алексеевна, это очень занятно! Дело в том, что Иван Фёдорович готовится возглавить Кругосветное путешествие. – Император говорил об этом с какой-то особенной любовью. Однако Крузенштерн не очень был рад такому повышенному вниманию.

– Иван Фёдорович, а Вы не боитесь того, что земля плоская? – Генеральша похлопала своими маленькими глазками. – Что же Вы будете делать, когда достигните края?

– Дело в том, мадам, что Земля круглая, именно поэтому путешествие кругосветное. Мы выйдем из Кронштадта и сюда же вернёмся, дай бог через год или два. – Терпеливо пояснил мужчина, проведя линию на воображаемом глобусе. Краем глаза я заметила, как Голицын закатил глаза и едва удержалась от смеха.

– Им предстоит повстречаться с народами, с коими раньше мы не имели никаких сношений. Быть может, дикарями, каковы по сей день поклоняются идолам. – Вставил Александр, которого вся эта ситуация крайне забавляла.

– Свят свят! – Перекрестилась Толстая. – Прошу Вас, Ваше Величество, избавьте меня от этих бесед за столом!

Постепенно разговор, как это часто бывает в компании мужчин, перетёк в политику. Обсуждали то, что было у всех на устах в эти года – Францию и одиозную фигуру пока ещё консула Наполеона. Я уже краем уха слышала эти разговоры в зале.

– Вся Европа приглядывается к нему. После потрясений, которые пережила Франция несколько лет назад им необходима стабильность. – Сергей старался сдерживать свои эмоции, но было видно, как ему хочется выразиться более резко. Император в ответ лишь пожимал плечом и улыбался, пригубив свой ликёр.

– Для консула у него слишком непомерные аппетиты, больше подходящие такой державе, как Англия, коя может диктовать свои условия. – Тихо, но твёрдо ответила я. – Не пройдёт и года, он из консула превратится в короля.

За столом воцарилась буквально мёртвая тишина. Лишь с другого конца слышался негромкий разговор и перезвон бокалов. Но скоро и там затихло. На меня смотрели все. Вот чёрт! Язык мой, враг мой! Но как здесь было промолчать? Если бы кто-то в 1803 году знал, к чему приведёт заигрывание Наполеона с властью, которая ему досталась… Да, прав мой научный руководитель, куда мне крупные и серьёзные проекты. Я же всю историю перепишу, а старшим коллегам потом разгребай.

Император пристально меня осматривал, но понять, что он думает на самом деле, было невозможно.

– Скажите, Вера Павловна, чьи же сюиты Вы нынче нам играли? – Послышался мягкий голос слева от меня. Голицын в буквальном смысле слова спасал меня, переводя разговор с острой темы. В это мгновение я была ему бесконечно благодарна. А столовая будто снова ожила, донеслись шепотки, прислуга начала разносить горячее.

– Мои. – Я скромно опустила глаза в тарелку, которая как раз приземлилась передо мной с куском рыбы в подливе. Да простит меня Эдвард Григ!

– Нет слов! – Вздохнул Александр Павлович, кажется, вполне искренне. – Вам надо развивать свой талант! Пётр Александрович, Вы хотели скрыть от нас эдакий бриллиант? – Император погрозил генерал-губернатору пальцем. – Сможете ли Вы обеспечить нашей талантливой музе условия? Ей необходимо много заниматься.

– Невозможно, Ваше Величество. – Слово взяла генеральша. – Вы верно знаете, маленьким детям надобно как можно больше спать, а звук клавесина день и ночь не пойдёт им на пользу.

Я стрельнула глазами в сторону генеральши. Всё, теперь жить она мне не даст. Но я знала на что шла…

– Да, Вы правы. Дети – самое ценное, что у нас есть. – При этих словах на лице императора мелькнула смутная тень печали. Но он живо нашёлся. – Ох, я знаю. Сергей Александрович, дозволите учиться у Вас Вере Павловне?

– Ваше Величество… – Голицын в ответ нахмурился, уже собирался заспорить.

– Между прочим, граф очень привечает дарования. Например, ныне у него живёт молодой человек, чрезвычайно увлекается естественными науками и делает огромные успехи. – Упомянутый граф хмурился ещё больше. Еему эта идея не была по душе совершенно, и он уже пожалел, что избавил меня от гнева государя. – Сыщется у Вас клавесин?

– Конечно, но…

– Решено! – Александр Павлович вновь не дал Сергею договорить. – Пётр Александрович, отпустите племянницу заниматься у графа?

– Ваше Величество. – Сергей Александрович повысил голос, и тот приобрёл грозные нотки. Ого, какой тон в разговоре с императором! – Как насчёт моей просьбы?